Black Sabbath. Симптом Вселенной
Шрифт:
Как обычно, еще до того, как он успел обсудить их с группой, Тони уже принял решение.
— Карлик, бл*ть! — восклицал Дон все с тем же презрением, когда мы обсуждали те времена более двадцати лет спустя. — Они решили взять е*аного карлика! Я сказал им: «Нельзя, чтобы фронтменом Black Sabbath был карлик. Вас же на смех поднимут!» Но они решили взять именно его, так что я послал их на хер. Я подумал: «Я слишком стар, слишком успешен, слишком умен для этой херни». И все.
На самом же деле вышеупомянутый «карлик» был одним из самых культовых певцов в рок-музыке конца семидесятых. Невысокий ростом, но добившийся больших высот, наделенный голосом, подобным львиному рыку, драйвом, амбициями и композиторским талантом. И более того, ему удалось добиться того, что казалось невозможным тем долгим, жарким,
Его звали Ронни Джеймс Дио, и у него были самые серьезные намерения. Неважно, нравилось ли это Тони, Гизеру и Биллу…
— Дело не только в умении петь, — позже говорил Ронни Джеймс Дио, когда кровь уже запеклась, а пожары стихли. — Нужно уметь построить мост между тобой — группой — и аудиторией. Где-то посередине вся эта энергия встречается — и взрывается!
В отличие от Оззи Осборна, чей образ грустного клоуна отчасти был обусловлен характером, сформировавшимся в обстановке безнадежной нищеты и мрачного висельного юмора, а отчасти — бременем от низкой коллективной самооценки и общего пессимизма Black Sabbath, Ронни Джеймс Дио считал себя убийцей драконов, алхимиком снов, который сможет перевернуть даже самую мрачную ситуацию с помощью своей железной воли. Как и Оззи, ему нравились шутки, но вы вряд ли бы рискнули посмеяться над Ронни, по крайней мере в лицо. Оззи в своей карьере, казалось, просто плыл по течению, либо падая на первом же препятствии, либо вдруг запрыгивая на самую вершину благодаря откровенному везению, а вот Ронни относился к каждому шагу с предельной серьезностью. Он был не таким высоким, как Оззи, не таким миловидным, в него было не так легко влюбиться. Но он умел проникнуть в зрительские умы и остаться там подобно мозговой червоточине, подобно силе природы, ветру или дождю, которые он, казалось, призывал каждый раз, когда открывал рот, чтобы петь, и звучал этот невероятно мощный голос, как солнце, которое всегда встает сразу после самых холодных и темных минут ночи.
Дио был из рок-фронтменов старой школы, совершенно неироничным и искренним; он говорил: «Когда я стою на сцене и пою, мне нравится думать, что я смотрю в глаза каждому человеку в зале и пою специально для него. Даже когда я просто говорю с ними, представляя песню, я не кричу, а просто обращаюсь к ним, словно у нас личный разговор. Отчасти — потому, что я всегда не любил фронтменов, которые просто орут и ухмыляются аудитории, относясь к ней как к бесформенной толпе. Я всегда считал это очень грубым. Но в первую очередь — потому, что я отношусь к тому, что я делаю, очень серьезно. Поймите меня правильно, я тоже люблю повеселиться. Но если я что-то пою или говорю, я делаю это искренне. И я хочу, чтобы люди это знали…»
Рональд Джеймс Падавона, единственный ребенок в семье итальянских иммигрантов, родился 10 июля 1942 года в Портсмуте, штат Нью-Гэмпшир, и вырос в Кортленде на севере штата Нью-Йорк. Он был воспитан в католической традиции, но главной религией для него всегда была музыка. В школе он научился играть на бас-гитаре, фортепиано и трубе и в пятнадцать лет присоединился к первой своей группе, The Vegas Kings. Начинал басистом, но к тому времени, как коллектив сменил название на Ronnie & The Rumblers (позже — Ronnie and The Red Caps), уже стал вокалистом. И только потому, настаивал он, что «никто больше не хотел петь. Я совершенно не планировал становиться лидером группы».
Впервые запев, по его словам, он «сразу понял, что во мне что-то есть. На инструменте приходилось учиться играть, а вот здесь у меня все сразу получилось — это был настоящий дар». Тем не менее поначалу его вокальному мастерству немало поспособствовала подготовка трубача. «Отчасти это связано с тем, что я уже знал, как дышать, отчасти — с тем, что у трубы есть свой голос, своя фразировка. Я узнал многое о пении благодаря тому, что просто умел играть на трубе».
