Black & Red
Шрифт:
Огни большого города…
Распахнула настежь балконную дверь, которую до этого запирала на оба шпингалета накрепко. Наполнила ванную, развела море пены душистой и – бу-у-лтых!
Огни большого города…
Драгоценный уехал, но, оказывается, можно и без него перекантоваться. И совсем не скучно. И вовсе не страшно.
Ямочка на подбородке… Что ж это такое, а?
«Я не буду звонить». – «А я буду». Что ж это такое?
Все это ерунда. Несущественно и неважно. Завтра все встанет на свои места, и вообще… Драгоценный вернется. А он… он женат…
ЗВОНОК.
Катя вышла из ванной как королева, не торопясь, кутаясь в махровую
– Алло, я слушаю.
– Зайчик, это я. Чегой-то у тебя там? Вечеринка?
– Вадичка?
– Он самый, а ты кого ожидала?
– Тебя. – Катя смотрела на себя в зеркало. Хотелось высунуть язык. Высунула, показала зеркалу. Одиночество – иллюзия свободы.
– А что голос тогда разочарованный?
– Я из ванны выскочила, бежала. А музыка – это психолог посоветовал. Деметриос Игорь, помнишь его? Я тут к нему снова ходила.
– На кой черт тебе психолог?
– Не по себе стало без тебя. Одна в квартире – как-то боязно. И потом у нас такое жуткое убийство. Представляешь, вломился к одной тетке кто-то ночью через окно на четырнадцатом этаже.
– Брось, зайчик. Ты ж у нас храбрец-огурец.
– Мне это уже говорили. – Катя вздохнула. – Ну как там у вас дела больничные?
Драгоценный долго, обстоятельно и нудно – так показалось Кате – начал излагать клиническую эпопею. Его работодателю Чугунову делали предоперационные анализы. И категорически запретили пить.
– С отпуском решаешь вопрос?
– С отпуском? Нет пока, работы много.
– Давай не откладывай. Тут отель хороший. Мюнхен посмотрим с тобой, в какой-нибудь замок смотаемся, в горы. Ладно, тут футбол начинается по местному кабельному, «Бавария» играет. Ну все, целую.
Целую… И я, и я, и я вас тоже…
Катя закружилась по комнате под чаплинские «Новые времена». Уехали, и господь с вами. Мы и одни проживем, просуществуем. И не надо нам никого. Вспомнился брюнет из джипа, затянутый, как в колет, в черную кожу. Кто же это такой? Ему бы в кино сниматься, например в английской мелодраме «Гордость и предубеждение», «Разум и чувства» – всех бы «голливудов» затмил. Такой взгляд, такая фигура – мрачная романтика, и даже эта легкая небритость… И вот поди ж ты – лечится у психолога. Там ведь сплошные неврастеники обретаются, типа меня. Катя вздохнула. А этот… А тот…
Ямочка на подбородке. И тоже лечится у психолога. От чего? Может, несчастлив в браке? В жизни разочарован?
А тот третий, в синем деловом костюме… Катя внезапно вспомнила, где она видела типа в деловом костюме: на свадьбе у Нины и Марка Гольдера. Он брат Алексея Жуковского, про которого только вчера говорили по НТВ, что его прочат на место вице-премьера по вопросам обороны. Зовут его, кажется, Владимир, и жена его какая-то дальняя родственница Марка. Очень милая женщина. Великолепные волосы. Помнится, платье у нее было совсем простое и вместе с тем такое изящное. Вот как надо одеваться, а не в извечные протертые джинсы. Это, зайчик, вкус врожденный, это искусство. А муженек ее – этот самый Владимир Жуковский по виду обычный ипохондрик. И тоже лечится у психолога от каких-то там бяк. Ну, сейчас ведь кризис финансовый, они там, эти яппи, наверное, слегка тронулись на почве падения биржевых индексов своих. Впрочем, на биржевого брокера Владимир Жуковский не похож.
А тот, другой, похож на женатого человека, да… Вот так…
И я не буду, не буду звонить.
ЗВОНОК.
Катя
Звонок…
Все же как мало нужно, чтобы страшное стало нестрашным, одиночество показалось не наказанием, а неким отпуском, сменой декораций. Одно свидание – никчемное забавное свидание на углу Никитской. Она и не думала ни о чем. И сейчас не думает.
Звонок…
Она не ответит. Не будет отвечать ему.
Звонок…
Какой настойчивый, надо же. Это он из дома звонит, где жена?
Звонок, звонок, звонок…
– Я слушаю вас.
– Екатерина Сергеевна?
– Кто это говорит?
– Старший лейтенант Должиков из уголовного розыска.
О БОЖЕ!
– Простите за поздний звонок, но мне полковник Гущин поручил позвонить вам. Вы завтра в первой половине дня не могли бы съездить со мной в Текстильщики?
– Зачем? – Катя смотрела на себя в зеркало. Что, получила? То-то, ишь размечталась. «Не будет отвечать», «не думает ни о чем таком».
– Понимаете, я только сегодня из отпуска. А наши завтра всем управлением вместе с Гущиным на МАКСе.
– На каком еще МАКСе… Ах, это.
Это был Московский авиакосмический салон в подмосковном Жуковском – совершенно грандиозное мероприятие, на охрану его и обеспечение там порядка обычно поднимался в ружье весь личный состав ГУВД.
– У меня по убийству Вероники Лукьяновой задание: встретиться с одной ее знакомой – некой Жураковой, она в Текстильщиках проживает. Я в детали дела пока еще не очень вник, а наши все завтра допоздна на мероприятии. Полковник Гущин приказал мне к вам обратиться, вы вместе с ним выезжали на место происшествия, знакомы с обстановкой, с личностью потерпевшей. Не окажете мне помощь в ходе встречи?
– Ну ладно, хорошо, поедем. А как вы вышли на знакомую Лукьяновой?
– Вещи в ее квартире просматривали. Нашли открытку поздравительную с обратным адресом. Поздравляет ее с днем рождения некая Ираида, по тексту – явно хорошая знакомая. Пробили адрес, оказалось, Ираида там проживает, фамилия Журакова. Значит, договорились? Спасибо, Екатерина Сергеевна, я завтра в десять к вам зайду.
Катя кивнула: ага, разбежался старший лейтенант Должиков. Что ж, она сама этим делом интересовалась, вот и влипла. Приятельница убитой – это хоть что-то, хоть какая-то ниточка. А то ведь нет ничего, только железка от альпинистского снаряжения и пули. Пропажа носителей информации из квартиры. И этот бешеный разгром в комнате, в прихожей, от которого осталось такое зловещее ощущение. Выходит, и на бармаглотов, которые убивают спящих, а потом из кожи вон лезут, чтобы не наследить, бывает проруха. Приятельница убитой – Журакова Ираида – это след. И какой еще след! Должиков его проверит. «А я, – решила Катя самодовольно, – ему в этом помогу».
Глава 16
Три часа ночи
Лола влетела в подъезд как на крыльях. Три часа ночи. Обшарпанный подъезд старой московской восьмиэтажки в Текстильщиках, где трехкомнатная квартира на пятом этаже превращена оборотистым владельцем в коммуналку, арендуемую несколькими жильцами.
У каждого из жильцов имелся свой ключ от входной двери. А в доме был лифт – гремучая коробка, возносящаяся или низвергающаяся в зависимости от вызова по выносной коробке шахты, прилепленной сталинским архитектором на фасад дома.