Битва русских с кабардинцами
Шрифт:
Победоносцев глубокую рану в правую руку. Кровь льется из ран его ручьями, силы богатырские в нем истощились, и тяжелый меч выпал из его могучей длани.
Он склонил геройское чело к голове коня своего и готов уже был упасть с него на землю, как в то же время князь Узбек, почитающий отличных рыцарей превыше всего на свете, удивленный необычайным мужеством и силой юного героя Победоносцева, сам подхватил его и приказал своим людям снять его с коня, как можно осторожное и поспешнее отнести его на руках в аул к его домашним и от имени его приказать им в ту же минуту сделать всевозможное пособие
«В особенности скажите от меня моей милой дочери Селиме, чтобы она о сем храбром витязе пеклась как о своем отце и старалась внушить ему нашу религию».
Говоря сие, князь Узбек с удивительным искусством перевязал раны Победоносцева и потом примолвил:
«Врачу моему Бразину скажите, чтобы он самые эти же средства употреблял с этим раненым, а впрочем, он сам знает. Ступайте! Аллах да покровительствует вам в пути! Скажите, что я, слава пророку нашему, здоров и надеюсь скоро увидаться с ними». Четыре сильных воина, покрыв соединенные щиты данным Узбеком им богатым небольшим ковром, сработанным дочерью его, прекрасною Селимого, кладут па него еще в сильном обмороке находящегося Победоносцева и, подняв на свои плечи, поспешно уносят.
Вскоре сии кабардинцы с несомым триумфом приходят в аул к жилищу своего князя Узбека; жены и дети его выскакивают н, увидев знакомый им ковер, полагают, что принесли убитого или раненого князя, испускают жалобный стон и вопль.
Одни из носильщиков говорил: «Успокойтесь, это не князь наш; это русский храбрый и знатный воин, жестоко нами раненный, коего сам князь перевязывал раны, за то ли, что он прекрасен как Солнце, или за то, что он наших самых лучших панцирников один перекрошил десятка два, и можно сказать, что этот христианин если б сделался магометанином, то был бы украшением нашей стороны и первым путеводителем к победе. Только глубокие язвы его и много истекшей из них крови дали нам восторжествовать над ним, когда уже он был почти мертвый. Но князь приказал вам сказать, чтобы как можно поспешнее для этого воина сделали пособия, содержали как можно лучше: а в особенности вам, княжна, приказал ваш родитель смотреть за сим юношею, как за ним самим, и стараться склонять его в нашу религию».
Юная Селима вспыхнула огнем и потом побледнела.
Он продолжал: «Обо всем этом он скоро приедет сам удостовериться, а теперь покажите нам место, где его сложить. Мы очень устали».
Во мгновение ока Селима схватывает мягкие подушки, выносит к ним и ведет их в богатую кибитку ее отца, где разостлан был сафьянный тюфяк; кладет сама подушки в головы и говорит носильщикам:
«Положите его, но ради Аллаха и Магомета, как можно осторожнее»!
Те тихо кладут Победоносцева на постель, и тот же воин говорит ей:
— Князь наш приказал, чтоб врач его, Бразин, точно так же бы поступал с раненым, как он перевязал сам раны, и употребил бы все средства его вылечить.
— Хорошо, это все будет исполнено сейчас же! — отвечала Селима. — Вот вам за труды (дает им пять золотых монет); тебе две за извещение, а этим трем по одной за труды их. Ступайте и скажите отцу моему, что я все силы употреблю исполнить его приказания. Скажите также, что
Принесшие раненого, делая низкие поклоны прекрасной княжне, отступают до входа в кибитку и за двери, ибо у магометан полагается неучтивством и даже преступлением, уходя, оборачиваться задом к своим начальникам и владельцам.
По выходе их прелестная Селима, размышляя о приказаниях, данных отцом ее, почувствовала трепет в сердце и пожелала рассмотреть черты лица раненого.
В это время солнечные лучи прямо ударяли в стекла кибитки и в лицо раненого. Селима подходит, разглядывает Победоносцева и приходит в жестокое смущение, увидев в нем самого прекраснейшего из мужчин.
Темно-русые кудри осеняли гордое чело его с топкими бровями; густые согнутые ресницы доказывали, что они скрывают прекрасные глаза; белое лицо, покрытое смертною бледностию, оттенивалось самым слабым румянцем на ланитах его; губы небольшого рта, уже споря се смертию, все еще были алы. Широкие плечи, высокая грудь, тонкая талия, рост более обыкновенного представили ей Победоносцева знаменитым героем.
Она томно вздохнула, и слезы выкатились из прелестных очей ее, когда она подумала, если раненый умрет.
Эта первая искра невинной любви, этот зародыш, неприметно закрадывающийся в сердца паши, уже расположил нежную душу юной Селимы в пользу нашего героя.
— Ах, родитель мой, ты прав! — тихо восклицает Селима и бежит, чтоб позвать к раненому Бразина.
Вскоре является она опять в кибитку с Бразином, который осматривает больного и делает ему возможное пособие по обыкновению страны своей. Здесь можно сказать о сих народах азиатских, что простые их лекарства, мази и пластыри, ими составляемые, так же скоро возвращают больным и раненым здоровье, как и европейские.
Я приведу здесь один пример, которому был я очевидным свидетелем.
В первый поход под Еривань однополчанин мой, поручик Д — в, неосторожно наелся недозрелых плодов, через что страдал жестоко болью в желудке, с обыкновенными последствиями сей болезни, с лишком год. Все лекаря, и притом очень искусные, по испытании всех средств к его излечению, наконец отказались невозможностью возвратить ему здоровье. Это жестоко поразило больного; ибо он полагал, что смерть его неминуема, как и прочих офицеров и солдат, бывших в сем походе, от сей же болезни лишившихся жизни в весьма значительном количестве, как под Ериванью походом оттуда, так и по возвращении на занимаемые нами квартиры.
Я и эскадронный мой командир предложили этому офицеру испытать жившего в том селении, где мы имели свои квартиры, армянского лекаря, весьма искусного в пользовании. Он прибыл к нам из штаба. Азиатский врач был призван смотреть его болезнь, расспросил о всем подробно п обещался, с помощью Бога, возвратить ему здоровье. Такая надежда оживила умирающие чувства больного и поселила радость в душе его. Врач составил сам лекарство своего изобретения, предписал больному диету и в шесть недель излечил сию болезнь совершенно. Вольной со слезами принес благодарные моления Всевышнему, спасшему его от смерти, н чувствительную признательность достойному врачу своему.