Билли-талисман
Шрифт:
— Это просто поразительно.
— Да. У меня было такое ощущение, словно меня выпустили из тюрьмы. Знаешь, я выучил все слова на французском, какие только мог. Я хотел знать, как будет «хлыщ» по-французски.
— И как же?
— Полного эквивалента не существует. Поверь мне, я искал. В последний год я почти ничего другого не учил. И мне было наплевать на отметки. Мне просто хотелось говорить и не заикаться.
Кэйт была ошарашена.
— И что дальше? — спросила она, как ребенок, слушающий
— Моя учительница познакомила меня с некоторыми своими друзьями французами, а потом помогла мне поступить в Школу изящных искусств в Париже. Мне пришлось изучать историю Франции, но в действительности я вновь открывал себя самого. Я словно родился вновь. Я был мальчиком-заикой. И я был американцем, который говорил по-французски как парижанин. Порой люди не верили, что я американец.
— И что произошло с заиканием? На английском, я имею в виду? — спросила Кэйт.
Билли пожал плечами:
— Когда мне пришлось вернуться назад из-за отца, оказалось, оно просто прошло. Иногда, если я устал или сильно переживаю, я немного заикаюсь.
Кэйт вспомнила его речь на свадьбе. Тогда он слегка заикался.
— А как ты себя контролируешь?
— Просто расслабляюсь, и оно уходит.
— И ты никогда не проходил курс речевой терапии? Никто не пытался помочь, пока ты был маленьким?
— О, какие-то попытки были в начальной школе. Знаешь, врач-логопед. Она обычно приходила и забирала меня из класса. Это унижало меня.
— А родители не пытались помочь? То есть была ли какая-то другая?…
— Ну, оба они были очень заботливыми. Если попадалась еще одна статья о каком-то новом методе лечения, они радовались. Но это было дорого, а реально ничто долго не помогало, и ближе к старшим классам я сказал им, чтобы они забыли об этом.
— И ты сам нашел способ вылечиться, — заметила Кэйт. Его изобретательность ее поражала.
— Я вообще-то случайно наткнулся на него, разве нет? Я не мог верить в полный успех. Просто я не был так глуп, чтобы пренебречь возможностью измениться к лучшему.
— А что ты изучал в Париже?
— Девчонок. Наверно, впервые я смог заговорить с ними. Еще я изучил дешевые маршруты на поездах. Съездил в Берлин, Брюгге и Болонью за каких-то десять центов.
— Только в города на «Б»? — улыбаясь, спросила Кэйт.
Билли смотрел прямо на нее.
— «Б» была для меня самой трудной буквой, — признался он. — Сам не знаю, может, это простое совпадение.
Кэйт пожала плечами:
— Юнг сказал бы, что нет, но я не уверена.
— А что Юнг сказал бы о компульсивном поведении? — поддразнил Билли, и Кэйт не знала, смеяться ей или плакать. Но ей не пришлось делать ни того, ни другого: он встал и обхватил ее рукой за шею, затем запустил пальцы в ее волосы. — У меня есть мороженое, — сообщил
Кэйт только улыбнулась ему.
Глава XL
Погода была отличная: тепло на солнце и прохладно в тени зданий; дул легкий бриз, поэтому несколько влажный воздух в городе не казался таким плотным.
— Давай пройдемся, — предложил Билли. — Я покажу тебе некоторые уголки Бруклина, о которых ты можешь и не знать.
К счастью, Кэйт была в своих кроссовках «Найк» и чувствовала прилив энергии.
— Мне жаль, что мы не сможем провести вместе вечер в субботу, — говорил Билли, когда они покидали квартиру. — Я всегда на карауле во время мальчишников.
Кэйт кивнула. Билли, похоже, принял свадьбу Бины как должное. Может быть, их отношения ничего не значили для него? Она задрожала, хотя погода была прекрасная. Без сомнения, ее чувства к нему не были взаимными.
Всегда чуткий к ней, Билли обнял ее и заметил:
— Да уж, эти мальчишники меня тоже заставляют дрожать, но я просто закрываю глаза и думаю об Англии.
Кэйт не могла даже представить себе, насколько грязные ритуалы сопровождали мальчишники. Она не собиралась спрашивать, пригласит ли Джек стриптизерш, а то и кого похуже. Солнце и безоблачное небо были так прекрасны, что она решила все это выкинуть из головы и получать удовольствие от настоящего. А настоящее было великолепно.
Билли взял ее за руку, и пусть это было ее сентиментальным заблуждением, но Кэйт чувствовала себя любимой и защищенной только потому, что он держал ее руку в своей руке.
— Это Виндзор-парк, — сказал он, когда они свернули за угол и шли вдоль небольших домов с садиками перед каждым из них. — Здесь живут в основном итальянцы — полицейские, сантехники.
Кэйт любовалась газонами, но порой чрезмерное увлечение разнообразием оттенков делало цветник безвкусным. В некоторых дворах перед домами — словно недостаточно было цветов — возвышались еще и статуи, какие угодно, от Бэмби до Богородицы. Они прошли мимо большой католической средней школы и пересекли по переходу Бруклин-Куинс-Экспресс-вей.
— Это край Парк-Слоуп, — рассказывал Билли. — Здесь уже не найдешь дома дешевле восьмисот тысяч долларов.
Кэйт смотрела по сторонам на фасады домов из коричневого песчаника и кирпича. Билли указал на один из них, отличавшийся от других облупившейся краской на двери и старыми металлическими решетками на окнах.
— Всюду можно найти пережиток былых дней, — заметил он. — Пожилая леди, хозяйка этого дома, очевидно, не красила кухню лет десять.
Они подошли к закусочной на углу, возле которой на улице было выставлено несколько столиков.