Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Он аж похолодел от одной мысли, что может случиться.
«Не, ну Герман, конечно, мужик здравомыслящий, но кто его знает? Если на человека, да еще с контузией, напрыгнуть, да прилюдно… так, отставить. Как это Сорокин говорит: будет труп – будут и понятые, а пока эта… ох, спать охота».
После тети-Любиного чаю и разговоров, а более того – переживаний с беготней, нещадно клонило в сон. Как раз минут двадцать есть – вот и займемся…
Фронтовая привычка засыпать и просыпаться вовремя на этот раз сыграла дурную шутку, то есть не сработала абсолютно. К тому же и Ольга на
Добравшись наконец до своей платформы, путники нос к носу столкнулись с красным и злым Пожарским.
– О, на ловца и зверь бежит, – отдуваясь, констатировал Акимов. – Салют, Николай. Ты-то мне и нужен…
– И вы мне очень как нужны, – угрюмо сообщил Колька, постукивая ботинком о ботинок, избегая смотреть на Олю. Та фыркнула, отвернулась и задрала нос. – Я битый час в отделении просидел, потом выставили. Остапчук сказал, вы звонили, сказали, на последней прибудете, я и побежал.
– Трогательно, – признал Сергей. – Для полноты картины цветов не хватает.
– Вот вы все шутите да на электричках разъезжаете, а там, к вашему сведению, Череп шляется, – зло выдал Колька.
После физических упражнений в виде прыжков по шпалам Сергей соображал плохо, но все-таки соображал:
– Где? Быстро.
– Тир в Сокольниках. Заведующим он там.
– Откуда знаешь?
– Сам видел. А с ним… – Колька не закончил, искоса глянув на Олю.
Ветхий торопыга-Акимов запрыгал, как овца: скорее! Бежать, выбивать машину аль на попутках, нестись-найти-обезвредить! – но нарождающийся Акимов-следователь скомандовал: отставить. Смысла в беготне нет никакого, тем более Череп находится в опасной близости к оружию – пусть и учебному, но кто знает, нет ли у него настоящего. И если нахрапом попытаться его брать, то кто поручится за то, что он не пойдет на крайние меры: стрельба, заложники? Кто его знает, что этому кровососу на ум придет? А если «с ним», как выразился Николай, он видел еще кого-то, так это связи, дорогие товарищи!
Следовательно, как там, в инструкции народным следователям? Коли у одного нашли листовку с призывом к свержению советской власти, то должны возникать вопросы: где достал, кто печатал, где печатал; нужно глубже посмотреть вопрос, узнать, что за организация, идеи которой проводил, и тому подобное с так далее.
Связи нужны, вот что. Стало быть, нет смысла пороть горячку, а есть смысл сейчас с этими двумя мокрыми курями провести профилактическую беседу на предмет скромности в быту, этики и психологии межполовых отношений.
– Значит, так, дорогие мои, – начал Сергей внушительно, – сейчас мы с вами отправляемся провожать Ольгу, и по дороге я с вами буду вести воспитательную работу. Без возражений! Далее мы с тобой, Николай, пойдем до твоего дома, и ты мне все подробно обскажешь. Есть у меня к тебе, друг мой, парочка тем для обсуждения… насчет папахи, – подчеркнул Акимов, и Колька закрыл открытый было рот.
– Вопросы?
– А как же… – начала было Оля, и Акимов, решительно
Суть воспитательной работы свелась к систематическому бичеванию Колькиного самолюбия, неуверенности в себе и стремлению самоутвердиться за счет более слабого и зависимого женского пола. А равно и прерыванию возмущенных реплик Оли, которая с подобной постановкой вопроса была не согласна, но к дискуссии не была допущена в силу того, что Акимов приказал прекратить («Твое дело – в тряпочку молчать, и так наворотила выше крыши»).
– Охота поговорить-поспорить – сейчас с мамкой будет дискуссия, – пообещал он.
Оля сникла. Сергей сжалился и, приказав следовать за собой и не отставать, удалился на несколько метров вперед. Пусть пообщаются, самое время.
Расчет оказался верным: к тому времени, как подошли к дому Гладковой, ребята уже шли, держась за руки, и, хотя носы по-прежнему вроде бы смотрели в разные стороны, по всему было видно, что поговорили, объяснились и мечтают лишь о том, чтобы Акимов куда-нибудь делся.
«А вот не дождетесь», – злорадно подумал Сергей, изъяв Ольгу, и быстро водворил ее в родные стены. Судя по заплаканным глазам и выражению лица красавицы Веры Вячеславовны, ничего страшного деточку там не ожидает: поплачут, поцелуются да баиньки пойдут.
– Теперь с тобой, дружище, – вернулся он к Николаю.
Тот моментально опомнился, улыбка сошла с его довольного лица. «Совсем мальчишка ведь», – мелькнуло в голове Сергея, и пришлось уже себе напоминать о недопустимости распускания нюней.
– Сергей Палыч, такая ситуация: Череп заведует тиром в Сокольниках, устраивает всякие тотализаторы. И я у него… – Коля замялся. – Сергей Палыч, я у него Вакарчука видел.
– Опять ты за свое? Или… в смысле? Нашего?
– Ну да.
– Не померещилось тебе?
Колька заверил, что нет.
– Излагай подробности, – приказал лейтенант.
Они шли в сторону дома Пожарских, и Колька, собравшись с мыслями, стараясь не упустить ничего, поведал все, что слышал: про чемодан, про «вещицы», про расписки, про ссору по поводу денег… Акимов слушал и соображал. Картина вырисовывалась паскудненькая, в которую с трудом вписывалась положительная личность физрука. Которому он, по вполне понятным причинам, искренне симпатизировал.
Они давно дошли, пора бы расходиться, но какое там!
Стало быть, боевой офицер, командир разведроты и вообще герой, имеет связи с уголовником… Даже если предположить, что Вакарчук не ведает, кто такой Череп на самом деле, – допустим, что это так, – у них какие-то товарно-денежные отношения по поводу каких-то «вещиц»… причем бескорыстный Герман торгуется со старым чертом ради – и это ни много ни мало – пяти недоплаченных за что-то кусков, пеняя, мол, не брали бы, раз заплатить не можете.
«Ух ты. А сколько же получает учитель физической культуры в нашей школе, даже с учетом всех надбавок? Ну, четыре сотни, ну, четыре с половиной… Откуда вещи за такие деньги? Конечно, кроме пальто, хороших сапог и ботинок на смену у Германа-то и нет ничего. Что, тайный миллионер, распродающий батькино наследство?»