Бинарная плащаница
Шрифт:
– Приветствую путников у стен нашего монастыря, – сказал старший на болийском диалекте китайского, заставив «балалайку» Энквиста на секунду задуматься.
– Мир вашему дому, – подбирая в переводчике наиболее простые фразы, ответил швед.
– Что привело вас? – с легким поклоном поинтересовался монах в желтой шапке. – Зачем с вами оружие?
– Мир неспокоен, уважаемый. – Хуго чуть заметно поклонился в ответ. – Чтобы пересечь степи Приморья, недостаточно доброго слова.
– Мир всегда был неспокоен, – мягко парировал старший священнослужитель. – Но Будда Шакьямуни
– Это правда, уважаемый, – после задержки, потраченной на перевод, ответил Энквист. – Мы не солдаты.
И тут же мысленно улыбнулся, представив, как недолго протянул бы царевич Гаутама, постигай он суть медитаций не в диком лесу, а на улицах современных Анклавов…
– Мы ищем одного человека. И имеем основания полагать, что он живет здесь.
Придавая своим словам вес, Хуго обвел рукой неприступные стены монастыря, его башни и черепичные крыши. Сентябрьский ветер продолжал мести песком, от чего на лысом пятаке возле ворот кружилось несколько миниатюрных ураганов.
– Его зовут Джозеф Мартинес, он американец, – продолжил швед, наблюдая за реакцией монахов. – Он пришел в ваш монастырь больше года назад.
Старший нахмурился, потирая ладони, будто мерз. Затем покачал головой, от чего канареечный гребешок на шапке смешно качнулся.
– Я не знаю такого человека. Не помню его и среди жителей деревень, которых давно нет. – Теперь пришла его очередь жестикулировать, обводя рукой сопки, среди которых когда-то жили охотники и лесорубы. – Не было такого и среди мелиораторов правительства.
Стараясь не совершать резких движений, чтобы ненароком не напугать парочку в накидках, Энквист расстегнул экран на левом запястье. Вывел поверх тактической карты фотографию искомого человека, выуженную из сети Неврозом.
– Взгляните, уважаемый, – учтиво попросил блондин, пересекая разделявшие их несколько метров и демонстрируя предплечье служителям Всесострадающего. – Я ищу этого человека.
И добавил, заметив недовольство в глазах младшего послушника:
– Чтобы поговорить. Просто поговорить. Это важно.
Хуго не знал, что предпримет, если монахи откажут ему в осмотре монастыря. Теоретически «горностаи» могли бы взять безоружный комплекс штурмом, самостоятельно проверив его обитателей.
Но если буддисты окажутся не так миролюбивы, как стараются выглядеть? Вдруг за стенами хийда живет десяток вооруженных «дрелями» братьев, давно смирившихся с тем, что им предстоит подпортить карму, защищая стены родного дома?
Рассмотрев фото на мягком вытяжном планшете, поднебесники обменялись несколькими фразами. Негромко и на непонятном «балалайке» диалекте, оставив чужака в полном неведении.
– Это рисунок нашего брата Багабанди, – наконец ответил Энквисту старший монах, смиренно кивая. – Он пришел искать силы Всесострадающего в первый месяц прошлого лунного года.
Ничем не выдав ликования, швед терпеливо ждал продолжения.
– Я поговорю с братом Багабанди, –
– Спасибо, – склонил голову Хуго, совершенно по-новому оценивая высоту стен и начиная выстраивать план силового проникновения внутрь. – Прошу передать ему, что нам знаком человек по имени Керамика. Возможно, это сыграет свою роль?
Ничего не ответив, монахи поклонились, развернулись и степенно исчезли за дверью в массивных воротах. Хуго, попятившись к «Термиту», снял с шеи платок. Встряхнул, протер вспотевшие виски и шею, отстегнул флягу. Напился сам, угостил Кодо.
По периметру голой храмовой долины завывал прохладный ветер. Выгрызал новые ходы в лабиринтах разновысоких холмов, в которые превратились сопки, гонял облака пыли. Над хийдом и окрестностями пронеслась сова. Небольшая, медленно парившая высоко над мирским, не шевеля крыльями. Когда швед повесил флягу на пояс, дверь в воротах приоткрылась вновь, выпуская наружу еще одного монаха.
Так же, как его предшественники, этот был наголо обрит. Только вот время и лекарства еще не до конца скрыли шрамы от выведенных татуировок, и Хуго был готов спорить, что на затылке мужчины имеется запломбированный разъем для персонального чипа.
Выглядел монах болезненно. Иссушенно, совсем не по возрасту. Глаза его, окруженные сетью морщинок от былого смешливого прищура, были тусклы и невыразительны. Вышел, притворив створку, сделал несколько шагов к «Термиту». Усталых шагов, вымученных. Так идут на казнь…
Хуго нахмурился, не без труда узнавая в обитателе монастыря человека с фотографии.
– Колорадо? – вместо приветствия спросил он.
– Если ты здесь, значит, точно знаешь, что это так, – невесело усмехнулся брат Багабанди, которого несколько лет назад мир знал под именем Джозефа Мартинеса.
Говорил он на араспанто, самой распространенной из европейских языковых смесей, а потому северянин понимал собеседника без помощи электронного переводчика.
– У меня всего одна просьба, tirador… – Колорадо пожал плечами, зябко пряча ладони в широких рукавах куртки. – Я не боюсь, нет. Последствия дружбы с «синдином» не проходят бесследно. И хоть братья еще теплят во мне жизнь с помощью молитв и трав, скоро мне предстоит уйти без посторонней помощи. Но не перед воротами, хорошо? Я знал, что это когда-то произойдет, но прошу – пусть братья не видят.
Энквист легко качнул головой, не ставя просьбу монаха под сомнение. Кивнул едва заметно, но этого хватило, чтобы в глазах Мартинеса мелькнуло понимание. И облегчение.
– Значит, ты не по поводу моих старых прегрешений, tirador?
– Я не хочу причинять тебе вреда, Колорадо, – честно ответил Хуго, но руку с приклада винтовки не убрал. – Я здесь, чтобы поговорить.
Чувства, отразившиеся на лице бывшего тритона, шведу были хорошо знакомы. Дрожь, оплывающие щеки, сверкнувшая в глазу слезинка и дернувшийся уголок губы. Так ведут себя те, кто безвозвратно попрощался с жизнью, но вдруг узрел лучик надежды на избавление от костлявой.