Биография smerti
Шрифт:
А едва мощная машина рванула с места, сообщила Антону:
– Слава богу, кажется, пронесло!
– Как же вам удалось, Марина Евгеньевна? – подобострастно поинтересовался заместитель.
– Да повезло просто, – усмехнулась бизнес-леди. И объяснила: – Кишечная палочка восторжествовала. Весь город подкосила! Инфекционные отделения в больницах переполнены, уже и в коридорах некуда класть, больных вертолетами в Краснодар отправляют. Сегодня в городе эпидемию объявили.
– Ура! – невпопад выкрикнул Антон.
А Холмогорова триумфально
– Так что на сем скорбном фоне мои десять заболевших – абсолютная ерунда.
– Класс! – выдохнул Шахов.
А Таня подумала: «Ничего себе класс! Люди отдыхать приехали, а вместо этого – в инфекционной больнице лежат».
Холмогорова же продолжала:
– И уж на что мэр меня не жалует, а снизошел. Даже извинился. Признал: наши несколько больных на фоне общей статистики – абсолютная мелочь. И столовая «Юноны» здесь ни при чем. Мы просто под горячую руку попали, из-за публикации в местной газетенке. Придушить бы ту гадину, что про наш санаторий журналистам настучала...
– Но кто это мог сделать? – пробормотал Антон.
– Вот и выясни! – жестко велела Холмогорова. – И накажи.
– Все исполню, – заверил Шахов.
У Тани же возникла мысль: «Уж не моя ли кастелянша Инночка здесь постаралась?» Но сейчас делиться своими подозрениями с Холмогоровой девушка не стала. Она поговорит с ней потом. Когда рядом не будет ни Антона, ни водителя, ни Нелли. Тем более что повеселевшая начальница уже скомандовала:
– Доставай диктофон, Татьяна, работать будем! И так сегодня почти весь день просачковали!
После городка N, после кладбища, продуваемого всеми ветрами, Москва казалась раем. Теплым, красивым, надежным.
Марина много раз видела по телевизору Кремль. Слышала, что в столице во всех квартирах имеются горячая вода и телефон, а вместо автобусов можно ехать в любую точку города на метро. А еще Петюня – он же все знал! – рассказывал, будто в Москве безо всяких проблем можно колбасу купить, даже полукопченую. И кур. А бананы, редчайшее для городка N лакомство, имеются почти что в каждом магазине.
И Петька не наврал. Жизнь в столице шла действительно совсем на другом уровне. Только она, Маринка, до этого уровня недотягивала.
Недотягивать. Проклятое слово! Оно в их институте было очень модным.
«Ты, Холмогорова, не тянешь». Так ей преподавательница английского на одном из первых семинаров заявила. И еще, тоже при всех, сказала: «На вступительных экзаменах твой цирк еще мог иметь место. Но в вузе – ты меня извини!»
...В институт Марина действительно попала чудом.
На первом, самом важном, экзамене – английском устном – комиссия слушала, как она
– Э-э... деточка... позвольте, а где вы всему этому научились?
Маринку бросило в краску. Она пробормотала:
– What do you mean?
– Что... что вы сказали? – продолжал пытать председатель. – Вот прямо сейчас?
Он обращался к ней по-русски – хотя все, кто выходил из аудитории раньше, утверждали: на родной язык комиссия переходит лишь в самых крайних случаях. А у Марины тот самый крайний случай, кажется, с первых же минут начался.
Но девушка решила не сдаваться.
– I mean, what’s the matter? – повысила голос она.
И с вызовом взглянула на членов комиссии.
Но ее будто и не замечали.
– Чрезвычайно интересный акцент. Похоже на австралийский. Мельбурн? – задумчиво произнес один из профессоров.
А другая вершительница судеб, бабка-грымза с реденьким седым пучком, насмешливо откликнулась:
– Да какой там Мельбурн? Урюпинск!
«И какого дьявола я круглые сутки те проклятые кассеты гоняла...» – мелькнуло у Маринки.
Базовый курс английского языка девушка купила за огромные, по ее меркам, деньги и, как ей казалось, вполне переняла акцент дикторов. А бабка-профессорша сидит с таким видом, будто пришла в морг за покойником, а ей его без макияжа выдали. И говорит презрительно:
– Все, милочка. Вы свободны. Можете идти.
Ясно. Выгоняют.
И Маринка тоже перешла на русский:
– А что вы мне поставите?
– Отметки мы объявим сегодня же. После того, как все пройдут, – опустил глаза самый главный.
Значит, «пару». Возвращайся, колхозница, на свое кладбище и о шикарной Москве даже думать не смей.
И Маринка взмолилась:
– Но я ведь даже текст не дочитала! И топик у меня замечательный – «Моя любимая книга». Я столько всего рассказать могу!
– Вы, безусловно, можете, – подняла блеклую бровь профессорша. И ехидно закончила: – Только мы вас, к сожалению, не понимаем.