Битва за Клык

Рэйт Крис

И тут он остановился и оглянулся на длинные ряды безмолвных механизмов и чистые операционные столы.

На них не было тел. Серый Охотник Фрар, принесенный сюда Мореком, исчез. Как и все остальные. Как будто их никогда и не было. И в этот момент Клинок Вирма все понял.

Он пришел в лаборатории не первым.

Медленно повернувшись и зная о последствиях того, что делает, жрец открыл двери.

За ними находились комнаты Укрощения. Там царил хаос. Родильные трубы были разбиты, их содержимое медленно растекалось по кафельному полу. Тела экспериментальных Сынов Русса

лежали на полу, растоптанные и разорванные. Все пробирки были уничтожены, разбиты на блестящие осколки. В дальних комнатах трещали объятые пламенем когитаторы. Незаменимое оборудование, сохраненное еще со времен Объединения Терры, было полностью уничтожено, а бесценные механизмы выпотрошены, словно внутренности.

Все пропало. Погибло.

Клинок Вирма мгновение потрясенно смотрел на крушение работы его жизни. Затем его янтарные глаза сверкнули. Его внимание привлек человек, стоявший в центре разрушений.

Нет, не человек. Он был ниже ростом, чем на ступенях Клыктана, но все равно больше любого космодесантника. Золотая мантия ниспадала с плеч трехметрового гиганта, покрывая бронзовый нагрудник. Амниотическая жидкость капала с пальцев. Единственный глаз сверкал торжеством.

Клинок Вирма вытащил меч, и драконье лезвие выскользнуло из ножен с хищным шипением.

— Ты действительно собираешься сражаться со мной, Тар Хральдир? — спокойно спросил Магнус.

— Всеми сердцами, — отозвался Клинок Вирма, включая расщепляющее поле.

Примарх кивнул.

— Конечно собираешься. Но знай, старик: будущее, которое ты себе представлял, стоило того, чтобы его предотвратить. И потому последние остатки моего легиона были ради этого принесены в жертву. Вторжение на Фенрис не состоялось бы без твоей деятельности, волчий жрец. В последние мгновения жизни подумай над этим.

Клинок Вирма зарычал со всей своей старой, горькой яростью и бросился к гигантскому примарху, целясь клинком в шею. Драконий меч с вырезанным на нем извивающимся змеем завыл, метнувшись над бронзовым доспехом.

Магнус мгновенно извлек оружие. Его движения казались небрежными, неспешными, но исключительно точными. В одно мгновение примарх был безоружным и расслабленным, а в следующее превратился в яростного ангела, каким был в Клыктане.

Мечи столкнулись, звон клинков отразился от стен.

Клинок Вирма дрался так, словно вновь был Кровавым Когтем в лучшей своей форме, вращая клинок умелыми, резкими движениями и громко рыча с каждым ударом. Усталость от долгой битвы улетучилась, жрец сражался с сокрушительной скоростью своей юности.

За все столетия службы он не сражался искуснее, не направлял так точно свое желание убивать. Клинок Вирма кружился, нырял и колол с впечатляющей энергией, ведомый гневом и утратой, целиком его поглотившими. Жгучая, ужасная, горькая скорбь подняла его мастерство даже выше Волков Фенриса, в область легенд.

Магнус парировал с непринужденной легкостью, плавно двигаясь и орудуя клинком. Он как будто предоставил волчьему жрецу последний миг совершенства, подарил последний триумф воинственной величественности перед наступлением конца.

Но это не могло длиться вечно. Клинок

Вирма при всей яростной энергии и самообладании был для примарха примерно тем же, что смертный для космодесантника. Его закаленные временем мускулы устали от свирепой атаки, и драконий клинок на миг опустился, открыв брешь в защите. Мечу Магнуса понадобился один удар, всего один укол в грудь Клинка Вирма. Жуткий клинок беспрепятственно прошел сквозь доспех.

Пронзенный жрец судорожно задергался. Он поборолся еще немного, отчаянно пытаясь вырвать из себя клинок. Его собственный меч выпал из пальцев, энергетическое поле все так же яростно шипело.

Волчий жрец закашлял кровью, горячей и черной, и она разбрызгалась внутри шлема.

В последний раз ему привиделась его мечта. Космические Волки, многочисленные, как звезды, приносят войну в темнейшие уголки галактики, преобразуя Империум по замыслу Короля Волков и делая его столь же полным жизни и могущества, каким был сам Русс.

— Это было… сделано… ради… Русса… — выдохнул Клинок Вирма, чувствуя, как сжимаются холодные когти смерти.

Затем он обмяк, тяжело повиснув на вражеском мече.

Магнус мрачно вытащил клинок, и жрец рухнул на пол.

— Если и так, то ты подвел его, — заметил примарх, бесстрастно взирая вниз, на распростертое тело. — Борьба окончена.

— Нет, пока ты жив, Предатель!

Магнус резко развернулся. Поразительно, но к нему неслись новые воины. Гигант, облаченный в терминаторский доспех, чьи волчьи клыки сверкали грозовой молнией. Рунный жрец в окружении двух телохранителей, с потрескивающим эфирной энергией посохом. А позади нечто массивное и громоздкое. Что-то знакомое ему с далеких-далеких времен.

«Руссвангум» ворвался в зону орбитальной бомбардировки, лэнс-излучатели пылали. Корабли сопровождения энергично следовали за ним, открыв огонь из всего имевшегося оружия. Боевой флот Волков опустошал все на своем пути.

Флот Тысячи Сынов не атаковал их, но начал отходить от Фенриса, выполняя явно спланированный заранее маневр. «Херумон», единственный корабль в армаде, способный бросить вызов флагману Железного Шлема, плавно уходил от опасности, развернувшись на 180 градусов и направляясь прямо к точке прыжка.

Фрегаты и штурмовики Космических Волков ринулись в гущу врага, давая бортовые залпы по корпусам неповоротливых транспортных судов. Золотые суда запылали, их щиты рассыпались под яростью обстрела.

Но Железный Шлем пришел не ради орбитальной войны. Даже через окуляры реального пространства он видел темный круг разрушений вокруг Клыка. Многокилометрововая полоса пятнала девственно-чистые просторы Асахейма подобно ране на бледной коже.

Смотря на Клык, он вновь вспомнил ряды Волчьих Братьев, воющих в насмешке и муке, даже когда их убивали. Воздух пирамиды Гангавы был пагубным, пропитанным безумием и ужасом. Прекращение этой битвы было самым тяжелым решением, какое ему приходилось принимать за всю жизнь. Растворившись в ярости, он едва узнал Къярлскара, когда волчий лорд пробился к нему. И даже услышав о случившемся на Фенрисе, часть его души сопротивлялась призыву вернуться.