Благая Весть Курта Хюбнера
Шрифт:
"Здесь речь идет о том, что Кант в другой связи называл quaestio juris. Пока этот вопрос остается без ответа, мы судим "за" и "против" применительно к мифу на основе большей или меньшей уверенности и интуитивных догадок".
Если миф - это настоящая мудрость, несущая в словах опыт бытия; то он должен иметь отношение к реальности:
"Если мы хотим знать, какое отношение имеет миф к реальности, то мы должны подвергнуть проверке несущую силу лежащих в его основе представлений, категорий и понятий опыта, короче, его онтологию".
Слова "имеет отношение к реальности" означают, что
Так что, "реальность" здесь - это вся та же "объективная реальность" Картезия, которой разум "овладевает"; то есть, миф в понимании Хюбнера есть её (реальности) осмысление.
Мы бы предпочли, чтобы "иметь отношение к реальности" понималось хотя бы как "иметь практическое значение в мирской жизни". Тогда мы, по крайней мере, перешли бы от объективистской онтологии к этике. Думается, такой переход значительно приблизил бы нас к присвоению Мифа - хотя бы уже в силу того, что "религия" - это, буквально, "совестливое отношение к-".
Но..., наши предпочтения пока не находят тут места.
Хюбнер пишет:
"Анализ онтологии мифа включает сравнение с научной онтологией и имеет в силу этого не только гносеологический и онтологический, но и научно-теоретический характер".
Из чего ясно, что Курт ведет речь идет об онтологии Разума. И продолжает:
"Проведение такого анализа предполагает эксплицитную картину системы мифического мышления и опыта. Следующая, вторая часть нашей книги посвящена именно этому".
"При этом я ограничусь в основном греческим мифом".
Основание такого самоограничения Хюбнер видит в том, что...
"...для двойственности нашей культуры, о которой уже нередко шла здесь речь, актуален именно тот вид мифического мышления, для которого онтология греческого мифа является репрезентативным примером. Это относится, как видно уже из первой главы данной книги, к сфере поэзии и общественного сознания...".
К поэзии..., - допустим; но, что Курт имеет в виду, когда говорит о мифическом мышлении в "сфере общественного сознания"...? Идеалы современной демократии?
"Демократия", между прочим, - эллинское слово, как и "Миф". Если и здесь действует указанное выше самоограничение Хюбнера, то можно заметить, что из античной демократии в современную успешно перешло только одно явление - ДЕМАГОГИЯ. Неужто под "мифическим мышлением в сфере общественного сознания" Курт разумеет именно демагогию, или, говоря по-современному, манипулирование массовым сознанием?
Или Речь идет всё-таки о морали?
Посмотрим. Пока же переходим к обещанной Хюбнером "Второй Части".
Часть вторая.
Система мышления и опыта в греческом мифе
ГЛАВА IV
Очерк научных онтологий для пояснения последующего анализа .
Введение
Курт начинает эту главу с констатации:
"Как показано в первых двух главах, наше сознание в значительной
По смыслу фразы, его собственное сознание тоже таково. И он, видимо, хочет его изменить. И сделать это намерен с использованием моральной силы отрицания чего-то примитивного (= плохого, в данном ценность-образующем контексте). Для этого он формирует опознавательный ярлык "дурака", условно говоря.
Курт пишет:
"Попросту можно выразить данный подход так: мы приписываем сегодня действительности некоторую структуру с элементами А, В, С и т. д.".
Очевидно, это подход автомеханика; и мы готовы приветствовать отказ от него в такой деликатной области как древнегреческие мифы, - по крайней мере.
Пока что Хюбнер от названного подхода не отказывается, но условно остается внутри него и задается риторическим вопросами:
"Найдутся ли в греческом мифе подобные элементы? Если нет, то что ставят греки вместо них? Или же их мир представлений так мало сравним с современным, что наша система опыта вообще не может служить руководством к его пониманию?".
Ответы на эти вопросы очевидны, - иначе нет смысла в написании этой книги.
Выше Хюбнер уже говорил о "двойственности нашей культуры". Научная система опыта представляет лишь одну сторону, другая сторона - нуминозная или мифическая. Курт не хочет просто, щелчком внутреннего выключателя, трансформироваться: оставить одну сторону и перейти на другую; он хочет навести мосты между двумя берегами экзистенциального потока. И выражает это намерение следующей "житейской мудростью":
"Если хочешь понять другой язык, сколь бы чуждым он нам ни являлся, то следует исходить из собственного языка".
То есть, Курт намерен сначала углубиться в наш "научный опыт". Он пишет:
"Итак, начнем представление категорий системы нашего мышления и опыта. Во второй главе мы осветили лишь часть этого и к тому же ограничились изложением лишь естественных наук. Теперь же нам надлежит соответственно расширить наше рассмотрение...".
"...Во-первых, я снова обращаюсь к онтологии естественных наук... /.../ Во-вторых, я буду обращаться к психологической, социологической и исторической наукам, предметом которых является человек".
Метод, которому намерен следовать наш автор, он резюмирует в следующих словах:
"Систематическое объяснение как цель науки состоит в создании теорий как систем объяснения. Группы законов или правил, образующих основу теории, называются аксиомами. Теория, тем самым, есть система более или менее строго логически определенных аксиом. Итак, если мы желаем исследовать общие категориальные основания естественно-научных, социологических, психологических и исторических теорий, на которых они основываются, то мы должны поставить следующие три вопроса. Как в самом общем виде охарактеризовать отдельные предметы, о которых говорят аксиомы? Как в самом общем виде охарактеризовать выраженные в аксиомах законы и правила, определяющие данные предметы и устанавливающие отношения между ними? Как в самом общем виде охарактеризовать те общности, в которые объединяются указанные предметы? Последуем теперь указанному порядку и начнем с естественных наук".