Битва за Свет
Шрифт:
Когда, немного погодя, свист в моих ушах спал на нет, и я, потерев ладонями уши, начал слышать звуки вокруг, Гоша повернулся ко мне и заговорил:
– Полезли, сволочи. Теперь нам, Антоха, нужно работать безупречно, иначе хана. Лампу не включаем, оставим на совсем уж худой конец. Ну, а пока будем кормить нелюдей свинцом и порохом.
– Да уж, – выдавил я, – будем кормить, а что делать?
Фонарь я снова погасил, и мы вновь затаились, прислушиваясь, в ожидании следующих попыток штурма нашей крепости. Штурм же этот не заставил себя долго ждать. Вскоре под окном стали слышны уже нескольких тварей, постанывающих на разный лад, но одинаково зловеще. Они, по всей видимости, как и их предшественники «продумывали» своими безмозглыми головами, как им пробраться внутрь. Скорее всего, кто-то наиболее смекалистый из мертвецов подтащил к окну какую-нибудь бочку или ящик, в изобилии разбросанные вокруг дома и напоминавшие о некогда затеявшемся тут капитальном ремонте. Но зайти в комнату, а уж тем более выглянуть за окно, дабы поглядеть воочию на сооружение, позволяющее тварям проникать внутрь, дотягиваясь до оконного проёма, было бы смерти подобно. Слишком уж эти бестии были проворны, и подвергаться такому риску было никак нельзя. Наше счастье, что несмотря на все физические сверхспособности афганцев, мышление их было более, чем примитивным, и столпившиеся под окном твари долго соображали, как же им залезть в дом за добычей, прежде чем обнаружили ту самую конструкцию и начали взбираться по ней к окну. Но, через три минуты после расстрела последней бестии, звук, издаваемый ступающим непосредственно под окном на что-то металлическое афганцем, заставил нас вновь принять боевую позицию. Я врубил фонарь, который тотчас осветил в оконном проёме безобразное тело, по всей видимости, некогда принадлежащее какому-то талибу. Такой вывод я сделал из того, что за всей бронзовостью и нечеловечностью морды афганца можно было разглядеть азиатские черты лица, чёрные средней длины волосы. Но главное – это одежда. Расстрелянная
Вслед за этим практически сразу начал залезать в окно следующий афганец. Но пулемёт похоронным маршем для так и не нашедших своего пристанища мертвецов чётко отбивал свою монотонную мелодию, одного за другим отправляя штурмующих окно афганцев куда им и положено, в ад! Минуты тянулись так долго, что когда я посмотрел на часы всего лишь через двадцать минут (где-то в три десять), то просто оцепенел от увиденного, ибо я был уверен, что прошло уже как минимум часа полтора… Тем временем поток голодных, жаждущих свежей человеческой плоти бестий, стремительно нарастал. Они начали лезть уже по двое за раз в неширокий оконный проём, но патронов пока хватало на всех, хотя количество отработанных гильз под ногами уже начинало вселять некоторые опасения. В основном, расстреливать появляющихся в оконном проёме афганцев удавалось ещё до того, как они успевали перевалиться внутрь комнаты. Соответственно, умерщвлённые твари падали по большей части за окно, тем самым наваливая собой ужасную кровавую трупную гору, по которой, в свою очередь, с каждой новой «ступенькой» становилось всё проще взбираться нескончаемому потоку новых, разъярённых невозможностью полакомиться живцом, афганцев. С каждой минутой наше с Гошей нервное напряжение стремительно нарастало. Я замечал, как Гоша успевал украдкой перекреститься в те короткие секунды затишья, когда, казалось, поток желающих пробраться внутрь мертвецов на миг стихал. Но не проходило и двадцати секунд, как поток нарастал с новой силой, оставляя нам всё меньше и меньше надежды на то, что нам удастся до рассвета перебить всю нечисть, непрерывно возникающую в свете фонаря в зловеще чёрном оконном проёме.
