Битва дипломатов, или Вена, 1814
Шрифт:
Оба заводили любовные связи на стороне: царь — с Марией Нарышкиной и даже, как говорят, с сестрой, великой княгиней Екатериной; Елизавета — с разного рода людьми, от солдат до «неопределенных интимных отношений» с очень милой графиней. В любовниках императрицы был и один из ближайших советников царя — князь Адам Чарторыйский, польский патриот, приехавший в Россию после падения Польши и завоевавший доверие государя. Александра нисколько не беспокоили связи супруги со своим советником. Напротив, он даже поощрял их ввиду собственного вольного поведения.
К моменту прибытия на конгресс в Вену Александр
Александру еще предстояло определить свою позицию по этой проблеме, хотя он уже обещал воссоздать Польское королевство, объединив часть Польши, унаследованную от Екатерины Великой, с землями наполеоновского Варшавского герцогства, оккупированными его войсками. Царь, казалось, говорил искренне, и многие польские патриоты поверили ему на слово. Однако оставалась возможность, что он не выполнит свое обещание. А если и выполнит, то станет ли его творение действительно свободным и независимым?
Конечно, многих беспокоило то, что Россия благодаря Польскому королевству продвинется далеко на запад. Не устраивало и близкое соседство с обидчивым и непредсказуемым царем. Особенно этим были озабочены Каслри и Меттерних. Не превратится ли Россия в новую мощную державу, превосходящую по силе империю Наполеона?
Александр уже нашел сторонника в лице своего спутника и друга — короля Пруссии. Между ними сложились товарищеские отношения, скрепленные действием, достойным театральной мелодрамы. В 1805 году Александр приезжал в Берлин, царь и король вместе спустились в склеп просвещенного деспота Фридриха Великого и у его гробницы поклялись в вечной дружбе.
За годы войны эмоции позабылись, и две страны даже предавали друг друга. Когда наступили иные времена, они признали свои ошибки. Теперь два монарха снова поклялись действовать сообща и скрепили возобновленный союз сделкой: Россия получит Польшу, а Пруссия, в обмен на поддержку (и отказ от своей доли польской территории), возьмет себе часть центральной и восточной Германии, известную как Саксония. Они изложили взаимные обязательства в секретном Калишском договоре, подписанном в феврале 1813 года, и договорились поддерживать друг друга, невзирая ни на какие обстоятельства.
«Не поверите, как красиво в моих комнатах, когда их заливает солнечный свет!» — сказал как-то Меттерних, восхищаясь высокими, в восточном стиле окнами в своем кабинете в министерстве иностранных дел. Скоро ими будет восторгаться не только он один.
В конце сентября 1814 года, перед открытием конгресса, на министерство Меттерниха навалились неотложные дела: нескончаемый поток депеш, подготовка повесток дня для заседаний, проектов протоколов и решений, организационное обеспечение конференции, председателем которой он уже неофициально числился. «Беспросветная мука!» —
Как и следовало ожидать, гости хлынули в белокаменное здание государственной канцелярии, где располагалось ведомство Меттерниха, монументальное сооружение XVIII века.
Канцелярию называли еще Балльхаусом, поскольку здесь прежде размещался теннисный корт Габсбургов. Критики Меттерниха находили это определение очень удачным ввиду игриво-фривольного стиля его дипломатии.
Кабинеты Меттерниха с живописными окнами располагались на втором этаже. В главной переговорной комнате стены от паркетного пола до потолка с новой лепниной были покрыты зеленой камкой. В интерьере преобладало темное дерево, на стенах висели картины в позолоченных рамах, повсюду белели мраморные бюсты. Меттерних недавно поставил здесь новый мраморный камин, завез из Парижа мебель. Он был уверен в том, что в этой комнате ему предстоит провести немало времени.
В большой приемной с потолком высотой восемнадцать футов всегда толпились люди. Посетители, пришедшие к Меттерниху, томились в долгом ожидании, рассказывали друг другу истории или разглядывали книги в сафьяновых переплетах, расставленные на полках из красного дерева вдоль стен.
Кто шел к Меттерниху? Вот типичный утренний сеанс. Ждет приема в кабинете с окнами в восточном стиле канцлер Пруссии Карл Август фон Гарденберг. Он приехал в Вену несколько дней назад и испытывал трудности добиться аудиенции у австрийского министра иностранных дел, окрестив его «министром-невидимкой». Рядом скучает посланник баварского короля фельдмаршал князь Карл Вреде. Неподалеку стоят четверо мужчин в длинных черных мантиях с сияющими серебряными мальтийскими крестами — представители элитного Мальтийского рыцарского ордена, основанного крестоносцами еще в XII веке.
Можно не сомневаться, рыцари хотели, чтобы им вернули сокровища, украденные Наполеоном в 1798 году. Он обчистил остров, забрав золотые и серебряные кубки, чаши и драгоценности, накопленные в хранилищах с XIII века. Рыцари надеялись и на то, что им также возвратят сам остров. Британцы, освободив Мальту от Наполеона, пообещали отдать ее ордену, но всячески затягивали дело и, по мнению великого магистра, не проявляли никакого желания сдержать свое слово. Великий магистр был прав. Британцы искренне полюбили великолепный стратегический остров с прекрасной военно-морской базой и постарались закрепить его за собой в Парижском договоре.
В приемной находилось и множество других ходоков, в том числе две-три дюжины германских дворян, бывших рыцарей бывшей Священной Римской империи. Эти аристократы лишились древних привилегий и родовых владений, когда Наполеон демонтировал империю, обрубил и расчленил ее западные края, подарив земли вассальным королевствам Баварии, Вюртемберга и Вестфалии. Германские рыцари добивались восстановления прав и собственности и, по возможности, самой Священной Римской империи.
«В моей приемной вся Европа», — говорил Меттерних то ли с гордостью, то ли с грустью, видя толпу людей, держащих в руках пухлые портфели, означавшие для него одни хлопоты. Князь не любил разбираться в конфликтах. Ему предстояли «четыре, а то и шесть недель кромешного ада».