Благие намерения

Лукина Любовь Александровна

Инопланетянин с небольшой охапкой тонких чурочек на голенастых ножках шел к сараю. Свалил дрова под дверь и обернулся, просияв капельками глаз.

–  Не отдашь?

–  Запалит ведь!
– ахнул Петро.
– Как пить дать запалит!

Он метнулся в угол, где стояла чудовищная рукоять черпака. Схватил, кинулся к двери, но на пути у него встал Леха.

–  Ты чего? Сам же говорил: видимость!..

–  А вдруг нет?
– рявкнул Петро.
– Дрова-то - настоящие!

Тут со двора послышался треск

пламени, быстро перешедший в рев. В хате затанцевали алые отсветы.

–  Запалил… - с грохотом роняя рукоятку, выдохнул Петро.
– Неужто взаправду, а? У меня ж там аппарат в сарае! И снасти, и все…

Леха припал к стеклу.

–  Черт его знает… - с сомнением молвил он.
– Больно дружно взялось… Бензином вроде не поливал…

Часто дыша, Петро опустился на табуретку.

В пылающем сарае что-то оглушительно ахнуло. Крыша вспучилась. Лазоревый столб жара, насыщенный золотыми искрами, выбросило чуть ли не до луны.

–  Фляга… - горестно тряся щетинами, пробормотал Петро.
– Может, вправду отдать?..

Леха вздрогнул и медленно повернулся к нему.

–  Что?..
– еще не смея верить, спросил он.
– Так это все-таки ты?..

Петро подскочил на табуретке.

–  А пускай курятник не растопыривает!
– злобно закричал он.
– Иду - стоит! Прямо на краю поля стоит! Дверца открыта - и никого! А у меня сумка с инструментом! Так что ж я, дурее паровоза?! Подпер сбоку чуркой, чтоб не падала, ну и…

–  Погоди!
– ошеломленно перебил Леха.
– А как же ты… В газете же пишут: к ним подойти невозможно, к тарелкам этим! Страх на людей нападает!..

–  А думаешь - нет?
– наливаясь кровью, заорал Петра.
– Да я чуть не помер, пока отвинчивал!..

–  Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!..
– с тупым упорством завывал инопанетянин.

–  Отдаст!
– торопливо крикнул Леха.
– Ты погоди, ты не делай пока ничего… Отдаст он!

–  А чего это ты чужим добром швыряешься?
– ощетинившись, спросил Петро.

–  Ты что, совсем уже чокнулся?
– в свою очередь заорал на него Леха.
– Он же от тебя не отстанет! Тебя ж отсюда в дурдом отвезут!

–  И запросто… - всхлипнув, согласился Петро.

–  Ну так отдай ты ему!..

Петро закряхтел, щетинистое лицо его страдальчески перекривилось.

–  Жалко… Что ж я, зазря столько мук принял?..

Леха онемел.

–  А я?
– страшным шепотом начал он, надвигаясь на попятившегося Петро.
– Я их за что принимаю, гад ты ползучий?!

–  Ты чего? Ты чего?
– отступая, вскрикивал Петро.
– Я тебя что, силком сюда тащил?

–  Показывай!
– неистово выговорил Леха.

–  Чего показывай? Чего показывай?

–  Ногу показывай!..

То и дело оглядываясь, Петро протопал к разгромленной двуспальной кровати в углу и, заворотив

перину у стены, извлек из-под нее матовую полутораметровую трубу с вихляющимся полированным набалдашником.

–  Только, слышь, в руки не дам, - предупредил он, глядя исподлобья.
– Смотреть - смотри, а руками не лапай!

–  Ну и на кой она тебе?

–  Да ты что!
– Петро даже обиделся.
– Она ж раздвижная! Гля!

С изрядной ловкостью он насадил набалдашник поплотнее и, провернув его в три щелчка, раздвинул трубу вдвое. Потом - вчетверо. Теперь посадочная нога перегораживала всю хату - от кровати до печки.

–  На двенадцать метров вытягивается!
– взахлеб объяснял Петро.
– И главное - легкая, зараза! И не гнется! Приклепать черпак полтора на полтора - это ж сколько мотыля намыть можно! Семьдесят пять копеек коробок!..

Леха оглянулся. В окне суетился и мельтешил инопланетянин: подскакивал, вытягивал шеенку, елозил по стеклу лягушачьими лапками.

–  Какой мотыль?
– закричал Леха.
– Какой тебе мотыль? Да он тебя за неделю в гроб вколотит!

Увидев инопланетянина, Петро подхватился и, вжав в голову плечи, принялся торопливо приводить ногу в исходное состояние.

–  Слушай, - сказал Леха.
– А если так: ты ему отдаешь эту хреновину… Да нет, ты погоди, ты дослушай!.. А я тебе на заводе склепаю такую же! Из дюраля! Ну?

Петро замер, держа трубу, как младенца. Его раздирали сомнения.

–  Гнуться будет… - выдавил он наконец.

–  Конечно, будет!
– рявкнул Леха.
– Зато тебя на голову никто ставить не будет, дурья твоя башка!

Петро медленно опустился на край кровати. Лицо отчаянное, труба - на коленях.

–  До белой горячки ведь допьешься, - сказал Леха.

Петро замычал, раскачиваясь.

–  Пропадешь! Один ведь остался! Баба - ушла! Уркан - на что уж скотина тупая!
– и тот…

Петро поднял искаженное мукой лицо.

–  А не врешь?

–  Это насчет чего?
– опешил Леха.

–  Ну, что склепаешь… из дюраля… такую же…

–  Да вот чтоб мне провалиться!

Петро встал, хрустнув суставами, и тут же снова сел. Плечи его опали.

–  Сейчас пойду дверь открою!
– пригрозил Леха.
– Будешь тогда не со мной - будешь тогда с ним разговаривать!

Петро зарычал, сорвался с места и, тяжело бухая ногами, устремился к двери. Открыл пинком и исчез в сенях. Громыхнул засов, скрипнули петли, и что-то с хрустом упало в ломкий подмерзший снег.

–  На, подавись! Крохобор!

Снова лязгнул засов, и Петро с безумными глазами возник на пороге. Пошатываясь, подошел к табуретке. Сел. Потом застонал и с маху треснул кулаком по столешнице. Банка, свечка, стаканчики - все подпрыгнуло. Скрипнув зубами, уронил голову на кулак.