– Да сколько же их, тварей-то? – как будто откуда-то издалека сквозь грохот в ушах, доносилось до меня чертыханье Гоши, – бью-бью, никак не перебью! – матерился он. И, действительно, тварей было просто немеряно; они всё лезли и лезли на наше, уже порядком изрешечённое по периметру, окно. Тем временем мы держали оборону уже около часа. Когда я в очередной раз во время небольшого, но уже более долгого затишья в натиске нечисти, перерыва взглянул на часы, было уже без четырёх четыре. «Дай нам Бог сил продержаться ещё часа три, и… Будем жить, найдём Дашу. Я чувствую, она затаилась в каком-нибудь очень надёжном убежище и ждёт нас. Да, точно ждёт, другого и быть не может!» – ни на секунду не переставая верить в сказанное, прошептал я себе под нос. И я совершенно не хотел думать о том, что эта моя надежда – лишь искусственный спасательный круг, на котором, и только с помощью которого, я во что бы то ни стало желал продержаться оставшиеся до рассвета жуткие часы, и что на самом деле у Даши не могло быть ни единого шанса остаться в живых, когда повсюду снуют зомби с чрезвычайно острым нюхом и невероятно голодные…
Перерыв, который в очередной раз предоставили нам живые мертвецы, к нашей огромной радости, продлился чуть дольше, чем любой из предыдущих. Пулемёт стоял без работы целых пять минут, но фонарь теперь уже больше ни на секунду не переставал облизывать своим ярким языком окровавленный, изрешечённый оконный проём, откуда в любую минуту могла показаться очередная бестия. Но целых пять минут – никого. Этот факт невероятно воодушевил нас, особенно учитывая то, что один из трёх ящиков с аккуратно сложенной в него пулемётной лентой был уже практически пуст. Гоша, в своё время наскоро обучив меня нехитрой процедуре замены ленты, взял свой автомат Калашникова с полным рожком и велел мне, насколько это возможно быстро, заменить ленту. Может быть, он сам сделал бы это куда быстрее, но это было бы явно рискованнее: оставить меня, едва умеющего стрелять из автомата, лицом к лицу с треклятым оконным проёмом. Поэтому он занял боевую стойку, а я тут же приступил к замене ленты. Делал я всё точно так же, как и во время обучения, но, как назло, после того, как я вытащил почти дострелянную с последними несколькими патронами ленту, в принимающем механизме что-то щёлкнуло и не позволяло патрону из новой ленты лечь на своё место. Скорее всего, что-то произошло с механикой пулемёта из-за его перегрева. Я даже сильно обжёг тыльную сторону ладони, случайно коснувшись дула, поскольку был без перчаток. Но сердце заколотилось, и в висках тревожно застучало, когда под окном взревел афганец, что явно предзнаменовало, что вот-вот в проёме окна вновь появится ужасное тело, чудо-технологиями спасённое некогда от тления.
– Что там у тебя? – быстро, нервно протараторил Гоша.
– Тут что-то… – Гоша оборвал меня на полуслове, крикнув: «Дай сюда!.. Хватай автомат, целься в окно!», и в мгновенье ока подскочил к пулемёту. Я с той же молниеносностью, что и Гоша, подхватил свой АКМ и, сместившись на два шага левее, расположился напротив окна. Фонарь лежал на полу, приподнятый на кирпиче таким образом, что светил прямо в окно, захватывая чуть-чуть и подоконник. В ту же секунду я увидел высовывающуюся голову кровожадной твари, рывком подтягивающейся на руках и готовой вот-вот заскочить в окно. Я, что было мочи, сжал рукоять приклада и нажал на спусковой курок. Мой автомат стоял в режиме стрельбы очередью. Несколько первых пуль чётко влетели в проём, сперва дверной, затем оконный. Одна или две угодили и в афганца, но не в голову, как это чётко получалось у Гоши, благодаря чему на одно дьявольское отродье уходило по одной, максимум по две пули. Мои же выстрелы пришлись афганцу в корпус. Может быть, в плечо, может, чуть ниже шеи, но он, немного отброшенный назад, только взревел от ярости, чуть было не сорвавшись с карниза. Но потом, от ударной силы «калаша», руки мои начало поднимать вверх, и далее пули уже не достигли мертвенной плоти, молотя лишь по серой бетонной перегородке между дверным проёмом и потолком. Боковым зрением я видел, что Гоша отчаянно что-то делает с заклинившим механизмом, но тот никак не поддаётся. Через несколько секунд Гоша уже схватил свой автомат, бросив так и не поддавшийся приёмный механизм, и, присев на корточки, тремя одиночными размозжил показавшуюся вновь в жёлтом луче фонаря нечеловеческую голову. Но вслед за сражённым в проёме вновь появились конечности очередной бестии. Я уже не стрелял, а только стоял и наблюдал за истреблением тварей, нацеливши свой АКМ на окно. Всего за этот раз пытались прорваться три афганца. После того как Гоша убил последнего, в окне с минуту никто не показывался.
