Битва у Варяжских столпов

Серяков Михаил Леонидович

Из Жития святого Ансгария известно, что в 852 г. король шведов Анунд, изгнанный из своего королевства, нашел убежище у данов. Желая вернуть трон, он обратился к ним за помощью, обещая отдать им богатый торговый город Бирку. Датчане с готовностью согласились и снарядили 21 корабль. Неожиданно появившись у Бирки, они захватили ее жителей врасплох. Поскольку «этот город был не слишком укреплен», а сами они недостаточно многочисленны, чтобы сопротивляться, жители Бирки отправили к Анунду послов, которые договорились уплатить выкуп и заключить мир. «Тогда даны, которые с неудовольствием согласились на подобный договор… замыслили внезапно ворваться к ним, совершенно разграбить это место и сжечь его до основания…» Как видим, несмотря на полученный выкуп, датчане все равно хотели разграбить Бирку, что в очередной раз показывает: викинги в ту эпоху даже и не пытались обкладывать данью своих жертв. Анунд предложил датчанам с помощью гадания узнать, разрешают ли им боги разграбить город. Поскольку благодаря вмешательству христианского Бога, исход гадания был отрицательный, они попробовали узнать, где они смогут приобрести богатство. «И выпал жребий, что им следует идти к какому-то городу, находящемуся далеко оттуда, в пределах славов»^{521}. Напав на ничего не подозревавших горожан, датчане возвратились с богатой добычей. И вот на основании невнятного упоминания «какото-то города… в пределах славов» в одном-единственном источнике норманисты строят догадки о том, что это был Новгород или Ладога, а также об участии в данном предприятии таких же неназванных данов Рорика Фрисландского. Что касается Новгорода, то мы даже не можем с определенностью сказать, существовал ли он в то время, а раскопки Ладоги показали отсутствие следов пожара в этот период. Г. Ловмянский отмечал, что под славянами данный источник всегда имеет в виду западных славян и датскому нападению, скорее всего, подвергся какой-то из городов балтийских

славян. Наконец, получив в 850 г. в качестве лена Дорестад, который он должен был защищать от «пиратских набегов данов», едва ли Рорик два года спустя оставил свои владения ради того, чтобы принять участие в авантюре этих же самых данов. Таким образом, любой непредубежденный читатель может удостовериться в том, на каком могучем основании покоится гипотеза об активности правителя Фрисландии в регионе Балтийского моря.

В промежутке между 853 и 861 гг. Вертинские анналы сообщают о следующих новых событиях: «Лотарь отдает всю Фризию своему сыну Лотарю; Рорик и Годфрид ушли оттуда на родину, то есть в Данию, с надеждой на получение королевской власти. Лотарь ослаб, вследствие чего братьям Людовику и Карлу был дан повод для того, чтобы вернуться к согласию с Лотарем. Рорик и Годфрид, поскольку им никак не сопутствовал успех, удерживали за собой Дорестад и владели большей частью Фризии. (…) Норманн Рорик, управлявший Дорестадом, с согласия своего господина, короля Лотаря, повел флотилию в область данов и по соглашению с королем данов Хориком взял во владение вместе со своими товарищами часть земли, находящейся между морем и рекой Эгидора (Айдер)»^{522}. Историки по-разному понимают и датируют эти события. С.С. Алексашин относит оба известия к 853 г. Поскольку Айдер, река в Шлезвиге, впадает в Северное море и использовалась ранее как торговый путь между Северным и Балтийским морем в обход Зунда, вывод его однозначен:

