Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Она смотрела с такой жалостью, словно не хотела его отпускать, и кольцо на безымянном пальце ее правой руки почему-то отсутствовало…
До города он добрался на автопилоте, работу проигнорировал, отправился домой, где снова спал, но уже под присмотром другой женщины.
«Странное дело, – бухтела Валентина, придирчиво осматривая его. – Не могу избавиться от мысли, что первую помощь тебе оказывала женщина – чувствуется ее рука. И это вызывает ряд вопросов… Лежи, ничего слушать не хочу, мы же не муж и жена».
Сотрудника следственного отдела, вдовца Анны Лучинской, взяли лишь утром следующего дня. Две ночи он отсиживался в какой-то берлоге, своровал сохнущую одежду и забрался в кузов грузовика, идущего в соседнюю область. Его засек бдительный сторож автобазы, позвонил в милицию. Машину заблокировали двумя мотоциклами в чистом поле. Полностью деморализованный, Лучинский не оказал сопротивления. Его доставили в следственный изолятор Ленинского района, поместили
Алексей лично допрашивал убийцу. Тот сидел на табурете – сникший, с пустыми глазами, вяло отвечал на вопросы. Капитана преследовало чувство гадливости, он не мог спокойно смотреть на этого человека. Да и вряд ли это был человек – так, подобие. Но Разин терпел, задавал вопросы, записывал показания, вел себя подчеркнуто вежливо, хотя изнемогал от желания разбить голову этого существа о батарею…
– Женщины Лучинского никогда не интересовали, – рассказывал он на следующий день собравшимся в отделе сотрудникам. Присутствовали все, кроме Варламова и студента – его врачи обещали выписать только на следующий день. – С семнадцати лет он обнаружил в себе нездоровую тягу к маленьким детям. И чем меньше – тем сильнее она была. Но приходилось соответствовать. Окончил школу, сходил в армию, учился в юридическом институте, где познакомился с Анной, которая в то время носила фамилию Коломиец. Когда та решила летом податься в пионерский лагерь, напросился с ней – дескать, не могу без тебя, буду скучать. Детей люблю – просто страсть… И был нормальным, кстати, вожатым, считался даже добреньким. Однажды ночью душа не выдержала, вооружился хлороформом, который свистнул из медпункта еще в городе, пробрался в соседний пионерский лагерь, где выкрал первого попавшегося пацана, идущего по нужде. В своем лагере гадить не собирался, чтобы не раскусили…
– Не могу представить, что у этого животного было в мозгах… – передернув плечами, пробормотала Лида.
– Я тоже не могу. Но говорит, трясло, как эпилептика, еле сдерживался. Анна понять не могла: что с ним? Не температурит ли? Усыпил ребенка хлороформом, принес на поляну… Но надругаться не удалось, храбрые девчата-вожатые проявили бдительность, спугнули извращенца, да еще и портрет его срисовали. Перепугался до смерти, вернулся в свой лагерь. Никто не видел, как он отлучался. Трясся от страха, что придет милиция и арестует. Сказался больным, лег в медпункт. Был готов рвануть через лес при первой же опасности, даже сумку собрал и под кровать спрятал. Но обошлось, опера оказались ленивыми, в соседний лагерь не пошли. И этот упырь просто плясал от счастья. Анну, возможно, что-то смутило в поведении возлюбленного, но она не придала значения. Хороший был артист, не отнять. Поженились, создали ячейку общества. Оба теперь работали в прокуратуре, хотя и в разных районах. Лучинский считался перспективным сотрудником следственного отдела, быстро шел в гору. И все бы ничего, но семь лет спустя Катя Ермолова увидела этого упыря в очереди в универсаме. Город-то маленький, всего полтора миллиона жителей… Катя обомлела, и Лучинский это заметил. Да, он изменился за семь лет, но не кардинально, в ту ночь девушки хорошо его рассмотрели…
– Поражаюсь, почему менты в 72-м не составили его фоторобот? – проворчал Шабанов. – Ведь все втроем его видели.
– Не все такие трудолюбивые и ответственные, как мы, Дениска. В общем, Ермолова обомлела, а Лучинский поспешил ретироваться и проследил за ней до дома. Лица девушек он знал – уже будучи при должности, взял из архива это дело, изучил. А там фотографии, имена, фамилии… Катя два дня ходила на нервах, колебалась, но в милицию не сообщала. Кого они будут искать?
Тут и созрел безумный план. Ведь кто его видел в ту ночь? Только эти трое. Избавиться от всех – и нет проблем, можно жить спокойно. Он не знал, общаются ли между собой эти девчонки. Решил выдать свои деяния за творчество серийного убийцы – и пусть ищут ветра в поле. Схожий почерк, одно и то же орудие, жертвы никак не связаны друг с другом… Вечерами следил за своими будущими жертвами. Похитил Екатерину из-под носа Ходасевича, убил на трассе, сбросил в канаву. Позвонил Даше Шмелевой, дождавшись, пока Бойчук свалит на работу (а фактически, к любовнице), хрипло представился ее двоюродным братом, отсидевшим за хулиганку на зоне. Брат действительно отсидел, только Даше он не звонил и общаться не планировал. Лучинский предложил ей встретиться у реки – Даша побежала, потому что братьями не разбрасываются, даже двоюродными. Дальше все понятно. Убийства совершал однотипно, маскируясь под маньяка. Супруга, видимо, что-то заподозрила. Она помнила то давнее дело – прокурор, как-никак. Но никогда не связывала его со своим мужем. А тут сопоставила одно с другим и ужаснулась – до чего все гладко. И поведение Вадима в семье, видимо, не было идеальным. Но сомневалась, решила поговорить с суженым. Чем это закончилось, мы знаем. Убивал он ее без жалости, все равно надоела, изобразил картинку, как в прошлых двух случаях. Красиво разыграл обморок при виде мертвой жены, даже врачи поверили. Галина – соседка, с которой разговаривал Виталик, – засекла его ночью, он тоже ее
– Лучше бы имя его выкрикнула, – проворчал Крюгер.
