Благородная дичь
Шрифт:
— Барин, — радостно воскликнул он, — поздравляю тысячу раз! Кажется, к нам снова вернутся прежние времена!
— Я тоже так думаю, старина! — улыбнулся Бернек. — Ты был вполне прав, говоря о „солнышке“. Я тоже почувствовал его, и теперь оно
Альмерс с удивлением смотрела на племянника; его тон и взгляд совсем напоминали прежнего Ульриха Бернека, и она невольно прошептала:
— Слава Богу!
VI .
Наступило утро следующего дня. Ночью шел проливной дождь, но теперь Рестович и его окрестности были озарены ярким солнечным светом. На террасе стоял хозяин замка со своей молодой невестой; он обнял ее рукой за талию, она робко прижалась к нему, еще смущаясь этой непривычной близостью. Пуля много лет тому назад разбила его блестящую будущность, и пуля же теперь доставила ему счастье, и на этот раз он крепко держал его в своих руках!
— Ты думаешь, что Зарзо теперь далеко? — спросила Паула и с легким содроганием посмотрела на то место, откуда им еще вчера грозила смерть. — А вдруг он где-нибудь близко и еще раз...
— Он больше не вернется, — уверенно перебил ее Ульрих. — Я знаю этого парня; он не решится вторично на такую штуку. Он знает, что его узнали, и постарается спастись бегством. Мы в полной безопасности от него.
— А я еще защищала его тогда! — сказала молодая девушка. —
— Да, я предчувствовал нечто подобное, когда отказал ему; но неужели же я стал бы держать этого парня из боязни его мести? Он тоже охотился за „благородной дичью“, и только был счастливее меня: он промахнулся, а я попал!
Паула умоляюще взглянула на жениха.
— Ульрих, справишься ли ты, наконец, с этим воспоминанием?
— Если ты будешь подле меня, то да, — ответил он, глубоко вздыхая. — Будучи одинок, я всегда был с этим ужасным воспоминанием, и мой бедный Ганс наверно не будет сердиться на меня, если я, наконец, похороню его. Я хочу научиться снова быть жизнерадостным... ведь теперь со мною ты!
Из долины, еще задернутой дымкой густого утреннего тумана, донесся слабый таинственный звук, являвшийся как бы приветом из далекой страны.
Над озером раздавался звон колокола из церкви Богоматери и, хотя его относил свежий ветерок, все же добрался до старых, серых стен Рестовича, озаренных теперь золотым светом яркого весеннего солнца. В них было так мрачно-мрачно в течение многих-многих лет, а теперь стало светло!
Конец .
[1] Аннотация вычитывающего