Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Был бы это кто другой, надо было бы немедленно огрызнуться, да Тамаре простительно. Непросто ей. Анька, ныне Мохова, родила и съехала к мужу, сначала в другой район, теперь аж в Киев, и уж год как не навещает.
Тенгизовна снова одна, а ей это нож острый. Надо ей о ком-то заботиться. Она и на работе дневала и ночевала, в лепешку разбивалась для чужих «деток» – многие из которых были уже с усами, и табаком от них несло, похлеще чем от взрослых. Тяжело она переживает одиночество и ненужность. Сотни дел себе находила, десятки головных болей наживала
Теперь вот такого во всех отношениях золотого человека охаивают. Прошел слушок: по итогам последней ревизии крысы-счетоводы нарыли то ли недовес, то ли пересортицу. Так что простительно Тамаре было психануть на предмет того, что криворукие «шабашники» – ребята-первокурсники – умудрились уронить пару ящиков с макаронами. Колька заметил: нечего беспокоиться, пожрут и ломаные, не фон-бароны. Но это Тамара, у нее все должно быть безупречно, как в лучших ресторанах, каждый сантиметр макаронины на надлежащем месте.
В общем, Колька лишь смиренно пообещал, что сейчас всем сделает втык, так что безобразие более не повторится. Тамара удалилась.
– Что за муха ее цапнула? – спросил удивленно один из ребят.
– Не твое это дело, – внушительно заметил Колька. – Твое дело не играть в футбол макаронами. Давайте поживее.
Он глянул на часы: надо поторопиться. Во-первых, сегодня Оля велела – кровь из носу – стеллажи колченогие подправить. Во-вторых, пора бы передать Светке давно обещанные ее подопечным, близнецам Сашке и Алешке, выточенные пугачи-пистолеты. Оружие получилось хоть на выставку. Колька для пущего эффекта натер их маслом для блеска и уложил их в ящик, в стружку. Если бы аттестаты с отличием выдавали за такие поделки! На высокоточном «хаузере» работалось с удовольствием и увлечением, вышли пистолетики просто на ять, сразу и не отличишь от настоящих револьверов. Даже барабаны Колька сделал так, чтобы они с шикарным треском вращались.
За ударную разгрузку мастер Семен Ильич пообещал отпустить пораньше, освободить от уборки производственных помещений и прочей лишней работы. Он себе новую моду взял: воспитывать не криками и замечаниями, а исключительно исподтишка, укреплением характера. Знает старик, что ненавидит Пожарский уборки – стало быть, метлу в руки – и марш-марш. Таким нехитрым образом Колька отучился открыто кукситься и тем более психовать, получая какое-нибудь кислое задание. (Хотя уборки так и не полюбил.)
Управились они с разгрузкой харчей довольно скоро, Колька, распустив бригаду, прихватил ящик с пистолетиками и помчал к школе.
Уроки уже закончились, во дворе было весело и многолюдно: и мальки, и рыбешка покрупнее домой не торопились. Кто в футбол гонял, кто прыгал, играя в классики, кто – в горелки, кто резался в настоящий морской бой в огромной луже, которая как раз кстати разлилась чуть поодаль, в тенечке.
Все тут. Разве нескольких, самых прилично одетых, бабули разобрали. Остальные никуда пока не собирались. Вот как измажутся все, наносятся – тогда и пора
Ольга вот на что взрослый солидный человек, и та вместо того, чтобы приличным образом заниматься библиотекой, расселась, болтая ногами, на оградке в компании Светки Приходько. С некоторых пор мелкая с особым рвением ударилась в добрые дела, вот и теперь присматривает за всеми разом: Сашкой и Алешкой, которых по окончании уроков надо было отвести к ним домой, к соседке тете Гале, а также заодно за Колькиной сестрицей Наташкой, которую, к слову, мама ждет не дождется домой, а она тут никак не нагуляется.
«Сейчас всех расшугаю», – решил Пожарский и тотчас, обо всем забыв, плюхнулся рядом с девчонками.
– Хочешь? – предложила Светка, протягивая надкусанный бублик.
– Не-а, сыт, – отказался он. – Как дела?
Вздохнув кротко, как старушка, которой белый свет не мил, Светка ответила:
– Живому все хорошо.
– Ну-ну, – Колька отдал ящичек. – На вот, передай поросенкам. Оля, чего там, пошли? А то хорошо бы вечером успеть в киношку.
– Точно, точно, – заторопилась Оля на словах, на деле лишь лениво пошире открыла глаза. – Побежали, побежали…
Подождав для приличия несколько мгновений, Колька потянул лентяйку за руку:
– Вставай давай, времени нет на солнце мурлыкать.
Несмотря на солидные и бесспорно ценные замечания, оказавшись наедине в библиотеке, Колька не сразу принялся за дело, а потратил некоторое время на более приятные вещи.
– Отстань, пластырь! – отбивалась Оля без особого возмущения. – Лишь бы языком болтать, только что на улице подгонял: быстрей-быстрей. А сам что?
– Права ты, Ольга, мудрейший из всех человек, – важно согласился Колька, занимая наконец руки инструментом. – Хорошенького понемножку. Показывай, где у нас с тобой не в порядке.
Оля быстро раздавала ценные указания – укрепить, выправить по высоте, устранить перекос и прочее в том же духе. Парень кивал, про себя отмечая, что очень правильно он себе выбрал именно эту девчонку: шутка ли, найти среди этих, в юбках, тех, что в состоянии внятно разъяснить и что надо, и чем недовольны. Взять самых достойных из них, ту же Царицу Тамару. Никогда толком не скажет, чем недовольна. Чуть что не по ней, надувается, как мышь на крупу, и будь любезен сам догадываться, в чем провинился.
Оля же, очертив фронт работ, с чувством выполненного долга устроилась за столом и принялась якобы трудиться, черкая пером в каталожных карточках. И попутно щебетала, позабыв о том, что только что попрекала любимого человека болтливостью.
После того как дошли-таки старшие до загса, Ольгу стало не узнать. Светится вся, радость в глазах не угасает. При всем уважении к Акимову Колька не мог себе представить, чтобы кто-то мог так радоваться его постоянному присутствию. Особенно если разберет его желание поумничать, нотации почитать.