Когда состав снова изменился, он изменил имя, решив, что Падавона просто «не цепляет, это были шестидесятые, не забывайте», и превратился в Ронни Дио — подражание местному мафиози Джонни Дио, «которое просто круто звучало». Группа теперь носила
— Это была первая группа, в которой мы пытались чего-то добиться, сочиняя оригинальный материал.
А еще это была первая группа, которая добилась определенного успеха. Когда их подписал недавно открывшийся личный лейбл Deep Purple, басист Purple Роджер Гловер стал их продюсером, и Elf пригласили выступить на разогреве на легендарных гастролях в поддержку Burn в 1974 году. Именно там Ронни познакомился с человеком, в одиночку преобразившим его карьеру: раздражительным лидером-гитаристом Deep Purple, Ричи Блэкмором.
— Для нас это стало огромным комплиментом, потому что Purple тогда были одной из самых крутых групп в мире.
Впрочем, еще больший — и неожиданный — комплимент они получили, когда Блэкмор пригласил Ронни и Elf стать аккомпанирующим составом для записи его первого сольного альбома в 1975 году. По сути, они стали его новой группой после Deep Purple, потому что гитаристу совершенно не нравилось новое фанковое направление, в котором двигалась тогда музыка Purple. Альбом Ritchie Blackmore’s Rainbow, как всегда подчеркивал Ронни, «на самом деле должен был называться Ritchie Blackmore and Ronnie James Dio’s Rainbow». И в чем-то он был прав. Мощный голос и нерастраченный композиторский талант нового певца — проявившиеся, например, на классическом для хеви-метала треке Man On The Silver Mountain, — привели Блэкмора в восторг. Если бы не великолепный потенциал творческого партнерства с Дио, Блэкмор вряд ли решился бы уйти из Deep Purple на пике коммерческого успеха. Блэкмор позже признавал: «Я ушел, потому что познакомился с Ронни Дио, и с ним было так легко работать. Изначально он должен был записать всего одну песню на сольной пластинке, но в результате мы за три недели записали весь альбом, которым я был очень доволен».
Впрочем, по-настоящему в анналы рок-истории группа вошла благодаря второму альбому, Rainbow Rising. Пластинка была записана в 1976 году составом, который сейчас считается классическим: всех бывших товарищей Дио по Elf сменили ветераны рока — барабанщик Кози Пауэлл, басист Джимми Бэйн и клавишник Тони Кэри. Rainbow Rising стал эталоном, по которому мерили все хеви-металлические альбомы вплоть до конца семидесятых. Это определенно один из лучших альбомов, на которых пел Дио.
— Да, я согласен, — беспечно ответил он.
К сожалению, состав снова поменялся еще до того, как началась запись следующего альбома, ушли Бэйн и Кэри, так что настоящий потенциал группы так и не удалось раскрыть.
— Было, конечно, очень жаль, но Ричи предпочитал постоянно что-то менять, чтобы придумать что-нибудь свежее, — с абсолютно серьезным лицом сказал мне Ронни. Остальное было понятно по его холодному, суровому взгляду. Через год и самому Дио достался удар остроносого черного башмака Блэкмора. Они разошлись, потому что «я не хотел сочинять такую музыку, какую хотел он. Он хотел стать поп-звездой, а я так не пишу. Я хотел, чтобы наши стихи оставались интеллектуальными, а он хотел любовные песенки». Тем не менее альбом Long Live Rock’n’Roll (1978) был намного лучше, чем любой последний материал Black Sabbath. Авторами всех песен снова выступили Блэкмор и Дио (и иногда Пауэлл), и, когда они поехали на гастроли, казалось, что беспокоиться уже не о чем. Ан нет.
— Люди до сих пор мне говорят, как удивились, когда я вскоре после этого ушел из группы. На самом деле я и сам был малость удивлен, — саркастично добавил он. — В конечном итоге это был выбор Ричи, да. Но это был и мой выбор, потому что я знал, что не смогу дать Ричи то, чего он хочет. Посмотрите, что группа записала после моего ухода — синглы вроде Since You’ve Been Gone. Это отличная песня, она стала для них большим хитом, но я бы не смог ни сочинить, ни спеть такую песню для них. Это был мейнстримовый поп-рок, и именно в том направлении хотел двигаться Ричи. Если бы я тоже этого хотел, то, уверен, мы смогли бы работать и дальше. Но я не хотел.