Биография smerti

Литвиновы Анна и Сергей

Да и в общаге у Марины друзей не нашлось. Ее поселили в одной комнате с тремя студентками из Сомали – те учились на отделении РКИ. Нормальные, конечно, девчонки, хоть и негритянки, только попахивало от них как-то... И супы вечно варили вонючие.

Вот и получилось: Москва огромная, но Марина в ней совсем одна. И хоть лежит в кармане студенческий билет престижного вуза, а счастьем не пахнет. Никакой Кремль не нужен, никакой Арбат, если ты бредешь по нему одинешенька, да еще в худой куртешке... Поневоле тысячу раз задумаешься, что лучше: быть первой на деревне или последней-распоследней в городе...

Ну

правда, что у нее за жизнь! Днями она в институте, в библиотеке или в лингафонном кабинете над своим произношением бьется – занятие нужное, но, безусловно, тоскливое. А вечерами хоть волком вой. На тусовки девочку с кладбища не зовут. Шляться по кафе одной скучно, да и денег не напасешься. Единственная Маринкина отдушина: иногда выбиралась в кино. Прежде, в N, по киношкам они с Матвеем особо не расхаживали. Хватало других занятий. Да и кинотеатры в их городке не вдохновляли: вечно духотища, от проектора такой треск, что часто не разберешь, что актеры говорят. А здесь, в столице, один кинотеатр «Октябрь» чего стоил! Светлый, просторный, весь в мраморе. И буфет обалденный. Маринка обожала: подкопить и побаловать себя бутербродом с белоснежной осетриной. И настоящего, сваренного на песке, кофе заказать...

И никто, ни в буфете, ни в зрительном зале, не смотрел на нее свысока. Не смеялся над ее акцентом. Не подкалывал: вот, мол, провинциалка с кладбища... А уж когда фильм начинался – она и вовсе «уплывала». Особенно если море показывали. Или про любовь. Все красивые, яркие и (это словечко тоже очень любили у них в институте) беспроблемные.

Особенно задел ее фильм «Последняя любовь пирата». Ох, какие в нем приключения! И драки! И любовь! И музыка! И актеры! И абсолютно никакой идеологии. Добро – побеждает, любовь торжествует, злые пираты – наказаны. А лента-то наша, советская. Даже странно, что такое кино, без единого коммунистического наставления, снять разрешили.

Маринка на тех пиратов раз двадцать ходила. Сначала в «Октябрь», «Россию» и «Зарядье». Потом фильм стали показывать в кинотеатрах на окраине, вроде «Варшавы» или «Киргизии» – девушка ездила и туда. Не сдалась, даже когда «Пираты» окончательно сошли с больших экранов. Покупала газету «Досуг в Москве» и каждый раз радовалась, когда выясняла: на этой неделе опять показывают любимый фильм. Ну и пусть придется тащиться в крошечную киношку под странным названием «Березка». Зато она снова увидит море. И беспечное солнце. И большую любовь. И любимых актеров. И особенно – его.

Маринка прежде никогда не влюблялась в экранных звезд, а девочки в ее классе – по кому только не сохли. И от Боярского балдели, и от Смехова, и даже от англичанина Майкла Прайда – тот Робин Гуда играл. А Марина всегда над ними посмеивалась. Что за чушь: сходить с ума от какого-то смазливого актера! Да и самое главное в другом – она с детства считала, что мечта должна быть такой, что ее потрогать можно. Красивую куклу – бери, держи в руках. И студенческий билет – тоже. А что актеры? Они где-то далеко и на влюбленных в них дур с высокой колокольни плевали...

Но тут, в Москве, то ли от одиночества, то ли от постоянного стресса Марина тоже дала слабину. Даже самой себе не признавалась, но факт оставался фактом: на «Пиратов» она ходила во многом ради единственного человека. Звали его Александром Пыльцовым, и играл он в фильме одну

из главных ролей – капитана советского судна. Того самого, что взяли на абордаж джентльмены удачи. Боже, что за глаза у него – проникновенные, любящие, теплые! А фигура – сплошь мускулы! Матвей сколько ни старался накачаться, а даже близко на Пыльцова не походил. А как лихо, когда дело доходило до драки, он раскидывал пиратов! А как нежно целовал свою мымру – на корме, под мягкими лучами заходящего солнца...

И здесь, в Москве, актеры совсем не были такими недоступными, какими представлялись из города N. Маринка без труда разузнала: Пыльцов живет совсем недалеко от ее института, на улице Еланского. А работает еще ближе – в Театре драмы на Малой Дмитровке. И увидеть его вблизи совсем не проблема. Подъезжай или домой, к подъезду, часов в двенадцать дня, или после спектакля к служебному входу театра. Подойти близко, правда, не удастся, потому что в обоих местах дежурят толпы таких же, как она, восторженных девчонок. Толкаться вместе с ними Маринка считала ниже своего достоинства, но знаменитую улыбку актера и с двадцати метров можно разглядеть. Ну, а коснуться... может быть, когда-нибудь... Тем более что имелся у Марины план – подобраться к артисту с помощью Игорька Холмогорова.

Игорек Холмогоров учился на третьем курсе их института и уже ездил вместе с Театром драмы на гастроли в Париж. Лично при Пыльцове состоял переводчиком. И выпивали, рассказывал, вместе, и по кабакам ходили, и фотографий у него полно, где они с артистом то в обнимку напротив Эйфелевой башни, то за одним столиком в ресторане.

А что Игорек? Обычный парень. Такой же, как она, провинциал. Довольно дохлый, черты лица мелкие, глазки крошечные. Матвей в сравнении с ним – писаный красавец. Правда, гонору у Игорька куда больше, чем у Марины, и даже, наверное, чем у Матвея. Вечно рассекает по институтскому коридору словно министр. И просто обожает, когда вокруг него девчонки соберутся и с открытыми ртами его байки слушают. А байки, прямо скажем, довольно фиговые. Не чета тем, какими ее Петюня потчевал...

Но, как ни смешон Игорек, а теперь Марина прочно прилепилась к его свите. Не ради него самого, конечно. А чтобы с его помощью «на Пыльцова» попасть. В Театр драмы билет ведь не купишь. Даже если займешь очередь в кассу с ночи, не факт, что достанется. А у Игорька всегда контрамарки есть. Да и еще, он хвастался, доступ в пыльцовскую гримерку. Артист, рассказывал Игорь, после спектакля всегда в хорошем настроении пребывает. И если приходишь к нему с девчонкой, Пыльцов всегда и расцелует ее, и автографов даст хоть десяток. Вот Маринка и надеялась: вдруг ей доведется оказаться рядом с восхитительным актером? Хоть на минутку...

А ее мечты, она знала, всегда сбывались.

Таня

Обратно, к себе в горы, они прибыли в половине девятого.

На особняк наступал вечер. Тени становились жестче и четче, воздух холодел словно бы на глазах. И если в летней Москве сумерки длились почти до полуночи, то здесь они были куда стремительней и черней. Только что сверкало-старалось яркое южное солнце – а через мгновения видна лишь его половинка. Без нескольких минут девять, Таня заметила, светило окончательно скатывалось за гору... а еще через четверть часа, как раз к середине ужина, двор погружался во мрак.