Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Варшавский Сергей Петрович

– Стало быть, ты выполнял в вашей группе роль наводчика? – уточнил Егоров.

– Нет, – не согласился Лещинский. – Так неправильно меня называть. Наводчик – это тот, кто первый узнает о богатом «карасе», наводит на него. А первым о будущей жертве узнавал отец. О, у него все было продумано! Он всегда говорил, что в нашем замысле главное – иметь нужные сведения. Он собирал данные о богатых людях везде, где мог. Вел картотеку таких людей, заносил в этот журнал все новые записи. И когда мы начинали заниматься тем или иным человеком, к этому моменту мы о нем уже многое знали. Моя же роль была другая. Я должен был первым

проникнуть в квартиру будущей жертвы, осмотреться в ней, по возможности сделать слепки с ключей. Должен был установить, где хранятся ценности, как они хранятся. Но главное – я должен был рекомендовать хозяину квартиры занятия массажем, рекомендовать отца как массажиста. И если жертва клевала на эту удочку – все, дело было сделано. Все остальное отец брал на себя.

– Остальное – это убийства? – спросил Егоров.

– Ну да. К этому он меня не привлекал. Я должен был находиться где-то рядом – допустим, на лестничной площадке, но в таком месте, где бы меня не видели соседи. Когда главное было сделано… ну, то есть хозяин был уже мертв, тогда отец звал меня. И мы вместе собирали то, что намечали унести.

– Но у тебя была и вторая часть работы – сбыт награбленного, верно? – уточнил капитан.

– Да, сбыт – это было важно, – подтвердил Лещинский. – Можно сказать, ради этого все и затевалось. Тут было очень важно, чтобы я показывал высокие результаты на соревнованиях, чтобы меня включали в сборную, посылали за границу.

– А кто находил «жучков», которые жили там, за границей, и которым ты сбывал награбленное? – спросил Егоров.

– Их тоже находил отец, – ответил фигурист. – Он их искал через их московских знакомых. Люди этого сорта знают друг друга, они образуют свой подпольный синдикат. И какой-нибудь Арсен или Аркадий из Москвы мог назвать адрес магазина на Елисейских Полях, назвать имя хозяина. И я приходил туда не просто так, а с рекомендацией. И мог смело говорить с хозяином, торговаться, не боясь, что он вызовет полицию.

В ходе допросов выяснилась и роль Веры Найденовой. Отец с сыном не собирались ее ни во что посвящать – Сиротинин считал это опасным. Она была всего лишь партнершей, живой куклой, которая должна была выполнять сложные фигуры катания.

Однако, постоянно общаясь с отцом и сыном, слушая их разговоры, иногда и обедая с Лещинским в ресторанах, юная фигуристка постепенно стала разделять их взгляды, их отношение к жизни. Ее уже не привлекала только спортивная карьера, ей хотелось богатства, легкой жизни. Сиротинин заметил это, и когда настал критический момент и потребовалось заманить Егорова в ловушку, он обратился к девушке за помощью. И она сразу согласилась.

– Хорошо она вас развела, правда? – заметил Лещинский, когда зашла речь об этом эпизоде. – Я рядом стоял, все слышал. У нее так голос дрожал – я сам чуть не заплакал, честное слово!

– А больше она ни в чем не участвовала? – уточнил Егоров.

– Нет, больше ни в чем, – подтвердил фигурист. – Мы даже денег ей за этот звонок не давали. Ей просто хотелось вести такую же жизнь, как и мне.

– Скажи, ведь это твой отец убил человека по имени Петр Петрович? – спросил Егоров. – Того человека, который продал Леонидовой дорогое старинное ожерелье?

– Да, это тоже он, отец, – ответил Лещинский. – Он выяснил, что Петр Петрович видел его, знал, что отец следил за Леонидовой. Он мог на него донести.

Кажется, он и собирался это сделать, он вас искал. Но не успел найти…

– А каким образом сам Сиротинин собирался перебраться на Запад? – поинтересовался Егоров. – Про тебя все понятно: ты бы поехал на очередные соревнования и там сделал заявление, что остаешься за рубежом. А с ним как?

– Ну, во-первых, была надежда, что со временем на соревнования вместе со спортсменами будут отправлять также и тренеров, – ответил фигурист. – Это бы сняло все вопросы. А если бы его не отпустили на соревнования, он собирался купить путевку в одну из соцстран – в Чехословакию, Болгарию, Югославию, – а оттуда уже перебраться дальше за рубеж. Он об этом много думал.

– Я вижу, твой отец вообще обладает выдающимися способностями организатора, – заметил капитан. – А он не думал, что с такими способностями он и здесь мог бы неплохо устроиться?

– Нет, у него была одна мысль – перебраться на Запад, – ответил Лещинский. – Он хотел стать не просто богатым человеком, а миллионером. Иметь собственную яхту, слуг…

– Скажи, а почему ему потребовалось меня убивать? – спросил Егоров.

– Ну, сначала он ваше убийство не планировал, – начал рассказывать Лещинский. – Сначала он надеялся перевести стрелки на Леонтьева. Для этого я и сдал жемчужные серьги в скупку…

– А откуда ты взял паспорт твоего друга Леонтьева?

– У отца есть свой человек в паспортном столе в Мытищах, – объяснил Лещинский. – Отец ему много платит, и тот готов изготовить любые документы – хоть паспорта, хоть водительские права, хоть наградной лист. Так вот, сначала отец надеялся, что он переведет стрелки на Игоря, его арестуют, и нам уже ничто не будет угрожать. Но вы каким-то образом разгадали наш замысел, не стали задерживать Игоря. И вообще вы слишком близко подобрались к отцу, сходили на «Динамо», где отца хорошо помнили. Надо было что-то делать, вот тогда он и решил вас убрать.

– И ты так спокойно говоришь о том, как собирался, в общем, погубить человека, которого считал своим другом? – удивился капитан.

Лещинский пожал плечами:

– А что делать? Такова жизнь. Жизнь есть непрерывная борьба за существование. Или ты кого-то ешь, или тебя едят. Мы с отцом предпочитаем… нет, теперь уже, наверно, надо говорить «предпочитали», находиться среди тех, кто ест других.

Егоров и Храпченко заново взялись за главного обвиняемого, используя против него признания Лещинского. Допросы Игоря Сиротинина продолжались по многу часов, следователи сменяли друг друга. Главарю банды поневоле надо было что-то отвечать на многочисленные вопросы, на предъявленные ему обвинения. И постепенно он начал понемногу говорить. Эти его «полупризнания» дополняли недостающие детали уголовного дела.

Спустя месяц дело было готово к передаче в суд. Теперь Егорову нужно было получить санкцию своего начальника, полковника Волкова, на такую передачу. И поздно вечером, после очередного допроса Сиротинина, он направился в кабинет полковника.

Ждать в приемной ему не пришлось – секретарь сказала, что полковник его ждет. И вот Егоров вошел в знакомый кабинет и услышал голос его хозяина:

– Ну, проходи, проходи, садись. С чем пришел?

– С готовым обвинительным заключением, – отвечал Егоров. – Дело можно передавать в суд хоть завтра, Семен Егорович.