Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
– Лежать, шалава! – махнул пистолетом Ломов.
– Ой-я, – заскулила деваха и обреченно закивала.
Оперативники ворвались в комнату. На столе валялись запечатанные бутылки с водкой и разбитая посуда. Стулья перевернуты. В углу стонал недобитый экспедитор. Окна помещения выходили на обе стороны.
На улице шумно зарычал мотор. Васин кинулся к окну и увидел, как с места, резко набирая скорость, рванула полуторка. Из ее кузова во все стороны, отпугивая обошедших дом оперативников, отчаянно палил бандит.
Ломов
– Вот же черт! – Ломов перевел дыхание. – Ушли!
– Надо машину перехватить! – В висках Васина стучала кровь, по телу катилась горячая волна, дыхание сбивалось.
– Не успеем! Они через мост сейчас. А там ищи ветра в поле. – Ломов устало прислонился к стене, беспомощно опустив руку с бесполезным пистолетом. – Вот невезуха нам с этим Копачом! В руках же был!
– Цыганская магия! – восстанавливая дыхание, попытался пошутить Васин, хотя обстоятельства к шуткам не располагали.
– Ничего. Магия угрозыска посильнее будет. Все равно возьмем тварей! – пообещал Ломов…
Глава 37
Везет же некоторым. Рикошетом пуля пробила Жиганову бедро. Да еще Копач послал в него две пули – одна только оцарапала шею, зато вторая прошила брюхо так, что кровь хлестала, как из кабанчика. Но ни одна не задела жизненно важных органов. Так что уже через день врачи разрешили его допросить.
Жиганов был арестован. Теперь он пребывал в специальном отделении областной больницы, как раз для таких, как он, недобитых. Даже палату ему от щедрот выделили отдельную. Но не для того, чтобы никто его не тревожил, а чтобы не молол языком лишнего, терзая соседей рассказами о своей незавидной судьбинушке.
Ломов с Васиным пришли к нему, заручившись справкой, что пациент чувствует себя нормально и его вполне можно допрашивать, хотя и без излишеств.
– Разговор у нас долгий, – пояснил Ломов, присаживаясь на табуретку напротив экспедитора. – Для начала вопрос: откуда ты знаешь Копача?
– Не знаю я никакого Копача! – вполне бодро для трижды продырявленного воскликнул Жиганов.
– Значит, толку с тебя никакого. Порфирий Николаевич, – обернулся Ломов к стоявшему у дверей Васину, – будьте любезны, положите ему на голову подушку.
– Что?! – взвизгнул Жиганов.
– Лечить тебя, кормить. Потом судить… Сам помер – и все. С бандитами нынче разговор короткий, – поведал доверительно Ломов. – Надоели вы трудовому народу.
Экспедитор оторопел, не веря своим ушам и не понимая, как ему относиться к услышанному.
Васин, подыгрывая в этом «спектакле» – такие они не раз устраивали на пару с учителем и понимали друг друга с полуслова, – деловито
– Знаю! – завопил Жиганов отчаянно. – Он из закарпатских цыган! Мой дальний родственник!
– До сих пор в Закарпатье живет? – поинтересовался Ломов.
– Да кто его знает, голь перекатную! Всю цыганскую родню по материнской линии по всему СССР разбросало! Где были в кочевье, туда и усаживали. Паспорта давали. Так что, – экспедитор махнул руками. – Весь Советский Союз. Ищите! Если бы мог, помог. Он мне больше не родня! Он меня из своего поганого револьвера застрелить хотел!
Начав говорить, экспедитор не остановился, пока не сообщил весь расклад, а заодно и свои противоречивые чувства. Заявился к нему Копач три года назад. До этого Жиганов его никогда не видел. Представился дальним родственником, сослался на троюродного дядьку. Побазарили за жизнь. А так как доблестный работник Потребкооперации сильно охоч до денег, то с готовностью согласился на плевое дельце, за которое обещали неплохо заплатить. Нужно было перепродать кое-какие вещички. И выправить кое-какие документы. С тех пор экспедитор стал членом шайки Копача.
Жиганов с гордостью рассказывал, как ловко приспособился тащить бланки и ставить печати в родной конторе. Какие хитрости для этого придумывал. И что перепадало ему за это неплохо – уж в чем в чем, а в скупости Копача не упрекнешь.
– Как Копача зовут? – спросил Ломов. – Фамилия?
– А черт его знает. То ли Михай. То ли Маркус. Вы же знать должны – у цыган свое цыганское имя да еще по три-четыре имени и фамилии для общего употребления. А какое верное – они и сами не знают!
– Ты зачем Сашка на «малину» потащил? – поинтересовался Ломов в конце разговора.
– Дурак потому что. Он сказал, что от Копача и что они старые кореша. А я же знаю, что Копач в городе. И сам к нему следующим вечером собирался, по-родственному. Ну, вот и подумал – устрою им неожиданную встречу. Нежданная радость будет, – по-доброму улыбнулся Жиганов.
– Ты и правда дурак, – согласился Ломов. – Просто всем дуракам дурак.
– Ну так кто же знал…
– Едва не погиб сам и человека чуть не угробил.
– Эх. И лежу вот тут весь израненный, каюсь в чужих грехах.
– В своих, Жиганов, только в своих.
Когда они вышли из больничной палаты, Ломов сказал:
– Этот слизняк вряд ли нам еще что-то ценное сообщит. Все, что знал, сказал.
– Эка вы с подушкой-то удумали, шеф, – хмыкнул Васин.
– Старый трюк. Еще в войну им пользовались. Действует безотказно. Человек на больничной койке панически боится быть задушенным подушкой. И предпочитает расколоться. Загадка для психологов.
– И что, правда давили? – насторожился Васин, который все никак не мог осознать, какую же жестокую школу прошел его учитель.