Билет в одну сторону

Костина Наталья

Мы рассчитывали легко разбить Украину на две половины: пускай ненавидящие все русское западники живут по-своему, лезут на карачках в Европу – мы же приберем к рукам всю восточную часть. Но… они неожиданно оказались сильней и сплоченней, чем мы ожидали, а вот наш «русский мир» на поверку выявился фикцией – и это был удар под дых. Почему же нам показывали только раззявленные рты тех, которые орали «Путин, приди»? Почему не показывали проукраинские митинги, которых, оказывается, здесь, в Донецке и Луганске, тоже было более чем достаточно?

Каждый день я говорю себе: «Ты совершил ошибку. Ты САМ ее сделал и теперь САМ должен расхлебывать». Когда совсем худо, я твержу: «Делай что должно, и будь что будет». Но, увы, эта формула офицерской чести не работает ЗДЕСЬ,

где каждый делает лишь то, что считает ВЫГОДНЫМ ДЛЯ СЕБЯ. Это делают все и каждый, и прежде всего – моя страна, которой, собственно, пофиг местные русские… Она, моя великая родина, пришла сюда не за тем, чтобы дать им большие пенсии, или работу, или что еще – это на раз просчитает человек, обладающий хоть каплей логики. Из обрывков разговоров тех же ополченцев, отправивших свои семьи в Россию, я уже знаю – им там не рады. У них нет ни приличной работы, ни жилья, ни обещанных пособий. С их заработков удерживают дополнительные налоги, и они – РУССКИЕ! – не могут ассимилироваться в той стране, куда так рвались. А что же мы? Что МЫ сделали для этих людей, кроме того, что лишили их жилья, работы, негласно ввели войска, дали убежище ненавидимому всеми вору, которого только мы еще считаем их президентом, и из небольшой искры раздули целый пожар?

Выходит, мы явились сюда только за тем, чтобы покрасоваться перед всем миром: вот мы какие большие и сильные, и никто нам не указ. Захотим – отдадим обратно, и то на собственных условиях, а не захотим – и вовсе никто ничего не получит. А президента вам посадим того, кого посчитаем нужным, – вы же, недорусское быдло, молчите в тряпочку и не рыпайтесь. Вот как-то так.

Получается, что в Украине нас встречали поцелуями взасос только те, кто хотел погреть руки на войне, кто жаждал новых 90-х, передела собственности, кто мечтал нажиться за счет откровенного грабежа и сделать состояние на крови. Были здесь еще и те, кто почему-то хотел переселиться в Россию, причем не выходя из собственного дома, – но таких я и вовсе не понимал. Стоило ли огород городить, разрушать целые поселки, дороги, заводы, коммуникации, устраивать Средневековье, если можно было просто продать здесь и купить в нашей глубинке? Тем более что цены на жилье до того, как мы пришли их «спасать», в Донецке были дай боже. Казалось бы – продай и спокойно переезжай в Тамбов, Тулу, Псков, Смоленск… Фантастически просто! Нет ведь никакого языкового барьера, покупай дом, меняй гражданство и – все. Я сам когда-то хотел уехать на заработки куда-нибудь в Италию или Испанию, а останавливал меня только пресловутый языковый барьер, ну, и еще профессия. Там не нужны актеры, но ведь шахтеры, горные инженеры, люди с рабочими руками – они пока еще нужны ВЕЗДЕ.

Однако эти люди не желали сниматься с места, их держали рабочие места, дачи-сады-огороды, сватья-кумовья, любовницы и просто привычка к месту, городу, магазину на углу. Но они желали получить недобранное у судьбы, и получить быстро: по моему хотению, по щучьему велению! Эти большие дети наивно поверили в сказочку об огромных пенсиях и фантастически высоком уровне жизни и в то, что все это они получат очень легко – стоит лишь попросить соседнего батюшку-царя. А царь добрый, он всех пригреет, заодно и своими мозгами думать не надо будет – он за всех сразу подумает, на то и царь!

Сидя на своей койке, я предаюсь грустным размышлениям: а где были МОИ собственные мозги? Почему я тоже не спешил ими пользоваться, а критически мыслить стал, когда меня припекло так, что верчусь здесь как уж на сковородке. Только деваться с этой сковородки все равно некуда! Я почти готов перейти на другую сторону баррикад – но ПОЧЕМУ? Потому ли, что мне просто опротивел обман, кликушество, подлость, грязь… и не окажется ли потом на той, ДРУГОЙ, стороне все еще хуже? Я хотел ПРАВДЫ, но мне не с кем поговорить здесь. Те, кто могли хоть что-то мне рассказать, сидели в подвалах – да и вряд ли они стали бы со мной разговаривать… Точно так же, как не захотел тот, у которого я по-прежнему каждый день мысленно прошу прощения.