«Фактически было создано транснациональное торговое сообщество во главе с Рориком Фрисландским. (…) К 860 году Рорику удалось создать “логистическую дугу” Дорестадт — Хедебю. Однако торговая экспансия Рорика, судя по ряду связанных между собой событий 859–860 годов, не ограничивалась только Севером Европы и имела далеко идущие последствия»^{523}. Иную датировку и иное понимание событий предлагает Е.В. Пчелов, также специально изучавший биографию Рорика: «В 854 г. умер датский владетель Хорик I, и начались усобицы между его родичами. Этим не преминул воспользоваться Лотарь, разделивший Фризию между своими сыновьями и, вероятно, оставивший Рорика и Готфрида опять без уделов (анналы Пруденция, 855). Новый датский правитель Хорик П пожаловал в 857 г. Рюрику часть своих земель между Северным морем и р. Эйдар, и начался ютландский период жизни нашего героя (Фульденские анналы). На шесть лет имя Рорика исчезает со страниц хроник»^{524}. Поскольку и Вертинские анналы говорят об управлении Дорестадом Рориком после получения им части датских земель в прошедшем времени, то о «логистической дуге» Дорестад — Хедебю говорить не приходится. Не был связан Рорик с Балтикой и во время пребывания его в Ютландии, вопреки тому, что думают об этом апологеты гипотезы отождествления. Проанализировавший этот аспект В.Е. Яманов отмечал, что в середине IX в. область между Балтийским морем и рекой Айдер не принадлежала датским конунгам, поскольку южную ее часть заселяло западнославянское племя вагров, а северная, населенная саксами, принадлежала Восточно-Франкскому королевству. Следовательно, датский конунг Хорик II не мог дать эти земли в лен Рорику Ютландскому и уступил ему земли севернее Нижнего Лидера, примыкающие к Северному морю. Соответственно, даже во время пребывания Рорика в Ютландии его деятельность не была напрямую связана даже с Западной Балтикой, не говоря уже о Восточной.

Истоки идеи о «логистической дуге» восходят к Н.Т. Беляеву, который первым связал призвание Рорика в Восточную Европу с интересами фризских купцов, искавших новые торговых путей на Восток. Он также произвел название Русь от первоначального названия фризской торговой колонии в Бирке, которая, в свою очередь, могла получить от Рустрингии. Выходцы из этой торговой колонии и принесли данное название вместе с Рориком на Русь. Более того, Н.Т. Беляев выдвинул еще более невероятную гипотезу, согласно которой Рорик якобы организовал две одновременные экспедиции против Константинополя — Аскольда и Дира с севера и Бьерна Железнобокого с юга, сомкнув путь «из варяг в греки». Из этой же невероятной идеи исходит и С.С. Алексашин: «Вначале 859 года сын Рагнара Лордброка Бьорн вместе с Гастингом на 62 судах отплыл в средиземноморский поход вокруг Испании к Риму. Так же как и в 844 году, норманны Гастинга разорили Севилью. Хитростью взяли городок Луну у Пизы, ошибочно приняв его за Рим. Только сильный шторм, изрядно потрепав флот норманнов, изменил их планы — дойти до Константинополя. По Аль-Бекри часть их добралась до Греции, втянув вместе с арабами флот греков в морские бои. 18 июня 860 года на Константинополь на двухстах судах ходил Аскольд с флотом руссов, как их называют византийские хроники. (…) То есть, возможно, речь идет об осуществлении Рориком Фрисландским и Гастингом блистательного плана по восстановлению Восточного торгового пути из варяг в греки. (…) Целью Рорика Фрисландского и Новгородского на Руси был не захват Константинополя, а заключение долгосрочного мирного торгового договора, что и было достигнуто»^{525}. При прочтении подобных работ невольно возникает впечатление, что перед нами не историческое исследование, а фэнтези на историческую тему. Вся биография Рорика Фрисландского показывает, что его интересы вращались вокруг Дании и Фризии, и нет ровным счетом никаких оснований приписывать ему наполеоновские планы по захвату крупнейшего и великолепно укрепленного города тогдашнего мира на противоположном конце Европы или хотя бы навязывание ему того или иного договора. Фраза о «восстановлении» «пути из варяг в греки» способна вызвать лишь недоумение, поскольку никаких доказательств существования торгового пути, связывавшего Константинополь с Балтийским регионом в тот период не существует. Точно таким же плодом буйного воображения оказывается и исходный посыл всей этой фантасмагорической картины о существовании «транснационального торгового сообщества во главе с Рориком Фрисландским». Г. Ловмянский в свое время совершенно справедливо подчеркнул, что «нет никаких данных, позволяющих приписывать Рорику роль проводника фрисландских купцов на берега Балтики»^{526} и тем более нет никаких оснований предполагать, что их интересы Рорик собирался отстаивать на берегах Босфора. Для западноевропейских феодалов той эпохи приоритетом были подвиги на поле брани, а не меркантилизм, и полагать, что в этом отношении Рорик Фрисландский кардинально отличался от своих собратьев, в источниках также нет никаких оснований. Так на одну фантастическую гипотезу накладывается еще более фантастическая гипотеза и все вместе это подается как научно доказанная теория.

