Биография отца Бешеного
Шрифт:
Если человека обманывают, его отношение к тем, кто это сделал, резко меняется. Прошло около двух лет, и москвичей снова призвали: «Все на защиту демократии!» На этот раз — к мэрии. А у меня полное безразличие: вера пропала начисто! На этот раз смертей было гораздо больше, а Павел Грачев, не пожелавший поднять руку на народ в августе девяносто первого и попавший за это под домашний арест, на этот раз самолично руководил операцией по обстрелу Белого дома. Того самого Белого дома, который мы два года назад защищали в буквальном смысле голыми руками.
«Все
Мне кажется, что самую большую ошибку за все время пребывания у власти Борис Николаевич Ельцин совершил в августе девяносто первого года, и она до сих пор дает о себе знать, препятствуя стабильности в стране. Если бы в первый же день прихода к власти Ельцин запретил коммунистическую партию и предал наконец мумию Ленина земле, жить, по-моему, было бы легче. Коммунисты привыкли только разрушать: «…разрушим… до основанья, а затем…» А вот «затем» у них не получалось почти семьдесят пять лет, а разрушать и топтать ростки нового, созидательного — с этим они успешно справляются до сих пор, протиснувшись в Думу при поддержки уставших пенсионеров, соблазняя их своими проеденными молью устарелыми лозунгами.
Когда же мы научимся распознавать мерзавцев и подлецов, умело маскирующихся под маской добропорядочных и милых граждан?..
Через пару лет после съемок фильма Грачев, уже в ранге министра обороны России, пригласил меня 9 Мая к Могиле Неизвестного Солдата. Догадываясь, что там будет много известных в стране людей, я взял с собой целый портфель своих книг. Уже вышли первые два моих романа. Там я лично познакомился с Президентом России. Понятно, эта встреча не была запланирована, и меня поразило, что Борис Николаевич, получив в подарок от меня книги с дарственной надписью, неожиданно сказал:
— Виктор, когда ты только успеваешь, понимаешь, все это… — Президент сделал паузу, с хитринкой в глазах оглядел присутствующих. — И кино снимать, понимаешь, и книги писать…
Выходит, он смотрел по крайней мере хотя бы один мой фильм. Это так приятно поразило меня, что кроме слов: «Спасибо, Борис Николаевич!» — повторенных несколько раз, я более ничего не смог вымолвить…
Приятно было и то, что Борис Николаевич обратился ко мне на «ты». Читая всяческие откровения ближайшего его окружения, я обратил внимание на то, что все они говорили: «Ко всем президент обращается только на „вы…“
Значит, он как бы меня выделил. Лично я обращаюсь на «вы» только в двух случаях: если мне человек не симпатичен или если он намного старше меня, в других случаях достаточно быстро перехожу на «ты». Так было и с Виктором Степановичем Черномырдиным, и с Анатолием Сергеевичем Куликовым, и с Павлом Сергеевичем Грачевым, и с многими другими известными людьми.
Спустя несколько лет ко мне обратился руководитель бюро английской газеты «Таймс» в Москве Ричард Бистон с просьбой об интервью: я был вторым в России писателем, с которым они хотели сделать интервью. Первым был Александр Солженицын. Естественно, я согласился. В предисловии к опубликованному интервью говорилось, что я — один из самых популярных
Но 9 Мая я запомнил на всю жизнь. Вероятно, я был первым, если не единственным писателем России, который удостоился чести вручить свои книги с автографом не только самому президенту, а почти всему кабинету министров во главе с В. С. Черномырдиным и также мэру Москвы Ю. М. Лужкову, но и обменяться с каждым рукопожатием. Павел Сергеевич посмеивался над моими возвышенными эмоциями и советовал мне, как персонажу фильма «Поцелуй Мэри Пикфорд», не мыть руки и показывать их за деньги желающим… Жалею до сих пор, что рядом не было человека, который запечатлел бы эти исторические минуты…
Примерно года через полтора после этой памятной встречи меня пригласили на презентацию книги Ю. М. Лужкова «Мы дети твои, Москва». У меня уже вышел шестой роман — «Золото Бешеного», и я, конечно же, прихватил с собой несколько экземпляров для подарков, а две подписал заранее — Виктору Степановичу и Юрию Михайловичу. Сначала появился виновник торжества: Юрий Михайлович Лужков и с благодарностью принял от меня книгу. Потом пришел и Черномырдин, окруженный внушительных габаритов телохранителями.
Я взял подписанную книгу и направился к премьеру-министру.
— Стоять! — грубо приказал один из телохранителей.
— Да я только книгу отдать…
— Стоять! — еще более грозно оборвал тот.
— Виктор Степанович! — окликнул я.
Черномырдин повернулся, увидел меня, недовольно сверкнул глазами: бравые ребята тут же смущенно расступились.
— Где третья? — тут же спросил он.
— О чем вы, Виктор Степанович? — не понял я.
— Где третья? — повторил премьер-министр и, не дав мне и рта раскрыть, говорит окружающим: — Вчера собрался перед сном почитать «Тридцатого уничтожить!» и не смог остановиться… Прекрасный роман!.. Но это второй, а где третий?
— Вот мой шестой роман, — смущенный высокой оценкой моего труда, сказал я и протянул ему «Золото Бешеного».
— А где третий, четвертый и пятый? — Черномырдин вопросительно прищурился.
— Виктор Степанович, да разве к вам пробьешься? У вас такие церберы на телефоне сидят… — недовольно буркнул я.
— Я решу эту проблему: дай мне визитку… Нужно повидаться…
На следующий день звонок его помощника.
— Вы что-то обещали Виктору Степановичу, — говорит он.
— Готов передать…
— Сейчас подъедет офицер фельдъегерской службы…
Приезжает капитан, и я ему вручаю не только обещанные книги, но и кассеты с моими фильмами, а также футболку с рекламой романа «Команда Бешеного». Минуло несколько недель, выходит мой новый роман. Звонок. Поднимаю трубку.
— Виктор, где моя книга?
— Кто это? — не узнаю.
— Черномырдин! Сегодня видел по ОРТ рекламу: где моя книга?
— Я пытался дозвониться, но меня вновь не соединили, — объясняю.
Слышу, как он кому-то дает нагоняй.