Бизерта. Последняя стоянка
Шрифт:
Видный чекист Лацис в «Красном терроре» 1 ноября 1918 года объяснял смысл и сущность террора: «Не ищите на следствии материала и доказательства того, что обвиняемый действовал словом или делом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого».
Так началось планомерное истребление тысячелетней русской культуры. Миллионы людей, которые хранили в себе это наследие, или физически уничтожались, или принуждались покинуть родину. Запад получил в
Крестьянство, несущее традиции земли, и церковь, тесно связанная с событиями жизни народа, объявлялись контрреволюционными организациями. Трудно, конечно, винить рубежанского священника — его, кажется, звали отец Герасим — в презрении к народу: сам крестьянский сын, он был беднее многих. Но он открыто бранил «воинствующих безбожников» за их бесчинства. Тогда у него произвели обыск и «нашли» заранее подложенную книгу «Протоколы сионских мудрецов». Его обвинили в антисемитизме, и он погиб истинно мученической смертью: прежде чем расстрелять, его таскали по деревне с выколотыми глазами.
Об этом я узнала много позже, тогда я не заметила его отсутствия, но трагедию, которую переживали Лебедевы, было невозможно от меня скрыть. Директора стекольной фабрики «увели» неизвестно куда. Мама и бабушка помогали его жене в многочисленных попытках разузнать, где он. Однажды, когда она уехала в Харьков в надежде его увидеть, оба их сына прибежали к нам, и я помню, как мальчики плакали: они только что узнали, что их отец лежит недалеко в каком-то сарае, забросанный сеном, с пулей в затылке.
К октябрю 1919 года Добровольческая армия завладела всем Крымом и немного позже Украиной. Область в 810 тысяч квадратных верст, заселенная 42 миллионами жителей и расстилающаяся до линии Воронеж — Орел — Чернигов — Киев — Одесса, находилась в руках правительства Юга России. Борьба за Донецкий бассейн началась в первых числах мая.
Мы ждали. Фронт приближался. Как-то утром, когда мама пошла на соседнее поле выкапывать спаржу, она оказалась в центре перестрелки. Пули летали над ее головой… Вскоре появились небольшие группы разведчиков. «Проникали» осторожно, как мне запомнилось. Это совсем не было похоже на триумфальное шествие, которое мы с Сережей ожидали. Вдруг я увидела группу людей в парке, совсем близко, несколько человек…
Большой дом и павильон в парке ожили. Все комнаты были заняты, палатки стояли во дворе. Люди нуждались в отдыхе, но они не задерживались и быстро уходили. Это был отборный полк под командованием генерала Маркова. Увы! Как не похожи на «марковцев» часто бывали те, кто оставался в тылу.
Папа приехал за нами. Дорога к югу была свободна, и мы могли ехать в Новороссийск, где возрождался тяжело пострадавший флот. Корабли приводились в порядок. Труднее было подобрать экипажи из вольноопределяющихся студентов, казаков и всякого сорта людей, часто не имевших ничего общего с морем. Денег, материала тоже не хватало. Но та весна 1919 года казалась всем полной надежд!
Мы снова путешествовали в товарном вагоне, но на этот раз с удобством: бабушка с Анной Георгиевной сами вымыли весь вагон. Когда кто-то заметил, что уборкой могли бы заняться солдаты, баба Тата ответила, что не их дело в походе терять на это время.
Удивительно,
Глава X
Черное море
О Новороссийске у меня осталось одно-единственное воспоминание: ветер! Ветер исключительной силы, метущий улицы, запруженные беженцами. И еще чувство одиночества: мы никого здесь не знали, а папа все время отсутствовал. Экипаж, который ему удалось подобрать, ремонтировал миноносец «Жаркий». Изобретательный и все умеющий делать, папа работал со всеми сменами, которые менялись. Ему повезло найти хорошего инженера-механика — Бунчак-Калинского — и хорошего боцмана — Демиана Логиновича Чмеля.
Лейтенанты Николай Ланге и Юковский, мичмана Филаев и Хович, гардемарины Дросси и Цветков, студенты Купреев и Терещенко составили сплоченный командный состав. Потом Сергей Терещенко, под псевдонимом «Димитрий Новик», опишет в книге на французском языке «Les Chevaliers Mendiants» («Нищие рыцари») эпопею Белой армии. Он вспоминал папу с большим уважением и теплотой. Терещенко писал о своем бывшем командире: «Он был абсолютно равнодушен к производимому им впечатлению. Его совсем не трогало, кто что мог сказать за его спиной, а за спиной подшутить над ним было не трудно! Надо признаться, что его твердая вера не была лишена некоторого суеверия и простоты. Никогда, например, не выходил он в море в понедельник. Понедельник, всякий это знает, — тяжелый день. Адмирал, как видно, этого не знал. Если приказ, случалось, выпадал на понедельник, Манштейн находил неотложную починку машин, длившуюся до полночи, и во вторник 01 минута он был в полном распоряжении адмирала на все, что угодно. Никогда не приходило ему в голову, что кто-нибудь мог подсмеиваться над таким здравым поверьем и что кто-то мог заподозрить его в данном случае в недостатке дисциплины.
Дисциплина! Он умел ее добиваться тоном, не терпящим возражения, и это авторитетное и сухое обращение не позволяло офицерам и матросам полюбить его с первого раза. Зато потом, узнав его ближе, они наверстывали потерянное время, ценя его доброту, храбрость и великодушие. И, что ничему не мешало, он мог быть при случае очень веселым и полным юмора собеседником».
В штабе очень хорошо знали папино упорство. Об этом есть и у Терещенко: «Его не надо было водить по кабинетам. Он умел открывать двери сам и находить нужного человека, кто бы он ни был. Привычка смотреть людям в глаза не позволяла ему считать звезды и орлы на погонах».
Прежде всего папа был моряк. Его не часто видели на суше. Если он и появлялся в штабе, то исключительно для надобностей корабля или его экипажа. Конечно, не могло быть и речи о решении каких-нибудь личных вопросов: «Для этого существует администрация, пускай она ими и занимается!»
В ходе Гражданской войны послужные списки не велись. Производства, награды, кто мог за этим уследить?! Папу поздравляли с производством в старшие лейтенанты, когда ему уже следовало быть капитаном 2 ранга. Весь его экипаж после боевой кампании награждался «Георгием», за исключением его самого. А он только цитировал Лескова: «Почему сие важно в-пятых?»