Билет в забвение
Шрифт:
«Произошли ли какие-нибудь изменения?»
«Насколько я знаю, таких нет, Джордж».
«Если я могу что-то сделать, просто скажи мне, что именно».
— Прежде всего, ты можешь сесть. В ответ на жест отца он опустился в кресло. Воан сел напротив и пристально посмотрел на него. «Во-вторых, я был бы признателен, если бы вы могли сообщить мне, что именно происходит».
«Я знаю только то, что сказал мне сержант».
«Я сейчас говорю не об Имоджен. Мой
«О, я понимаю».
«Ты действительно выглядишь по-другому. Я видел такой взгляд у некоторых студентов, когда они путают разврат с образованием. Это сигнализирует о снижении моральных стандартов».
«Я здесь больше не студент, отец», — напомнил ему сын. «Я достаточно взрослый, чтобы следовать своей судьбе».
«И все же твоя судьба, похоже, по-прежнему требует от меня финансовой помощи».
«Это только до тех пор, пока я не зарекомендую себя как художник», — возразил его сын. «Как только я это сделаю, я смогу вернуть все, что вы мне любезно дали. Тем временем я очень благодарен вам за помощь. Возможно, это понадобится не так уж долго.»
Воан наклонился вперед. «Я очень волнуюсь, Джордж.
«Если я получаю слишком много, уменьшите размер выплат».
— Меня не волнует количество денег. Что меня беспокоит, так это то, как они используются. Его голос стал жестче. «Позволь мне быть откровенным. Я хочу знать, что именно я субсидирую.»
«Вы помогаете молодому художнику расцвести в полную силу».
«Оставь метафоры в стороне и скажи мне чистую правду».
«У меня большой творческий талант — вы сами это признали — и я усердно работаю над его развитием. У меня уже есть один заказ, и еще два находятся на рассмотрении. Гонорары будут не очень большими на данном этапе моей карьеры, но со временем я могу заверить вас, что…
— Забудь о своем творческом таланте, «перебил Воан. «Я говорю о слухах.
Его сын беззаботно просиял. «На какие слухи ты ссылаешься, отец?
«Это слишком тревожные слухи, чтобы говорить об этом твоей матери. Их источником, по-видимому, является профессор Триггс. У него, как ты знаешь, есть сын твоего возраста — тот, кто выбрал более респектабельную профессию».
«Респектабельность — это смерть искусства».
«Сын профессора видел тебя на вечеринке, где ты развлекал низшую компанию».
«Мне, конечно, позволено самому выбирать себе друзей. И если этот знаменитый сын такой респектабельный, что он делал на вечеринке, на которую я приглашен?»
«Его дядя — арт-дилер в Лондоне».
«А, «сказал Джордж Воэн, «это все объясняет. Мы вполне могли общаться плечом к плечу на таком сборище. Как порода, я ненавижу арт-дилеров, но они — неизбежное зло, поэтому я никогда не упускаю шанса воспитать их.»
«Похоже, что имеет место другая форма совершенствования».
«Говори яснее, отец. В чем меня обвиняют?»
«Блуд —
«Тогда ты поступил мудро, воздержавшись от этого».
«Вы смеете насмехаться надо мной!» — заорал Воэн, вскакивая на ноги. «Помните, где вы находитесь, сэр, и кто я».
«Я приношу свои самые искренние извинения, отец. Я не хотел быть легкомысленным».
«Ты был груб, и я не потерплю такого поведения».
Его сын раскаивался. «Тогда я безоговорочно беру свои слова обратно».
«Когда я назвал тебя в честь лорда Байрона, я надеялся, что ты будешь вдохновлен его поэзией, а не будешь подражать некоторым из предполагаемых эксцессов его личной жизни».
«Какие предполагаемые эксцессы? Распространял ли профессор Триггс слухи и о Байроне?» Как хороший профессор находит время для написания своих теологических трактатов, когда он занят другим, слушая глупые сплетни о художниках и поэтах?»
«Прекрати это немедленно!» — настаивал Воан. «Давай больше без сарказма».
«Тогда давайте больше не будем пускать слухи».
Его отец плюхнулся в свое кресло. «Что мне с тобой делать, Джордж?
«Ну, для начала ты мог бы открыть бутылку студенческого хереса.
Джордж Воэн увидел гнев, вспыхнувший в глазах его отца, и взял себя в руки, чтобы выдержать выговор, который так и вертелся на языке у старшего мужчины. Он был мертворожденным. Прежде чем Воан успел заговорить, раздался стук в дверь, и она открылась, чтобы показать его сына Перси. Охваченный облегчением, он вскочил, чтобы обнять его. Приветствие между двумя братьями было менее эмоциональным. Они просто обменялись кивками в знак признания.
«Мы должны сообщить ужасные новости о вашем кузене», — сказал Воан.
«Я уже слышал это», — объяснил его старший сын. «На самом деле, я, возможно, знаю больше, чем любой из вас. Я сел на поезд из Мортон-ин-Марш и сначала заехал в Бернхоуп-Мэнор. На меня обрушилась мать. Кажется, Имоджин все еще жива, но ее где-то удерживают против ее воли. В дом пришли три детектива. Одним из них был инспектор Колбек.»
Управление лошадью и повозкой было способом передвижения, который действительно подходил Виктору Лимингу. По крайней мере, так оно и было бы, если бы он не сидел рядом с обезумевшей молодой женщиной, а позади них под какой-то мешковиной лежал труп ее отца. Роберт Колбек ехал рядом с ними на гнедой кобыле, которая теперь была в высшей степени послушной. Лиминга интересовала только его собственная лошадь, косматая тварь в пятнистой шерсти, двигавшаяся легкой рысью и безропотно реагировавшая на каждое движение поводьев. Пока тележка катилась по неровной земле, сержант смог предаться своей фантазии о том, чтобы стать водителем такси, профессия, которая всегда ему очень нравилась. Это удержало бы его в Лондоне, спасло бы от опасностей, сопутствующих работе в полиции, и избавило бы от страха запрыгнуть в поезд, на корабль или на норовистую гнедую кобылу в любой момент. Когда он очнулся от своих грез, то увидел впереди крошечный коттедж с соломенной крышей. Навстречу им выбежала женщина средних лет, ее лицо было изрыто тяжелой работой и болезнью.