Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Впрочем, этот выстрел врага помог Егорову – теперь он знал, где находится Сиротинин. И он кинулся в ту сторону. Впереди затрещали кусты – преступник убегал. Капитан бежал следом.
Здесь рос молодой лес с густым подлеском, так что разбежаться было негде – приходилось не бежать, а скорее продираться через чащобу. Но вот лес поредел, бежать стало легче, и Егоров начал настигать беглеца. Как все невысокие люди плотного сложения, тот бегал не слишком быстро. Егоров хорошо видел фигуру «массажиста», которая мелькала впереди среди стволов. Он в любой момент мог подстрелить его, но пока не собирался
– Сиротинин, стой! Все равно не скроешься! Стой, а то буду стрелять!
И он действительно выстрелил – но значительно выше головы беглеца. Однако этот выстрел имел результат: беглец резко дернулся в сторону, споткнулся о корень и упал. Егоров в три прыжка настиг его и ударил ногой по руке, державшей обрез. Да, вот из чего отстреливался беглец – у него был обрез из охотничьего ружья.
Тут подоспели остальные, и всякое сопротивление беглеца было подавлено. Через минуту на его руках защелкнулись наручники. Беглеца подняли и поставили на ноги.
– Гражданин Сиротинин, вы арестованы по подозрению в совершении нескольких убийств, – сказал ему Егоров. – Это вам понятно?
– Все мне понятно, – глухо произнес задержанный и взглянул на своего врага. Еще никогда Егорову не доводилось видеть во взгляде человека такой ненависти.
– Ведите его к машине, – приказал Егоров оперативникам. – И скажите мне, что с Быковым?
– С ним вообще-то неважно, – ответил Храпченко. – Он ранен в грудь, потерял много крови и находится без сознания.
– Тогда кладите его в одну из наших машин и скорее везите во Фрязино, в больницу, – распорядился Егоров. – Давай, Сергей, ты с ним поедешь. Давай, не жди нас! Надо, чтобы он как можно скорее оказался на операционном столе!
Храпченко ушел, а Егоров обратился к сержантам.
– Ты, Василий, и ты, – он обратился к еще одному сержанту, чье имя так и не узнал, – сажайте этого гада в другую машину. Следите за ним – он опять попробует что-нибудь придумать, чтобы убежать. А я с еще одним товарищем проведу обыск в сторожке и осмотрю его машину.
Осмотр сторожки и новой машины Сиротинина продолжался больше часа и дал богатые результаты – богатые в прямом смысле слова. В чемоданах, стоявших вдоль стен сторожки, а также в багажнике машины оперативники нашли коробки с украшениями из коллекции певицы Леонидовой, несколько редких книг из собрания Бориса Соколова и редкие монеты, принадлежавшие дирижеру Воскресенскому. Также здесь были кластеры с марками – как видно, добыча с прежних ограблений, о которых милиция еще не знала. Два чемодана были набиты деньгами – советскими рублями, а также французскими франками и американскими долларами. Целый час ушел у Егорова на то, чтобы составить подробную опись найденных сокровищ.
Только под утро эта работа была закончена. Егоров сел в машину, на которой везли арестованного, а еще один оперативник погрузил найденные ценности в «Волгу», стоявшую возле сторожки, и сел за ее руль. Было уже девять часов утра, когда эти две машины подъехали к воротам хорошо им знакомого здания на Петровке, 38.
Глава 27
Следующие три дня шли непрерывные допросы задержанных – Сиротинина, Лещинского и его партнерши по выступлениям
– Я ничего не знала, – твердила она. – Какие украшения, какие монеты? Ничего не знала, не видела. И по телефону я не звонила, никого не просила о помощи.
Дело осложнялось тем обстоятельством, что Сиротинин всегда старательно уничтожал отпечатки пальцев, вообще старался не оставить ни малейшего следа своего пребывания в квартирах своих жертв. В результате прямых доказательств его участия в преступлениях было очень мало. То же самое относилось и к Найденовой.
Таким образом, следствие столкнулось бы с серьезными трудностями в построении убедительной базы доказательств совершенных преступлений, если бы не признания фигуриста Романа Лещинского. Убедившись, что Егоров и Храпченко ведут с ним честную игру, фигурист с первого же допроса начал подробно рассказывать, как созревал общий замысел всех убийств, как осуществлялось каждое из них.
Как оказалось, замысел этот возник у Игоря Сиротинина давно, лет десять назад. Но до поры до времени это был только замысел, и ничего больше. Массажист Сиротинин, видя успехи сына в фигурном катании, решил перейти на тренерскую работу и сделать из сына суперзвезду. Но этим его мечты не ограничивались.
– Впервые он мне все рассказал, когда мне исполнилось восемнадцать, – признался Лещинский. – Сказал, что мечтать о карьере успешного фигуриста здесь, в нашей стране – это, конечно, неплохо, но очень мало. Спортивная карьера короткая, уже к тридцати годам я выйду в тираж. И что потом? Стать каким-нибудь спортивным деятелем, сидеть в кабинете? Вместо этого он предложил мне другой план…
Этот план отец открывал сыну не сразу, а по частям. Сиротинину было важно полностью подчинить волю Романа себе, вдохновить его перспективой богатой жизни на Западе. Надо было, чтобы у юного фигуриста не осталось никаких сомнений в том, что надо делать; надо было, чтобы он не остановился ни перед чем, даже перед убийством.
Так постепенно отец раскрыл перед сыном весь свой замысел, состоявший в том, чтобы находить в Москве состоятельных людей, которые собирали бы ценные вещи, которые имели бы спрос за рубежом.
– Но почему вы убивали и грабили именно деятелей искусства? – спросил Егоров. – Почему ваши жертвы – это дирижеры, певцы, артисты?
– Так ведь у нас в стране нет других богатых людей, – ответил Лещинский. – То есть, наверное, они есть: какие-нибудь цеховики или большие начальники. Но цеховиков еще искать надо, а до начальников не доберешься. А артисты – вот они, на виду. А главное, к ним подобраться не так трудно. Ведь они, как правило, люди общительные. И потом, мой вид спорта близок к искусству, и я мог без особого труда познакомиться с тем или иным деятелем, побывать у него в квартире.