– Одиночные! – скомандовал Гоша, а сам снова юркнул к пулемёту и вновь приступил к попыткам совладать с заклинившей системой. Я переключил автомат в режим стрельбы одиночными. Не буду лукавить: от страха, что я чуть было не пустил в дом кровожадного монстра, готового за секунды оторвать нам головы, да и от самого факта вдруг возложенной лично на меня ответственности за наши жизни, а может, и за судьбу всего человечества, у меня неимоверно тряслись ноги. Страх затмил мой рассудок, и я почувствовал, что состояние моё близко к панике. Вдруг сейчас в лучах света появится мерзкое подгнившее тело, направит на меня свой замутнённый, пронзающий ужасом взор, что тогда? Мне ни за что не попасть ему аккурат между глаз, я не боец, чёрт меня дери, а инженер, программист. «Нет, какой, к чёрту, программист?», – мысленно спросил себя я. «Сейчас каждый – боец, каждый – стрелок. В штаны наделать – будет ещё время, а пока твой ориентир, «программист» – мушка, твоя цель – голова нелюдя. Волю в кулак, отставить дрейф!» И я, уже в который раз, путём внутреннего диалога сам с собой, не дал-таки панике окутать сознание, а лишь сосредоточил все органы осязания на окне. С минуту я простоял в боевой стойке, после чего вновь возня под окном, хрипение, рычание, и вот, в окне в одно мгновенье ока, уже чуть ли сразу не в полный рост, возникло тело. Я растерялся и оторопел от увиденного. Ранее вживую я никогда такого не видел: афганец, при каких-то обстоятельствах потерявший одежду, выше пояса был абсолютно голый. Картина была такая, что гримёру фильма ужасов, сумевшему бы воспроизвести такое, точно дали бы «Оскара» за лучшую работу в своей номинации. Обычного для них, для афганцев, бронзоватого цвета кожа местами была покрыта тёмными пятнами цвета ушибов. Где-то была явно различима запёкшаяся кровь, или что там у них вместо неё… Под левым ребром был огромный проём, то есть рваная рана, и даже виднелась из-под мерзкой плоти сломанная кость ребра. Чёрные от запёкшейся на них чьей-то крови руки, с длинными чёрными ногтями, недосчитывали нескольких пальцев. Кривой, с рваными губами, рот был почти беззуб; лишь несколько гнилых осколков поблёскивали на свету, когда чудовище взревело от ударившего в глаза пучка света. Относительно длинные, до плеч, чёрные спутавшиеся волосы, клоками торчали в разные стороны. Возле правого виска можно было разглядеть, как волосы были слеплены кровью, а под ними была приличных
– Гоша-аа! – заорал я во всё горло бойцу, который, конечно же, видел всё происходящее, но почему-то не отрывавшемуся от пулёмета. Я успел стрельнуть ещё только один раз, попав афганцу в торс, прежде чем тот тремя шагами долетел уже до дверного проёма, ещё секунда, нет доля секунды, и он переломит мне или Гоше хребет. Но тут долгое «а» в моём вопле вдруг перебилось громким хлопком, вторым, третьим. Голова афганца разлетелась на куски над полосой света, освещавшей лишь его торс, и только струйки крови хлестнули в разные стороны, попав в луч фонаря. От дула пулемёта радостно поднимался дымок. Гоша в самый последний момент умудрился-таки побороть неисправность, заправить ленту с патронами и высадить в бестию три тяжёлых свинцовых пули.
– Ух, ёпт, ну и ну… – не сумев как-то более вразумительно прокомментировать случившуюся ситуацию, во время последовавшего недолгого затишья в наступлении нечистой силы буркнул Гоша. – Ещё б чуток и спарринга было бы не избежать. Ты, конечно, понимаешь, кто б кого? – саркастически протянул боец, пытаясь таким образом, этакой шуткой, вывести меня из состояния шока, ступора. А я, словно вкопанный, стоял, не шевелясь, весь бледный как мел и тупо вперил взгляд в обезображенное тело афганца, валяющееся в полутора метрах от нас. Я коротко кивнул, не в состоянии хоть как-то оценить тонкость Гошиного юмора. Да я толком и не слышал, не понял, о чём он, а кивнул чисто машинально.
