Блага земные
Шрифт:
— Очень красивая, — похвалила я.
— По-моему, вполне подходит к моему туалету.
Она подняла худую, топкую кисть в браслете с брелоками — сердечками всевозможных размеров и цветов. Розовый камешек в ее колечке тоже был в форме сердца и материя на сарафане вся в сердечках.
— Мой символ — сердце, — объявила Минди. — А у вас?
— У меня, пожалуй, нет символа, — ответила я.
— Вы замужем, Шарлотта?
— Конечно, замужем, отстань от нее, — сказал Джейк.
— Я просто спросила.
—
— Послушай, Джейк, мы с ней болтали о моей сумке, я только и спросила…
— У тебя в этой сумке деньги есть?
— Что? Не знаю. Наверное, есть немножко.
— Сколько именно?
— Ты же против дурацких расспросов!
— Просто я уехал из дому без бумажника.
— Как же это ты?
— Неважно как, уехал и уехал. Сколько там у тебя?
Минди открыла сумку.
— Десять, пятнадцать… шестнадцать долларов и еще какая-то мелочь — вот и все.
— Не густо, — заметил Джейк.
— Пошел ты к черту.
Мы обогнали грузовик с живыми курами в клетках. Наступило молчание. Потом Джейк сказал:
— Значит, вам разрешали иметь при себе деньги?
— Конечно.
— На что же они вам были нужны?
— Ну, если мы хотели пойти в город или купить что-нибудь: молочный коктейль, шампунь, иллюстрированный журнал.
— И вас свободно отпускали в город? — спросил Джейк. — В любое время, когда захотите?
— А что в этом плохого?
Я вцепилась в ручку дверцы и ждала, что будет дальше. Но Джейк не сказал ни слова. Знай себе едет а лицо каменное.
Мы остановились позавтракать в каком-то кафе; в туалете Минди попросила меня помочь ей расчесать волосы и сделать два хвостика.
— Боялась причесываться сама, — сказала она. — А соседка по комнате еще спала.
— Чего же ты боялась? — спросила я.
— Вы же знаете, мне нельзя высоко поднимать руки. Пуповина может задушить ребенка.
— Но…
— Как я выгляжу? — спросила она.
С этими двумя задорными хвостиками и доверчивыми голубыми глазами она выглядела моложе моей дочери — ни дать ни взять двенадцатилетняя девочка. Рядом с ней я вдруг увидела в зеркале немолодую, поблекшую женщину с прямыми волосами, в измятом плаще, который явно не снимали ни днем ни ночью.
— У вас разве нет помады? — удивилась Минди.
— Помады? Нет.
— Тогда возьмите мою.
Она протянула мне открытый тюбик розовой, пахнущей фруктами помады. Я возвратила его:
— Спасибо.
— Почему? Вам надо немного подмазать губы. Вы очень бледная.
— Спасибо, я…
— Хотите, я сама вас подкрашу?
— Нет, спасибо.
— Знаете, в приюте я была как косметичка. Многие девчонки так и не научились следить за собой. Не двигайтесь…
— Перестань.
Она
— Прости, пожалуйста.
— Ничего, — сказала она. Молча закрыла тюбик колпачком и бросила помаду в сумку. Потом тихонько пробормотала: — Вот тебе и на!
Когда она подняла голову, я увидела, что лицо у нее стало бледное, испуганное, даже как-то уменьшилось.
— Не обижайся. Просто я не хочу, чтобы из меня получился другой человек. А вдруг, — сказала я, пытаясь обратить все в шутку, — я так и останусь с чужим лицом? Знаешь, как бывает, когда скашивают глаза, разве мама никогда не предупреждала тебя об этом?
— Как по-вашему, Шарлотта, он хоть немножко рад меня видеть? — спросила Минди.
— Конечно, рад, — ответила я.
Теперь мы ехали медленнее: приходилось то и деле останавливаться. Во-первых, кота без конца укачивало. Время от времени он жалобно мяукал. Джейк сыпал проклятьями, тормозил и сворачивал к обочине. На беду, кот ни за что не хотел вылезать из машины. Мы хором начинали звать его: «Плимут! Иди сюда, Плимут!» Но он забивался под сиденье, а мы беспомощно слушали, как его рвет.
— И это полезно для нервов? — спрашивал Джейк.
Во-вторых, Минди мучили судороги в ногах. Всякий раз, когда начиналась судорога, нам приходилось останавливаться, чтобы Минди могла хоть немного походить, пока не станет легче. Мы стояли, прислонясь к машине, и смотрели, как она, припадая то на одну, то на другую ногу, ковыляет по полю, усеянному цветами и бутылкам из-под пива. Было по-настоящему тепло, солнце светило так ярко, что приходилось щуриться. Издалека Минди казалась маленьким, озаренным солнцем роботом.
— Проходит! — кричала она. — Мне уже легче!
— Вот сейчас я начинаю жалеть, что не курю, — сказал Джейк.
— Я чувствую, как расслабляются мышцы!
Куртка Джейка пузырем вздулась на ветру. Он стоял рядом со мной. Наши локти соприкасались. Мы были похожи на родителей, которые вывели ребенка на прогулку в парк.
— Ты ведь рожала? — вдруг сказал он, словно читая мои мысли.
Я кивнула.
— А судороги в ногах у тебя были?
— Да вроде нет.
— Это все ее выдумки.
— Вряд ли.
Я почувствовала, он смотрит на меня. И отвернулась. Тогда он спросил:
— Сколько?
— Что?
— Сколько детей?
— Двое, — сказала я.
— Твой муж любят детей?
— Ну конечно.
— А что он делает?
— Что делает?
— Чем зарабатывает на жизнь? Шарлотта, о чем ты думаешь?
— Да… Так он… в общем, он проповедник.
Джейк присвистнул.
— Разыгрываешь?
— Нет.
Минди неторопливо направлялась к нам, за ней полосой тянулись примятые цветы.