Благими намерениями
Шрифт:
Владимир молча кивнул, хотя слышал об этом впервые. Офицер быстро заполнил предписание, размашисто его подписал, прихлопнул печатью.
– Это вам для предъявления на корабле, – он протянул листок Владимиру. – А приказ я подпишу у командующего чуть позже. Можете идти.
– Слушаюсь. – Владимир козырнул и, чётко развернувшись, вышел.
Перед сходом с корабля он ещё раз зашёл к дежурному, уточнил, где стоит «Сибирский стрелок». Офицер указал ему на карте-схеме базы.
– Кстати, не желаете ли вступить
– Что ещё за союз?
– Такой же, какой был организован у вас в Ревеле немногим ранее.
– Я в нём не состоял. Не довелось. Больше делом были заняты, знаете ли, – сказал Владимир.
– Понятно, – миролюбиво улыбнулся офицер. – Но вы, всё же, подумайте над моим предложением. Нам этот союз с большим трудом удалось организовать, и не от безделья; и уж, конечно, не для политических дебатов. Иногда ещё хотя бы с его помощью удаётся защитить офицеров от посягательств демократии, которая считает нас ненадёжными. Подумайте. Всего доброго, – офицер протянул руку, Владимир пожал её.
Прибыв на эсминец, он направился в каюту командира, чтобы теперь представиться ему. На медном – начищенном! – шильде двери прочёл: «Командиръ, капитана второго ранга Залесский В.И.», постучал.
В каюте командира находился и старший офицер корабля, старший лейтенант Стужин. Они гостеприимно приветствовали Владимира, а узнав, что он прибыл из Ревеля, начали тут же, предложив присесть, расспрашивать его о том, как обстоят дела там.
Стужин сам проводил Владимира к его каюте, задержавшись в коридоре, сказал:
– Что же, Владимир Алексеевич, думаю, со всеми особенностями службы на нашем корабле вы разберётесь быстро. У нас, как и везде нынче, имеется судовой комитет, председателем которого, к большой нашей радости, был командой же избран штурман, лейтенант Грузнов. Пока что это позволяет нам решать возникающие между командованием и подчинёнными разногласия мирно. Поэтому старайтесь не обострять отношения с командой, чтобы нам этой возможности не лишиться, не подвергать сомнению расположенность команды к Грузнову. И так эта расположенность на волоске держится.
– Ясно, Дмитрий Александрович.
Позже, на общем построении, командир представил Владимира перед экипажем.
10
Два дня матросы команды артиллеристов искоса рассматривали своего нового начальника. При его приближении они, как правило, прерывали разговоры и демонстративно на него не смотрели, подчёркивая свою независимость и приверженность новым правилам, в которых чествованию офицера места не было. Владимир уже смирился с этим, реагировал на эти провокации спокойно, тоже присматривался к каждому матросу.
На третий день недельный распорядок дня корабля предусматривал
Сразу после подъёма флага – красного, заменившего теперь Андреевский, -Владимир организовал работы артиллеристов, и решил тем временем лично осмотреть содержание жилых помещений своих подчинённых. Спустившись в кубрик, он, в присутствии коридорного вахтенного (чтобы исключить недоразумения) проверил чистоту постельных принадлежностей, заглянул в матросские рундуки, проверил укладки. Порядок его удовлетворил.
Вернувшись через полчаса на верхнюю палубу, он не застал на месте у орудий ни одного своего матроса, только фельдфебель одиноко обходил орудия, подбирая валявшуюся рядом ветошь и отодвигая банки со смазкой и шаровой краской, чтобы никто их случайно не опрокинул.
– Проскуренко, это как понимать? – спросил его Владимир. – Где все?
– Митинг, господин мичман.
– Какой, к чёртовой матери, митинг?! Орудия я буду чистить?! Кто позволил артиллерийской команде уйти?!
– А они теперь, господин мичман, никого не спрашивают. Дело революции на первом месте. Там какой-то очередной оратор приехал из Петрограда, вот все и помчались слушать.
До крайности возмущённый, Владимир спустился в свою каюту. Часа через полтора он услышал доносившиеся в открытый иллюминатор голоса – матросы возвращались из города. Он быстро вышел на палубу, снова застал там Проскуренко, коротко приказал ему:
– Артиллерийской команде построение на баке.
– Есть! – ответил тот без всякого воодушевления в голосе, встал у трапа, приготовившись «выдёргивать» из возвращавшейся толпы артиллеристов.
Когда они построились, вернее, изобразили строй, Владимир подошёл к ним.
– Кто позволил вам покинуть корабль? – крикнул он.
После непродолжительного молчания ему ответил кто-то из второй шеренги.
– А вы, господин мичман, не слишком-то горло рвите. Не то нынче время.
– Кто это сказал? – спросил Владимир, едва сдерживаясь, глядя в лица матросов, в которых читалось лишь показное пренебрежение.
– Ну, я, – с ухмылкой отозвался невысокий, но крепкий матрос: форменка туго обтягивала его широкую грудь, чуть покатые плечи.
– Представьтесь по форме!
– Старший матрос Антипов, – продолжал ухмыляться матрос, обнажив щербину.
– Старший матрос Антипов! – громко обратился Владимир и через несколько секунд ответной тишины сказал: – Военнослужащий, услышав свою фамилию, обязан ответить: «Я!». Или для вас нужно организовать повторный курс молодого матроса?!
Улыбки матросов стёрлись. Они без шуток растерялись, не могли понять, с какого дуба свалился их новый командир: то ли бесстрашный настолько, что не дорожит жизнью, то ли больной на голову – неужели не понимает, с кем и как говорит.