– Ну-ну, дружище, очнись же ты! – Гоша протянул левую руку и потряс меня за плечо. – Всё нормально, ленту заправил, и теперь у нас вновь ящик свинца наготове, видишь? На всех хватит, не пройдут, демоны! – Гоша постучал ладонью по пулемёту, точно как отец, хвалящий своего сынишку за хорошие отметки в школе, нежно, но весьма по-мужски, хлопает того по спине. Я повернул голову, взглянул на тот самый «ящик свинца» и, надо сказать, начал понемногу приходить в себя.
Ещё через час, даже чуть больше, в пять пятнадцать, после непрерывной обороны оконного проёма начал подходить к концу уже второй ящик патронов. Гоша выглядел уже весьма и весьма измотанным, а фонарь светил всё более и более тускло, но и оставалось-то нам продержаться ещё часа с два. Смена пулемётной ленты, которая произошла в пять часов тридцать пять минут, на этот раз не преподнесла никаких неприятных сюрпризов, лента моментально была «съедена» приёмным механизмом. Так что мне даже не пришлось вновь упражняться в стрельбе по живым мертвецам, благо последние позволили нам произвести замену, дав нам с минуту передышки. К шести часам потоки напирающих тварей начали набирать новую интенсивность. Во-первых, они, понимая, что скоро рассветёт, так или иначе, вынуждены были уже начинать поиски затемнённых убежищ, коим, безусловно, являлся и наш особняк. Во-вторых, гора трупов, за эти несколько часов превратившаяся в настоящую лестницу для подъёма к окну, значительно упрощала тварям этот самый подъём. Теперь уже они чуть ли не забегали по этой горе вверх, к окну, чуть ли не по двое за раз пытаясь прорваться в дышащее в их сторону свинцом окно. Гоша, точно робот, станок, машина, без каких бы то ни было осечек выполнял свою, поистине мужскую, работу. Он убивал в минуту по четыре, пять, шесть, а то и десять афганцев, тратя на одного от одной до двух пуль. Максимум по две! Только благодаря этому мы ещё и были живы, благодаря столь экономичному расстрелу боеприпасов. Но в половине седьмого, когда небо за окном (а выходило окно именно на восток) уже начало подавать первые признаки приближающегося утра, начался настоящий ад! Было такое ощущение, что вокруг нашего оплота мы собрали какое-то невероятное количество афганцев, что будто бы они, словно чуя в буквальном смысле нужду истреблять всё живое вокруг себя, физически не могли оставить неприступный форт в покое и бежать дальше, куда глаза глядят, в поисках этого самого живого. Они всё лезли, лезли и лезли. Вероятно, они не брезговали и падалью, и жрали своих же убитых собратьев, в немереных количествах заполнявших пространство под этим самым треклятым окном. Очевидно также, что новые твари сбегались к нашему домишке со всей округи то ли на грохотание пулемётных выстрелов, то ли на позывные, на рёв себеподобных. Скорее всего, так оно и было, что наша, теперь уже в буквальном смысле, крепость собрала вокруг себя и приняла удар от абсолютного большинства тварей, движущихся на север по ленинградскому направлению. Я был уверен, что перебив не один десяток тварей, мы уже спасли множество людских жизней от участи быть разодранными на куски, а если ещё и выживем, то спасём и весь континент, нужно только доставить в Норвегию раздобытые высокой ценой данные! Конечно же, не мы, Гоша перебил их. Гоша уже герой, но лучше бы ему быть героем при жизни.