Мне так больно именно потому,

что я не предатель. Я люблю свою страну. Я там родился и вырос. Но именно ЗДЕСЬ я вдруг очень ясно увидел, куда мы катимся. Ну почему, скажите мне, почему мы так жаждем насадить везде свои порядки, свой язык, свою культуру? Почему в России, где живет немало иных народов, только один государственный язык – русский? Отчего же тогда в Украине должно быть иначе? Почему мы, так гордящиеся тем, что мы русские, не носим национальных костюмов? Почему насмехаемся над человеком в тюбетейке? Чем он хуже нас – продвинутых в вопросах морали и права, колесящих на машинах, которые сами же гордо называем «иномарками»? Почему западло ездить на «ладе-калине» и куда круче на «рено», «фольксвагене», не говоря уже о «мерсе»? Почему мы презираем то, что производим сами, – от пельменей до телевизоров? Пицца, хамон, рокфор, «самсунг», «нокиа» и это, стоящее запредельных бабок, америкосовское надкушенное яблоко – именно ЭТО приводит нас в экстаз, граничащий с оргазмом, а вовсе не гармонь и не валенки! Почему МЫ ничего этого не производим, а только потребляем, и для того чтобы купить все эти дорогостоящие штучки – да и не только их, а обыкновенные, но хорошо сделанные рубашки и сапоги – мы продаем свои нефть, газ, алмазы, уголь, лес? ЧТО будет с нами, когда все это начнет заканчиваться? Или когда вдруг упадут цены на нефть и газ? Мы привыкли, что у нас всего много. Мы привыкли так СЧИТАТЬ. Но при этом наша провинция живет в полной нищете – если даже не сопоставлять ее с презираемой нами лишь на словах Европой, а сравнивать с той же Москвой, одной из самых дорогих городов мира. Этим фактом мы тоже почему-то гордимся! Гордимся тем, что нам не по карману съесть салат в ресторане на Тверской и купить девушке босоножки в лавке рядом, гордо именующей себя бутиком…

Я никогда не перееду в Москву – мне не по карману снимать квартиру в столице, а уж купить я не могу и подавно, даже на самой занюханной окраине. Не потому ли я брызжу слюной и исхожу злобой – я, неудачник, актеришка, провинциальный лицедей? Или я просто трус, которому здесь, на войне совсем не место? Который даже человека убить не сумел и спит и видит сдернуть из этого чертового Донецкого региона, из Новороссии – государства, которого нет и никогда не будет и которому не светит стать даже вторым Крымом? Нашкрым – это иллюзия, огромный филиал Севастополя с фиктивным российским паспортом, а здесь… Здесь и того хуже.

Я запутался… и похоже, у меня на сегодня остались одни вопросы: вопросы, на которые нет ответов.

Дневник женщины, оставшейся неизвестной

– Женька где?!

На запыхавшейся Маруське лица не было.

– Что… что случилось?!

– Ты… ты того… сядь.

Однако вместо того чтобы сесть, я подхватилась с дивана, где меня часа два назад сморил тяжелый полуденный сон, и в чем была – халатике, накинутом прямо на голое тело, – ринулась на улицу.

– Же-е-енька! Же-е-еня!!

– Звала я ее уже по дороге! – задыхаясь, выпалила Маруська.

– Что…что?! Говори же, ну!

– Да может это и не она совсем! Постой… погоди, – выдавила моя подруга, дернула меня за руку и судорожно сглотнула. Она рыскала глазами по сторонам, может быть, хотела увидеть Женьку, но я, не выдержав больше, заорала на нее:

– Маруська, если ты сейчас ничего не скажешь, я!.. я!..

Сердце выпрыгивало из груди, а ноги внезапно стали ватными – если бы сейчас я и захотела бежать дальше, то не смогла бы.

– Говори как есть, – тяжело попросила я. – Что случилось? Все равно ведь узнаю.

– Змея они запускать пошли к терриконам… дети. Ну… и шарахнуло туда. Неизвестно за что того змея приняли… Короче… ты туда не ходи! – Маруська мертвой хваткой сжала мое плечо.

– Пусти!

Секунда – и все провалилось в какую-то черноту. Я схватилась рукой за глаза, с силой надавила на глазные яблоки и немного подождала, пока мир снова обрел очертания. «Вот оно, как оказывается, падают в обморок, – как-то слишком спокойно и отстранено подумала я. – Странно, что я об этом раньше не знала».