– Она его не знала, – резонно возразил Островой.
– А, ну да…
– Все понятно с этим ублюдком, – сказала Лида. – Одно вызывает вопрос. Вот жил, скрывая от всех свою мерзкую сущность… Но ведь тянуло к детям, разве нет? Натуру ведь не задушишь? Как выкручивался из положения?
– А об этом мы поговорим после следующего допроса, – сказал Алексей.
Следующий разговор состоялся через сутки, после обстоятельного доклада полковнику Сергееву. Лучинский полностью раскололся – не было смысла держать все в себе. Высшую меру он заслужил в любом случае. Может быть, рассчитывал, что экспертиза признает его невменяемым. Задушить натуру действительно было невозможно. Спасали командировки, в которые он ездил довольно часто. Та же схема – не гадить по месту проживания. Детей он подбирал на дороге, усыплял и увозил в лес. Кого-то забирал в безлюдных местах – одних заманивал хитростью, других хлороформом. Обожал дорожки мимо свалок и пустырей, по которым дети возвращаются из школы. Увозил в безлюдные места, затыкал рты, насиловал, убивал. С телами обходился по-разному – одних выбрасывал, других закапывал. Некоторых впоследствии находили, другие так и остались пропавшими без вести. За пять последних лет – двенадцать эпизодов. Никто не спасся. Два случая в Тюменской области – мальчик и девочка семи лет; три случая под Томском, два в Красноярске; убивал в Бийске, в Рубцовске, в Иркутске. Делал дело и закрывал командировку, выполнив служебное задание. На какое-то время душа успокаивалась, потом опять начинался зуд, как у наркомана…
– Хоть не верь во все это… – прошептала Лида. – Не знаю, мужики, просто слов нет…
– Я же говорил, что это маньяк, – поднял голову практикант Виталик. Его вчера торжественно выписали из больницы, а сегодня он, бледный как моль, явился на работу. – Ну, может, слегка ошибся с классификацией серийного убийцы, они ведь всякие бывают: зоофилы, некрофилы, педофилы…
– Виталик, заткнись, – взмолилась Лида, – ты умный парень, во многом нам помог, но… просто заткнись.
Сор из избы не выносили – причастность работника органов к массовым убийствам тщательно засекретили. Трепаться запретили – особенно Виталику, под угрозой безжалостных репрессий, как минимум отчисления из института.
Майор Варламов продолжал изнашивать больничную пижаму, но уже приходил в себя, что-то ел, разговаривал. Перспективы возвращения на работу оставались туманными. «Ладно, – вздыхали сотрудники, – переживем. У нас уже есть начальник отдела – вроде неплохой. Посмотрим – не зазнается ли».
Через пару дней опера закончили работу, дело передали следователям.
– Надеюсь, не развалят, – выразил общую надежду подполковник Сергеев.
Дома было мрачно, неуютно, оживали призраки, выстраивались в очередь, смотрели с укором – как будто это он их убил!
– О чем задумался? – спросила Валентина, входя в квартиру со сковородкой горячих голубцов.
Он оглядел ее ладную фигуру, распущенные волосы, глаза, в которых было поровну печали и иронии, и подумал зачем-то: «Может, детей завести?»
Валерий Георгиевич Шарапов
Цвет зависти
Глава 1
За время отпуска Вадим Куликов не раз ловил себя на том, что по привычке хочет встать раньше – на службу он всегда вставал рано. А теперь, когда отдых закончился и ему предстоял первый рабочий день, старший лейтенант милиции осознал, что ему уже немного непривычно так рано просыпаться. Конечно, он не относился к тем людям, которые в свой выходной день могут спать до обеда, но и сильно рано тоже не просыпался. По хронотипу был где-то посередине между «жаворонком» и «совой». «Голубь ты, Вадик, – шутливо замечала его жена Марина. – Таких, как ты, именно так и называют». Кто знает, может, она и права.
После утреннего умывания и бритья Вадим появился на кухне. Супруга как раз разливала по чашкам свежесваренный кофе, который им еще перед отпуском привезли родственники Марины. Где-то достали. Но они много чего могли достать. Куликов одно время даже подозревал их в спекуляции. «Успокойся, Вадик, – одергивала его жена. – И умерь свой милицейский задор. Никакие они не спекулянты. Просто знают нужных людей, через которых можно кое-что достать». Старший лейтенант, конечно, тогда покривился, но ничего говорить не стал. Ведь, по сути, супруга и здесь тоже была права.