В окне ни на секунду не переставали появляться безобразные тела, а тем временем третья, последняя лента патронов подходила к концу. Гоша заметно нервничал, то и дело окидывая взглядом ящик с патронами. Всерьёз заволновался и я, пересчитав беглым взором то, чем мы ещё располагали. Три гранаты, девять рожков к АКМ, четыре пистолета и по три полных обоймы к каждому, лампа… В шесть сорок восемь мы уже утопали в гильзах, которые заполнили всё вокруг. Грохотание выстрелов перемешивалось с высоким звоном сыплющихся на пол гильз. Такая канонада просто сводила с ума, грани между реальностью и ощущением пребывания в ужасном аду из какой-нибудь мистической компьютерной игры готовы были в одночасье размыться, заставив нас потерять волю. Но ведь оставалось ещё совсем немного! Совсем чуть-чуть, продержаться бы, а там уже солнышко испепелит нехристь почище любого крупнокалиберного орудия. Последние двадцать пулемётных выстрелов прозвучали в шесть пятьдесят девять. «Лампу!» – что было мочи проорал Гоша, и я врубил нашу ультрафиолетовую спасительницу и надежду. Блёклый, весьма неинтенсивный свет разлился перед нами. Тем временем в комнате вновь собралось с десятка полтора чудовищ, столпившихся прямо у дверного проёма. Они ревели на разный лад, не в состоянии пока переступить сжигающую их несовершенную кожу ультрафиолетовую границу. Мы с Гошей стояли напротив, в каких-то четырёх метрах, почти лицом к лицу с хищными бестиями, которые невероятно сильно действовали на психику своим леденящим кровь видом, воем и рёвом, впавшими мутными глазами, полугнилыми ртами с редкими зубами и хищным оскалом. Свет лампы мерцал, готовый в любую секунду позволить афганцам сорваться с мест и со всей своей свирепостью изорвать нас до неузнаваемости, а затем сожрать. Гоша, не выпуская автомат из правой руки, левой взял из вещмешка на полу гранату. Посмотрел на меня. Но я лишь бормотал что-то невнятное себе под нос и не мог собрать мысли в кулак, чтобы хоть как-то вразумительно отреагировать на его то ли вопрос, то ли предупреждение. Он выдернул чеку и швырнул гранату поверх голов афганцев в глубь комнаты. В последнюю секунду я сообразил ничком повалиться на пол и, уткнувшись головой в стену, что было сил, прижал к ушам ладони и широко разинул рот. Взрыв. Два афганца, стоявших непосредственно у дверного проёма, взрывной волной были брошены прямо на нас. Но Гоша был уже тут как тут: в двух тварей он выпустил половину рожка, обеих угрохал точно в голову. Из глубины комнаты, очухавшись от взрыва, начали подаваться на нас ещё два-три выживших мертвеца. Я не выдержал и тоже, правда более беспорядочно, начал поливать их очередями из своего АКМ. Получилось! Двоих я угрохал самолично, третьего же, изрешечённого мной в торс, прибил точным выстрелом в голову ветеран. После я поднёс всё более тускнеющую лампу на метр вперёд, поближе к двери. Новые бестии, начавшие наполнять комнату, с рёвами отступали назад по мере «давления» на них ультрафиолетом. Вновь комнатка была битком заполнена смрадными телами. Успел посмотреть на часы: семь часов четырнадцать минут. Небо на горизонте, просматривавшееся сквозь ужасные тела, уже совсем посветлело. Лампа же стала моргать, уже на одну-две секунды стирая невидимую границу. Монстры, чуть подаваясь вперёд, тут же, в момент, когда лампа вновь окатывала их нетерпимым светом, отскакивали назад, при этом истошно ревя во всю глотку. «Назад!» – взревел уже Гоша. Я отпрыгнул на два шага назад и плюхнулся на пол. Вторая из трёх оставшихся гранат влетела в проём. Прогремел взрыв, и вновь ошмётки плоти вылетели из двери. Я молниеносно вскочил и схватил лежавший рядышком автомат. Из комнаты через секунду же выскочил афганец. Двумя свинцовыми потоками из дул моего и Гошиного автоматов он, а за ним и ещё двое были отправлены на тот свет. Всё! В семь сорок четыре блеснул первый луч солнца и, попав в окно, ознаменовал собой конец ада! За окном мы слышали множественные истошные вопли в азарте осады нашей крепости не успевших убежать восвояси афганцев, сгорающих живьём. В маленькой, а также в большой комнатах первого этажа находилось ещё с десяток бестий. Лампа погасла окончательно. Гоша, заменивший за считанные секунды, в течение которых я поливал проём свинцом, уже четвертый рожок, точными выстрелами размозжил последние четыре головы тварей, что в отчаянии и безвыходности одновременно, расталкивая друг друга, ломанулись на нас. Всё было кончено. В окно больше никто не лез, да и не смог бы этого сделать. Мы победили. Из большой комнаты, окно которой точно также выходило на восток, доносились предсмертные вопли, истошные крики бестий, которые были не в состоянии укрыться от проникающих в голый оконный проём лучей утреннего солнца. Они больше не представляли для нас никакой угрозы, и им было уготовано сдохнуть через несколько минут, изжаренным благословенным светом самой большой звезды Солнечной системы, которая и породила на Земле хаос из-за того электромагнитного излучения 2014 года со всеми вытекающими последствиями. Но победа эта была ровно на десять-одиннадцать часов, пока светило вновь не зайдёт, прокатившись по небу, уже за противоположный горизонт, и вновь на Земле не воцарится тьма и не повыползают из своих нор кошмарные отродья…