Когда после нескольких лет молчания, обусловленных его пребыванием в Ютландии, имя Рорика вновь появляется на страницах западноевропейских хроник, исследователи вновь несколько по-разному толкуют обстоятельства его нового появления в свете внимания европейских анналистов. Г. Ловмянский, отметив, что в Ютландии Рорик удержаться не сумел и вновь вернулся во Фрисландию, где в его отсутствие свирепствовали викинги, именно к этому периоду относит крещение нашего героя: «Поэтому в интересах безопасности страны Лотарь должен был отдать дело обороны в руки Рорика, когда тот (не позднее 862 г.) опять вернулся на берега Рейна. И Рорик после неудач в своей стране тоже проявил склонность к укреплению связей с монархом, коли уж согласился принять христианство…»^{527} В совершенно противоположном ключе видится новое появление имени Рорика на страницах хроник Е.В. Пчелову: «Появилось оно только в 863 г. (анналы Гинкмара в составе Вертинских). В январе флотилия Рорика поднялась вверх по Рейну и дошла до Нейсса. Только к апрелю, разорив прирейнские земли, Рорик ушел, оставив Лотаря напуганным и растерянным. При этом Рорик в источнике назван недавно принявшим христианство. Тот же источник сообщает, что осенью 867 г. изгнанный из Фризии Рорик вновь вместе с датчанами угрожал императору, и Лотарю пришлось собрать ополчение для защиты от набегов этого конунга. Наконец, в 869 г. давний враг Рорика Лотарь умер, и в 870 г. его братья Карл Лысый (Плешивый) и Людовик Немецкий в Мерсене разделили его владения…»^{528}

Весьма интересные данные содержатся в хронике Утрехта под 863 г.: «В том же году Хингмар, архиепископ Реймса, напомнил Хунгеру (епископу Утрехта. — M.С.), что норманн Рорик может помочь графу Фландрии Балдуину, похитившему красавицу Юдит, дочь Карла Лысого. Новообращенному Рюрику придется также выплатить компенсацию за некоторые набеги викингов. Его подозревали в создании возможности голода, чтобы вновь утвердиться в Утрехте, но подозрение было лишь временным. Может быть, он бежал снова вскоре после этого. Беспокойный, он отправился принести утешение и облегчение своим рассеянным стадам». С.С. Алексашин понимает это известие как указание на то, что войско, оставленные Рориком для отражения врагов, было рассеяно викингами и разбежалось. Флодоард в «Истории Реймской церкви» также касается данной ситуации: «Он также предупреждает Хунгера, что следует убеждать Рорика, который недавно был возвращен к христианской вере, не принимать или защищать Балдуина. И также если другие скандинавы с его согласием, как говорят, совершили набег

на королевство после его возвращения, он должен все исправить с надлежащим наказанием». Поскольку ситуация с любовной интригой затрагивала королевскую семью, она не остается без внимания и папы римского: «К переписке присоединился и Папа Римский. В 862 г. 23 ноября Папа пишет письмо Карлу Лысому, что граф Балдуин Фландрийский похитил Юдифь, овдовевшую дочь Карла Лысого. Рим опасался, чтобы он в случае отчуждения его от церкви не удалился к ютскому князю Рорику, который поселился в нынешней Голландии и считался ненадежным»^{529}. Следует ли понимать последнее свидетельство как указание на то, что уже в 862 г. Рорик вновь находился во Фризии, вопрос спорный. Однако, поскольку в связи с событиями следующего года о Рорике говорится, что он «недавно был возвращен к христианской вере», вероятность этого весьма велика. Незадачливый претендент на «датское наследство» вновь возвращается к своим обязанностям, и в 863 г. Гинкмар констатирует: «Одним лишь своим именем и без сражения он заставляет удалиться из устьев Рейна вторгнувшихся туда норманнов».

