Благими намерениями
Шрифт:
Были ли эти рассказы правдой, – сказать сложно, но, глядя на тёмно-сизую поверхность реки, мрачно-неприступную Петропавловскую крепость, Владимир ясно представил себе то, о чём думал. Следом стали вырисовываться страшные образы недавних зверств нынешней революции. Владимир нахмурился, очнувшись от дум, сказал:
– Пойдём. Не хватало ещё, чтобы ты простыла на ветру.
Они снова вошли в сад и тем же путём направились к дому профессора.
Домой Владимир вернулся поздно. Антона ещё не было, видимо, гостил у Бальтона. В квартире было прохладно. Владимир затопил печь, оставил дверцу её открытой, подвинул
Невесёлые думы занимали голову Владимира. Он ещё ясно чувствовал на губах поцелуи Оли, и сердце его, переполненное любовью и горечью расставания, томительно ныло.
Он так и сидел, будто в трансе, пока не приехал Антон, своим шумным, энергичным появлением нарушивший задумчивую тишину гостиной.
– О, братец! – воскликнул Антон.
Он тоже подтащил ближе к печи кресло, сел рядом, вытянул ноги, усмехнулся:
– Видел бы тебя сейчас Евсеич! Ох, и разворчался бы он: дрова теперь, как и спички, на вес золота. Почему к Бальтону не явился, я же тебе адрес называл?
– Я только недавно домой вернулся, да и не хотелось, если честно.
– Понятно. А мы очень даже неплохо провели время. Ты чего кислый такой? Или дама была холодна с героем?
– Антон, я прошу: не надо шуток насчёт Оли
– Ладно, ладно, – примирительно приподнял руки Антон. – Ты же знаешь: я к ней очень хорошо отношусь.
– Слушай, ты мог бы заезжать к Листатниковым иногда, проведывать?
– Мог бы, – не обинуясь, заверил Антон.
Владимир кивнул, не отрывая взгляда от пламени.
– Насчёт автомобиля распорядился?
– Да. Без четверти пять будет здесь. Ещё будут распоряжения, мой генерал?
– Спасибо тебе, – улыбнулся Владимир, благодарно взглянув на брата.
– Выпьем на прощание? – спросил Антон и, не дожидаясь ответа, крикнул: – Евсеич!
– Не шуми. Пусть отдыхают.
– Ладно, сам схожу.
Через несколько минут Антон вернулся с бутылкой всё того же подаренного ему князем вина и бокалами.
– Я не хочу, – сказал Владимир, когда Антон начал наливать вино.
– Как знаешь. Твоё здоровье, – сказал Антон и отпил из бокала, глубже провалился в кресло.
В сером рассвете Владимир вышел из дома, сел в уже ожидавший его длинный тёмный автомобиль.
– На Финляндский вокзал, – сказал он шофёру, плотнее заправил плащ и привалился к борту.
Поезд был уже подан, дымил и пыхтел, словно в нетерпении поскорее начать движение. Владимир купил билет, занял своё место в купе, в котором уже находились двое мужчин.
В своих попутчиках он сразу распознал «депутатов». Они, несмотря на ранний час, очень живо и возбуждённо обсуждали чьё-то подозрительное поведение и меры, которые этому кому-то грозили. И меры довольно суровые, как Владимир смог понять из обрывков разговора, который они при его появлении довольно быстро прекратили.
Владимир придвинулся ближе к окну, закрыл глаза, давая понять, что намерен спать. Ему не хотелось вступать в разговор решительно ни с кем.
***
Выйдя из вокзала в Гельсингфорсе, Владимир сразу же отправился в базу, чтобы получить дальнейшее назначение.
Прохожих встречалось мало, и те были, в основном, матросы, да один офицер мелькнул. Город выглядел неряшливым, неживым, будто оставленным людьми; всюду валялся мусор. Не таким
Ветер гонял по улицам грязные листовки. Одну порывом бросило Владимиру под ноги. Он остановился, не поднимая, расправил её ногой и, прочитав только первые строки: «Товарищи! Спешите проводить в жизнь и удерживать завоевания революции…», – брезгливо, ногой же, отшвырнул её в сторону, будто подошву вытер от грязи.
Срезав путь через безлюдный парк Эспланады, Владимир вышел к причалам, у проходившего мимо матроса узнал, что штаб располагается на «Кречете», взглядом отыскал его, стоявший чуть поодаль от остальных кораблей, и быстрым шагом направился к нему.
У трапа предъявил документы вахтенному, тот вызвал дежурного офицера, лейтенанта. Владимир объяснил причину своего появления, подтвердил свои слова документами. Лейтенант взглянул на часы, на Владимира, размышляя, как быть.
– Офицер, ведающий назначениями, сегодня ещё не прибывал. Ладно, идёмте, скоротаете время в кают-компании, чтобы не маячить вам здесь, а когда он появится, я вас позову.
В стенах некогда одной из самых нарядных кают-компаний флота клопами чернели шляпки гвоздей – все картины были сняты, и по понятной причине: почти все они изображали либо царскую семью, либо царя, либо что-то с ними связанное. Под ногами, на давно не мытом линолеуме палубы похрустывал песок.
Владимир сел на диван и стал ждать. Время было вечернее, и Владимир уже проголодался: последний раз он перекусывал в поезде в обед. У него ещё оставались приготовленные Алевтиной бутерброды, но он не мог позволить себе устраивать в кают-компании, какой бы она теперь ни была, трапезную. К тому же, в любой момент его могли вызвать, и он решил потерпеть. Скоро дежурный появился вновь.
– Идёмте, узнаем вашу судьбу.
Владимир вошёл в указанную лейтенантом каюту, которая служила и кабинетом. Представившись, он протянул свои документы сидевшему за столом капитану второго ранга. Тот, изучив их, устало взглянул на Владимира.
– Мичман Препятин?
– Так точно.
– Из Ревеля?
– Из Ревеля.
– Артиллерист?
– Артиллерист, – отвечал Владимир, начиная раздражаться от переспрашивания того, что было и так указано в документе.
– Что же, предлагаю вам должность старшего артиллерийского офицера на миноносце «Сибирский стрелок». Ваш предшественник после переворота решил не задерживаться более – уволился. А вообще, на этом корабле и офицеры более сплочены, и команда не очень агрессивная. Сам многоуважаемый адмирал Эссен, земля ему пухом, первым командиром «Стрелка» был – это тоже, знаете ли, кое к чему обязывает… Да и название у корабля не менялось, что тоже немаловажный показатель. Сейчас ведь, знаете, какая мода пошла: линкор «Император Павел 1» стал «Республикой», «Цесаревич» – «Гражданином»… ну, и тому подобное…