Бироновщина. Два регентства
Шрифт:
— Въ вашемъ банк, генералъ, разыгрывается живой человкъ по имени Самсоновъ? — обратился онъ къ банкомету.
— Да, ваше высокопревосходительство, — отвчалъ видимо удивленный Салтыковъ. — Но разыгрываю я его не отъ себя.
— Знаю; его вамъ проиграли, и теперь онъ въ вашей касс. Идетъ онъ въ полутора тысячахъ?
— Точно такъ.
— Такой суммы y меня случайно съ собой не имется; но надюсь, что я пользуюсь y васъ кредитомъ?
— Еще бы! На всякую сумму.
—
Свтлйшій хозяинъ молчалъ до сихъ поръ съ видомъ затаенной злобы. Сослаться на «статутъ» своего дома передъ первымъ кабинетъ–министромъ ему было уже неудобно, тмъ боле, что и нкоторые изъ его сановныхъ партнеровъ играли уже на млокъ.
— А я ставлю столько же и одинъ рубль, — объявилъ онъ, высокомрно пріосанясь.
— Дв тысячи, — по–прежнему не возвышая голоса, сказалъ Волынскій.
— И рубль! — выкрикнулъ не своимъ голосомъ Биронъ.
— Три тысячи.
— И рубль!
— Четыре тысячи.
Хмуро–багровое лицо курляндца исказилось безсильною ненавистью.
— Infamer Mensch! — пробурчалъ онъ, скрежеща зубами.
— Повторите, герцогъ, что вы изволили сказать? — спросилъ Волынскій съ тмъ же наружнымъ спокойствіемъ, но вспыхнувшій въ глазахъ его зловщій огонекъ выдавалъ поднявшуюся въ душ его бурю. — Я не совсмъ разслышалъ.
— Это было не про васъ… — уклонился герцогъ, задыхаясь. — Ну, и проигрывайте на здоровье!
— Ваша свтлость, значитъ, отступаетесь? — переспросилъ его Салтыковъ.
— Nun ja, zum Kuckuck!
Банкометъ сталъ снова метать. На этотъ разъ дама наконецъ ему измнила и вскрылась налво.
— Дама!
— Самсоновъ, стало быть, отъ сего часа уже мой? — произнесъ все такъ же невозмутимо Волынскій.
— Вашъ! — отвчалъ Салтыковъ. — Но теперь вы имете дло уже не со мной, а вотъ съ г–номъ Шуваловымъ.
— Завтра же поутру, ваше высокопревосходительство, онъ будетъ въ вашемъ дом, — подхватилъ стоявшій тутъ же Шуваловъ. — Ужъ какъ я вамъ обязанъ — словъ y меня нтъ!
Въ душ онъ, однако, еще такъ досадовалъ, негодовалъ на самого себя, что, не дождавшись ужина, убрался во–свояси. Когда тутъ дверь ему открылъ Самсоновъ, — при вид безмятежнаго и заспаннаго лица юноши, y Петра Ивановича не достало духу признаться, что онъ съ нимъ сдлалъ.
«Узнаетъ все равно поутру», — успокоилъ онъ себя. Но настало утро, Самсоновъ подалъ кофе, молчать доле уже не приходится; а сказать всю правду попрежнему такъ совстно…
— Вотъ что, Григорій…
— Что прикажете?
— Вчера, ты знаешь, былъ картежъ y герцога Бирона… Онъ завелъ опять рчь о теб, просилъ продать
— Боже упаси! Но вы, сударь, ему отказали?
— Прямо отказать, ты поймешь, было очень трудно. По счастью былъ тамъ и Волынскій Артемій Петровичъ…
— И вступился за меня?
— Да… т. — е. перебилъ тебя y герцога… Теб, голубчикъ, будетъ y него куда лучше еще, чмъ y меня: ты знаешь вдь, какая онъ сила при Двор..
Самсоновъ вдругъ все понялъ.
— Скажите ужъ напрямикъ, ваше благородіе, что проиграли меня въ карты!
— Ну да, да… Dieu me damne! И врать–то, какъ слдуетъ, не умю…
Отъ горькой обиды y Самсонова навернулись на глазахъ слезы.
— Не думалъ я, сударь, что я для васъ гроша не стою!
— Напротивъ, голубчикъ, ты пошелъ въ цлыхъ четырехъ тысячахъ рубляхъ; только мн–то отъ нихъ ничего не перепало; по губамъ только по мазали. Ну, не сердись, прости!
И бывшій господинъ крпко обнялъ своего бывшаго слугу.
— Богъ вамъ судья… — прошепталъ Самсоновъ. — А когда жъ мн явиться къ г–ну Волынскому?
— Я общалъ ему прислать тебя еще нынче съ утра. Ты не слишкомъ вдь сердитъ на меня, а?
Самсоновъ махнулъ только рукой, какъ бы говоря:
«Что пользы сердиться на такого шелопая?»
X. Читатель знакомится ближе съ главою русской партіи
Не безъ сердечнаго трепета предсталъ Самсоновъ передъ Артеміемъ Петровичемъ Волынскимъ, первымъ, посл Бирона, вершителемъ судебъ русскаго народа.
— Смотришь ты всякому въ глаза прямо и смло: это мн любо, — промолвилъ Волынскій, оглядвъ благообразнаго и статнаго юношу строгимъ, но, вмст съ тмъ, и благосклоннымъ взглядомъ. — Только смлости, юной прыти этой y тебя не въ мру, кажись, много. Самъ я видлъ, какія штуки ты выдлывалъ въ манеж. Муштровать лошадей ты — мастеръ. Но и самому теб нужна еще муштровка. Ну, кубанецъ, — обернулся Артемій Петровичъ къ стоявшему тутъ же дворецкому, — возьми–ка его въ свои руки, да доложи мн потомъ, на что онъ всего больше годенъ. Можете оба итти.
Дворецкій, Василій Кубанецъ, продувной выкрестъ изъ татаръ, былъ вывезенъ Волынскимъ еще изъ Астрахани (гд Артемій Петровичъ былъ прежде губернаторомъ) и сумлъ вкрасться въ его полное довріе. Неудивительно, что въ званіи дворецкаго y перваго министра онъ сильно зазнался. Отъ зоркаго глаза его, однако, не ускользнуло, что Самсоновъ понравился его господину; а потому и самъ онъ отнесся къ нему довольно снисходительно.
— Наслышанъ я о теб, прыгунъ, наслышанъ, — сказалъ онъ. — Куда я тебя теперь суну? Настоящее мсто было бы теб на конюшн…