В связи с гипотезой о торгово-экономической подоплеке всей деятельности Рорика следует отметить, что начиная с 830-х гг. торговое значение главного торгового города Фрисландии Дорестада заметно уменьшилось в результате постоянных набегов датских пиратов, а после наводнения 864 г. и перемещения рейнского рукава, на котором он располагался, оно, по мнению В.Е. Яманова, окончательно сошло на нет. Тем не менее глава «транснационального торгового сообщества» продолжает сидеть в утратившем всякое торговое значение месте и, как мы увидим из дальнейших событий, отнюдь не перебирается в Восточную Европу, где именно в тот момент циркулирует значительное количество арабского серебра. Под 867 г. анналы сообщают интересную информацию, что «возвращаясь из Рима, Лотарь приказывает в своем королевстве создать ополчение для защиты страны против норманнов, полагая, что Рорик, изгнанный из Фризии “конкингами”, мог возвратиться с помощью датчан»^{530}. Конкинги были вооруженные ополченцы из числа местных жителей, неудовольство которых чем-то вызвал Рорик. После смерти Лотаря владения покойного были разделены между его братьями, и, по мнению Г. Ловмянского, Рорик стал вассалом обеих монархов. В 870 г. он встречается с Карлом Лысым, а два года спустя прибывает к нему с Родульфом, сыном Харальда Клака. Как отмечает Е.В. Пчелов, Рорику были возвращены земли во Фризии, и он признал себя верным вассалом Карла. В июне следующего, 873 г. Рорик приносит присягу Людовику Немецкому, и это последнее упоминание о нем в хрониках. Под 882 г. Вертинские анналы сообщают, что земли Рорика во Фризии перешли к его дальнему родственнику Годфриду после принятия им крещения. Смерть Рорика Фрисландского произошла между 873 и 882 гг. Наконец, под 884 г. Ведастинские анналы упоминают племянника Рорика, Зигфрида, который помог франкам во время их переговоров с норманнами в Амьене^{531}.

Такова биография человека, которого норманисты пытаются отождествить с летописным Рюриком. Как может убедиться любой непредвзятый читатель, в западных хрониках нет ни малейшего намека не то что на призвание Рорика в Восточную Европу, но даже на осуществление им хоть каких-то контактов с этим регионом. Последнее обстоятельство норманисты решили обойти с помощью Жития святого Анскария: возможно, что Рорик, вместо того чтобы охранять полученный два года назад лен, был среди безымянных данов, напавших на Бирку и впоследствии разграбивших неназванный славянский город, который, возможно, был Новгородом или Ладогой. Единственная зацепка норманистов — схожесть имен и то, что оба персонажа жили в одно и то же время. «Хронологические лакуны гармонично соответствуют годам событий и нахождению Рорика или в Европе, или на Руси, — категорически утверждает С.С. Алексашин. — Не имеется прямых сообщений о походе или назначении Рорика на Русь. Но совокупность косвенных доказательств и взаимозависимость событий друг от друга очевидны и достаточны для идентификации обеих личностей как одного субъекта истории»^{532}. Увы, даже с учетом того, что в ПВЛ упомянуты всего лишь две даты, связанные с Рюриком, — его призвание и смерть — полностью гармоничного соответствия не получается, поскольку из западных источников вполне можно сделать вывод, что в год призвания Рюрика Рорик был уже во Фризии. Если же учесть мнение изучавших летопись специалистов о том, что даты в ПВЛ были проставлены впоследствии, в пользу чего свидетельствует и ошибочная датировка похода Аскольда и Дира на Царьград, то даже это совпадение дат вполне может оказаться случайным. Кроме того, Никоновская летопись под 864 г. сообщает об убийстве Рюриком Вадима Храброго и многих иных новгородцев. Под этим годом западные хроники Рорика не упоминают, но с учетом того, что он недавно вернулся в Фризию и, как отмечал в 863 г. Гинкмар, без боя сумел заставить «удалиться из устьев Рейна вторгнувшихся туда норманнов», достаточно маловероятно, чтобы он оставил только что налаженную оборону своего лена и вновь отправился на Восток. Что же касается схожести имен, то еще Г. Ловмянский отметил, что среди датских королей и викингов IX в. мы встречаем четырех различных Годфридов и, по всей видимости, столько же Гаральдов.

