Бизнес - класс
Шрифт:
– О чем?!
– сын не отвел глаза. Напротив, прямо посмотрел на отца. И какая же волна неприязни и несдерживаемой обиды окатила Коломнина. Его невольно перетряхнуло.
– Ты что, Дмитрий?!
– Он еще спрашивает что?
– послышалось сзади.
– Постыдился бы. Ребенок первые самостоятельные деньги заработал. А родной папочка отобрал.
– Да иди ты отсюда к черту!
– заорал Дмитрий на мать, срываясь на фальцет.
– Предупреждал же, чтоб не лезла.
– Димка! На мать-то!
– предостерег Коломнин, хоть самого нестерпимо подмывало
– Да пошла она! Тоже достала. Во вы у меня где оба!
– Дмитрий подбежал к матери и сделал то, о чем мечтал сам Коломнин, - решительно вытеснил в коридор и захлопнул дверь. Обернулся к оторопевшему отцу.
– Скажи, что я тебе сделал? Только скажи! За что ты меня ненавидишь?!
– Я?!
– Коломнину начало казаться, что происходит это во сне.
– Я - тебя?! Да ты о чем, Димка?
– С четырнадцати лет ты меня гнобишь своим высоколобым презрением: не то делаю, не там учусь, не о том думаю! Я уж и забыл, когда видел что-то, кроме твоего вечного презрения! Но теперь-то за что! Это мои деньги. Я их заработал! Понимаешь ты? Я - сам.
– Вообще-то заработал - это несколько иное. А когда ты на имени банка спекулируешь...
– О-о!
– сын завыл.
– Опять за свое! Да что ж ты действительно такой тупой?!
– Дмитрий, я пытаюсь поговорить по-доброму, но ведь могу...
– Чхал я на то, что ты можешь! Не застращаешь. Банк! Служение! Достал! Да разуй зенки! Все в банке гребут под себя. Делают деньги. Где могут и как могут!
– Полагаю, все- таки - не все.
– Не все! Ты - нет. Вбили в тебя в твоем МНДВ (сноска - сленговое от МВД) инстинкт сторожевого пса: охраняй хозяйское, пока не сдохнешь. Или пока сам хозяин не прибьет за чрезмерное рвение. Но и я не ворую. Понимаешь? Ни у кого ни цента. Я просто "сделал" эти деньги там, где другой бы их не нашел. И что же, скажи на милость, здесь такого, что родной отец?...
– Не забывай, это я тебя все-таки в банк привел.
– Ты! Все ты, - согласился сын.
– Вот это и есть главное. Испугался, как бы твое имечко не замарали.
– Наше имя!
– Да нет, твое! Потому что я твоими благодеяниями сыт по горло и завтра же подам заявление об уходе. Так что не извольте беспокоиться! На вас и тень не упадет. И вообще, - он поколебался. Даже передумал было, но все-таки, хоть и тихо, закончил.
– Не хочу с тобой больше ничего общего иметь.
– Даже так?
– выдавил Коломнин. Он понимал, что надо что-то делать. Объясниться. Попытаться убедить. Но не было сил ни на уговоры, ни на крики. Как знаешь. Далеко, похоже, зашло. Скажи только, зачем тебе эти деньги понадобились? Вот так, разом. Разве мы тебе в чем-то отказывали?..
– А вот затем. На квартиру, к примеру, собрать хотел, понимаешь? Чтоб... лиц ваших с матерью не видеть.
– Мать-то тебе чем не угодила? Кто-кто...
– Да идите вы!.. Вы ж оба ядом пропитаны, так ненавидите друг друга. Думаешь, не видно? Вот скажи, чего живете вместе?
– Хороший вопрос.
– Да нет у меня вопросов, -
– Все равно как угодно добуду деньги, но - уйду из дома!
Махнув рукой, повернулся и выбежал в спальню. В гостиную тотчас ворвалась жена:
– Доволен? Довел парня до точки? Отец называется. Другие отцы за детей насмерть стоят. А этот...Ну что с того, что мальчишка немножко денег бы подзаработал? Кому от этого хуже?
– Да пойми ты, курица! Нельзя начинать жизнь со взяток. С них начнешь, ими и кончишь!
– О господи! Говорить с тобой - как под водой кричать. Сорок два года и полный идиот. Что теперь делать-то собираешься? Ты ж сына так потеряешь. А мне как с тобой жить после этого? Вот скажи, как ты нам с детьми в глаза смотреть после этого будешь?
– Пожалуй, что уходить мне надо из дома, - всего минуту назад Коломнин и не помышлял об этом. А, выговорив, понял, что решение созревало в нем давно. Все равно как мы живем - это не жизнь.
– Опять?
– съязвила жена.
– Да нет, окончательно надумал. В чем-в чем, а в этом он прав: чего в самом деле мучим друг друга? Квартиру, само собой, вам.
– Это даже не обсуждается. А детей, стало быть, на мои плечи?
– Детей?.. Да есть у меня на книжке деньги. Куплю Дмитрию квартиру, раз так рвется.
– Двухкомнатную!
– потребовала жена.
– Двухкомнатную? Так это, считай, все, что у меня отложено...
– Коломнин задумался. Но не о том теперь голова болела.
– Что ж? Пусть двухкомнатную. Проживу на даче.
Дачу эту на берегу Истры он уж лет пять отстраивал, где сам, где чужими руками, но - своими деньгами. В последнее лето выложил печку. До весны перекантуется.
– Даже так? Что ж, вольному воля, - жена обескураженно покачала головой. Силой держать не стану. Ишь, как допекло-то! Или сударушку какую завел?
Она ухмыльнулась презрительно.
– Завел. И тут же потерял, - дернул черт за язык Коломнина.
Лицо Галины, до того несколько потерянное, исказилось яростью.
– Дачу тоже отдашь!
– отчеканила она.
– У нас еще дочь растет. А на баб своих заработаешь!.. Ты что это улыбаешься, кобелюга?!
– Разве?
– удивился Коломнин.
– Так, подумалось.
Ну не говорить же в самом деле, что представилась ему вдруг Лариса, и такое томление почувствовал в предвкушении встречи, что хоть пешком беги аж до самой Сибири.
– У меня утром самолет. Пожалуй, соберусь прямо сейчас, да и поеду в аэропорт. Все равно не засну. А вещи, какие отдашь, приготовь, - заберу по приезде, - попросил Коломнин.
Не было в нем ни задиристости, не попыток выяснить отношения. Одна глубокая опустошенность.
И оттого поняла Галина, что не очередная у них размолвка. А заканчивается сегодня двадцатилетняя полоса жизни. И впереди - должно быть, одинокое старение. Схлынули в никуда приготовленные изощренные насмешки, на которые за годы семейной жизни стала мастерицей. Опустилась в кресло и - тихонько завыла.