Благие намерения
Шрифт:
– Купила… И довольно дешево… Хотя все равно подзанять пришлось…
Алексей медленно выходил из столбняка.
– Помочь?
– спохватился он наконец.
– Нет, не надо, - бросила она, удаляя мизинцем соринку из уголка глаза.
– Грузчиков хватает…
И верно. Не алкаши грузили - бригада. Коренастые парни в камуфле без погон работали привычно и слаженно. Было в них что-то от похоронной команды и еще - от тех спеназовцев, что репетировали днями разгон демонстрации.
– Пашей лучше займись, - посоветовала она.
– Не знаю уже, куда его деть!
– Глотовым, что ли?.. А где он?
– Да наверху!
– отвечала Мила с досадой.
– Пьяненький с утра приперся, никак выставить не могу…
Лицо у Колодникова отвердело и стало суровым, чтобы не сказать беспощадным. Он круто повернулся и, играя желваками, ринулся в жерло подъезда, едва не сшибив с ног выносящего кресло парня. То и дело вжимаясь в стенку, чтобы пропустить грузчиков с ношей, кое-как добрался до распахнутых дверей Милиной квартиры.
Пьяненький Паша сидел на единственном оставшемся в кухне табурете и горестно клевал большим хрящеватым носом. Водка с закуской стояли на подоконнике. Просторные уши заместителя редактора утратили обычную восковую бледность и шли розовыми пятнами. Как, впрочем, и все его узкое лицо.
Услышав зловещее приветствие Колодникова, Паша вскинул голову и уставил на друга исполненные горя глаза.
– Ну хоть ты скажи… - уныло выговорил он.
– Мила, она - как? В самом деле или мозги пудрит?..
– Паша, ты дождешься!..
– процедил Алексей, толчком указательного пальца сдвинув повыше дужку очков.
– Ты у меня доиграешься, Паша!..
Не похожий сам на себя Паша Глотов (обычно в подпитии он был столь же энергичен и деятелен, как и в трезвом виде), как-то жалко взглянул на Колодникова, словно и впрямь ожидал брани и побоев. Потом засуетился, произвел массу лишних движений, извернулся в талии и, поспешно наполнив рюмку, протянул Алексею. Все это он ухитрился проделать, не отрывая задницы от табуретки.
– Вот… - произнес он виновато и испуганно.
Глядя на него, Колодников тоже малость подрастерялся, но заставил себя насупиться и принял рюмку твердой рукой.
– Короче… - выпив и крякнув, просипел он весьма внушительно.
– Еще раз увижу, что к Миле клеишься, Бога не побоюсь - ноги повыдергаю! Имей в виду, я еще в прошлый раз заметил…
Решительно шагнул к подоконнику и с хрустом закусил огурцом.
Несчастный Паша смотрел на свирепого друга, и худое лицо его малость подергивалось.
– Да ни сном, ни духом… - побожился он, и узкие плечи его бессильно опали.
– Я ж не поэтому пришел, Леш… - На близко посаженных серых глазах показались слезы.
– Ты же ее лучше меня знаешь… Ты скажи: она - как?.. В самом деле медиум или придуряется?..
– Какая тебе разница?
– окончательно опешив, спросил Алексей.
– Газету раскупают - и ладно…
– Да Бог с ней, с газетой… - с отчаянием произнес Паша.
– Плавать я не умею, понимаешь? И никогда не умел…
После этих странных слов Алексей невольно оглянулся - сначала на Глотова, потом - ища, где присесть. Присесть было некуда. Подоконник занят закуской,
– В седьмом классе… - еле слышно сказал Паша Глотов.
– Я, главное, не хотел, говорил им: я же плавать не умею!.. А если лодка перевернется… И так и вышло! Перевернулась… Я же ничего не соображал тогда!.. Мне бы только на днище влезть, мне потом руки разжимали - так вцепился…
Паша всхлипнул и умолк. Потом заговорил снова:
– А Никита… Это я потом уже узнал, что Никита… А тогда - чувствую: за ногу кто-то схватил и тянет… Я его другой ногой… Со всей силы…
Колодников почувствовал, как лицо его само собирается в тугую гримасу.
– Утонул он?..
– тихо спросил Алексей.
Паша вновь вскинул наслезенные съехавшиеся к переносице глаза.
– Утонул… - выдохнул он со страхом.
– Но я-то не виноват! Милиция потом разбиралась - сказали: никто не виноват… Несчастный случай… А теперь… - Паша сидел неподвижно. На лбу его и на горбинке хрящеватого носа сияли мелкие капельки пота.
– Если все это правда… если накроет меня ночью… За что? За то, что плавать не умею?.. Да! Да! Да!.. Ударил ногой, утопил… Но с перепугу же, не со зла…
– Да может, он и не поэтому утонул-то… - неуверенно сказал Алексей.
– Может, и не поэтому… - обессиленно отозвался Паша Глотов.
– А как узнать? Как теперь узнать?..
– А-а… - Колодников скорбно покивал.
– Вон ты зачем пришел… Думаешь, Мила тебе поможет?..
– Ну пускай хотя бы скажет!..
– взвыл Паша.
– Бояться мне, не бояться?.. Уезжать, не уезжать… Ну ты сам подумай! Это же все бросить! Газету только-только раскрутил!.. С нуля ведь поднял… Такую газету!..
Снаружи стонало и погромыхивало. Потом ветер поднапрягся и с громким хлопком распахнул форточку, заставив вздрогнуть обоих. По кухне загуляли сквозняки. Паша Глотов заматерился шепотом, схватил рюмку и, наполнив, оглушил без закуски.
«Господи… - глядя на него, в смятении думал Алексей.
– Бедный Пашка… Как же мне повезло!.. Как же мне повезло, Господи…»
– Уезжай, Паша, - бросил он угрюмо и отрывисто.
– Не гневи Бога. Уезжай!..
За каких-нибудь полтора часа внезапно нагрянувший ветер и впрямь придал городу прифронтовой, а то и блокадный облик. Он вымел из потаенных углов и выволок на улицы такую чертову прорву мусора, что Алексей только диву давался: откуда взялось столько дряни?..
Окончательно распоясавшись, ветер валил рекламные щиты на разножках и толкал на стоянках машины с такой силой, что те с перепугу включали противоугонные устройства и принимались надрывно выть и причитать.
Прохожих и лотошников поубавилось, и тем не менее жизнь продолжалась. Лица идущих навстречу выражали досаду по случаю мерзкой погоды, но не более того. Исхода беженцев также не наблюдалось… Не чувствуют за собой никакой вины или просто надеются на русский «авось»? В Америке бы уже, наверное, была всеобщая паника… Как в тридцать восьмом…