В этой трудной ситуации на помощь норманистам, как всегда, пришла археология. Вышеупомянутые три автора очень кстати вручают хромающей на обе ноги теории отождествления новый костыль: «В то же время до самого конца X столетия нет никаких сведений о нападениях викингов на Ладогу. Время набегов и “даней” сменяется длительным периодом взаимовыгодных торговых, политических и культурных связей. К этому времени относится обособленное варяжское кладбище в Ладоге, едва ли не единственный в пределах Древней Руси самостоятельный скандинавский курганный могильник в урочище Плакун… Раскопано около 15 курганов: в 7 или 8 из них содержались погребения по обряду сожжения в ладье (обычай, типичный для дружин викингов и представленный во всех Скандинавских странах, а также за пределами Скандинавии, в местах особой активности норманнских дружин); одно погребение в деревянной камере… Датировка могильника — 850–925 гг. Весьма скромные по составу материалы Плакуна (бусы, ладейные заклепки, обломки гребней, единичные находки оружия) соответствуют представлениям о положении Рюрика и его дружины… Обособленному кладбищу дружины и двора пришлого конунга противостоят в Ладоге 5–7 групп сопок, монументальных насыпей со сложным переплетением славянских, балтских, финских, скандинавских черт погребальной обрядности»^{533}. Однако и этот аргумент оказывается не намного сильнее предыдущих. Ничем, кроме настойчивого желания любой ценой доказать скандинавское происхождение Рюрика, нельзя объяснить объявление «весьма скромного» с «единичными находками оружия» могильника «кладбищем дружины и двора пришлого конунга». Даже из изложения самих авторов видно, что никаких объективных археологических данных для подобной однозначной атрибутации нет. Еще меньше оснований считать обнаруженные в захоронениях артефакты принадлежащими ближайшему окружению главы «транснационального торгового сообщества». Выше уже приводилось мнение А. Пауля о том, что данный могильник вполне мог принадлежать и выходцам с Рюгена. Наконец, не все в порядке и с хронологией — другой археолог-норманист К.А. Михайлов отнес само возникновение могильника в урочище Плакун к началу X в.^{534}

Настоящей радостью для сторонников гипотезы отождествления стала находка фризского кувшина в кургане № 7 данного могильника с женским трупосожжением в ладье. То, что на сосуде был изображен крест, повлекло за собой предположение, что он использовался для церковных служб, а это, в свою очередь, новое предположение о распространении христианства на Руси во время Рюрика. Клерикальный норманист А.Е. Мусин на основании фрагментов данного сосуда уверенно заявляет: «Таким образом, перед нами древнейшее свидетельство, подтверждающее начало христианизации населения Древней Руси и его знакомства с новой религией, хотя бы в лице скандинавов, несших службу на Руси. Как мы видим, эти археологические свидетельства совершенно синхронны сообщению письменных источников о начале проникновения христианства в этот регион, вне зависимости от того, какое бы отождествление Рюрика здесь не предлагалось. Однако необходимо признать, что в свете предложенного отождествления Рюрика Новгородского и Рорика Ютландского, хотя и не всеми принимаемого, христианские древности Северной Руси в середине IX в. получают принципиально новую интерпретацию, поскольку хорошо согласуются со сведениями жития св. Ансгария»^{535}. Напрашивающийся контраргумент о том, что трупосожжение плохо согласуется с христианской религией автор отводит соображением о том, что погребальный обряд зависит прежде всего от его участников. В связи с этим стоит вспомнить Ольгу, которая, будучи христианкой, просила своего сына-язычника не погребать ее по языческому обряду. Однако если взглянуть на карту распространения фризской керамики (см. рис. 11), то мы увидим, что подобные сосуды были обнаружены не только в скандинавских языческих землях, но и у западных славян, которые всеми силами сопротивлялись насильственной христианизации. Следовательно, данный сосуд да еще несколько гребней свидетельствуют лишь о прямых либо опосредованных экономических связях с Фризией, в чем, учитывая трансконтинентальный характер шедшей через Ладогу торговли, нет ничего удивительного. Если переводить вопрос в археологическую плоскость, то фризскому сосуду может быть противопоставлена гораздо более многочисленная западнославянская керамика. Намертво замкнутая на собственные аксиомы логика норманистов работает примерно по следующему принципу: «Рюрик был скандинавом — следовательно, у скандинавского конунга должна была быть скандинавская дружина — следовательно, могильник в урочище Плакун является скандинавским — следовательно, захороненные в нем люди являются дружинниками конунга — следовательно, археологические данные доказывают, что Рюрик был скандинав».