Благородный дом. Роман о Гонконге.
Шрифт:
— Согласен. — Армстронг допил пиво. — Ещё будешь?
— Позволь мне. Бармен!
Армстронг наблюдал, как ему наливают пиво.
— Думаешь, есть связь между Джоном Чэнем и Колибри Суном? — Он помнил этого Суна, богатого судового магната с репутацией любителя орального секса, которого похитили шесть лет назад, и криво усмехнулся. — Господи, я не вспоминал о нем сто лет.
— Я тоже. Эти два дела никак не пересекаются. Мы посадили похитителей Суна в тюрягу на двадцать лет, и они сгниют там. Но кто знает, может, какая-то связь есть. — Смит пожал плечами. — Диана, должно быть,
Армстронг хмыкнул и потер глаза, чтобы стряхнуть усталость.
— Может, стоит встретиться с женой Джона — Барбарой? Я собирался сделать это завтра, но... Может, это что-то даст?
— Я уже договорился. А первым делом хочу съездить в Шатинь. Вдруг местные что-нибудь упустили под дождем?
— Хорошая мысль. — Армстронг с тревогой посматривал на потягивающего виски Змею. — Что у тебя на уме? — спросил он, зная, что это не просто так.
Смит взглянул ему прямо в глаза.
— Я много чего не понимаю в этом похищении. Например, почему за возвращение Джона — заметь, живого или мертвого — Великие Драконы назначили такое огромное вознаграждение?
— Вот у них и спроси.
— Я спросил. По крайней мере, спросил кое-кого, кто знаком с одним из них. — Снейк пожал плечами. — Ничего. Вообще ничего. — Он помолчал. — Придется поковыряться в прошлом Джона.
Армстронг ощутил холод глыбы, которую таил глубоко внутри.
— Думаю, что придется.
— Ты знал, что Мэри была с ним знакома? В лагере для военнопленных в тюрьме Стэнли.
— Да. — Армстронг отпил пива, не ощущая вкуса.
— Она может навести нас на мысль. Скажем, был ли Джон связан в лагере с черным рынком. — Его бледно-голубые глаза не отпускали бледно-голубых глаз Армстронга. — Может, стоит спросить?
— Я подумаю на сей счет. Да, я подумаю об этом. — Армстронг не испытывал к Змее никакой злобы. На месте Смита он тоже спросил бы. Вервольфы — это очень скверно, и первая волна ужаса уже прокатилась по китайскому сообществу. «Сколько ещё людей знает о Мэри и Джоне Чэне? — спрашивал он себя. — Или о тех сорока тысячах, которые по-прежнему прожигают дыру в моем столе, по-прежнему прожигают дыру в моем сердце». — Это было давно.
— Да.
Армстронг взялся за кружку.
— «Друзья» тебе помогают?
— Скажем так: наше братство, ведающее азартными играми, выплачивает весьма значительные вознаграждения — в благодарность, поспешу добавить. — Язвительная усмешка исчезла с лица Змеи. Шутливый тон исчез тоже. — Надо поймать Вервольфов, и очень быстро, а то они действительно испортят нам всю обедню.
52
21:15
Четырехпалый У стоял на высоком полуюте моторной джонки, которая с потушенными огнями покачивалась на зыби в месте рандеву далеко в открытом море.
— Послушай ты, мразь вервольфовская, — раздраженно шипел он, обращаясь к Рябому Цзиню. Тот лежал у ног старика на палубе, обезумев от боли, опутанный
Пун Хорошая Погода услужливо вылил на обессиленного юношу ещё одно ведро забортной воды. Это тоже не возымело эффекта, и тогда Пун склонился к нему с ножом. Рябой Цзинь тут же вскрикнул и вышел из оцепенения.
— Что, что такое, Господин? — вопил он. — Не надо больше... Что, что вам нужно?
Четырехпалый У повторил сказанное. Пун Хорошая Погода ткнул ножом, и юноша снова вскрикнул.
— Я рассказал вам все... все... — В отчаянии, ибо никогда и представить не мог, что в целом мире может быть столько боли, он, еле ворочая языком, снова стал рассказывать обо всех членах банды. Уже на все было наплевать, и он называл их настоящие имена и адреса, сказал даже о старой ама из Абердина. — Монету дал мне отец... я не знаю, где... он дал мне её, но так и не сказал, где... он взял её, кляну-у-усь... — Голос оборвался. Он снова потерял сознание.
Четырехпалый У с отвращением сплюнул.
— Нестойкая нынче молодежь!
Было темно. Из-под нависших туч то и дело налетали свирепые порывы ветра. Мощный и хорошо отрегулированный двигатель ровно урчал, чуть придавая джонке ходу, чтобы она не рыскала в стороны и меньше зарывалась носом, хотя это и неизбежно при килевой качке. Они находились в нескольких милях к юго-западу от Гонконга, чуть в стороне от морских путей. С левого борта лежали территориальные воды КНР и широкое устье реки Чжуцзян, а с правого — открытое море. Все паруса были убраны.
Старик закурил и закашлялся.
— Да падет проклятие всех богов на этих, ети их, ублюдков из триад!
— Привести его в чувство? — спросил Пун Хорошая Погода.
— Нет. Нет, этот прелюбодей рассказал все, что знает. — У потянулся мозолистыми пальцами к шее и нервно тронул половинку монеты, которую теперь носил под драной потной рубашкой, чтобы убедиться, что она на месте. В горле даже встал комок от волнения при мысли, что монета может оказаться подлинной, что, может быть, она — утраченное сокровище Филлипа Чэня. — Ты все сделал молодцом, Пун Хорошая Погода. Сегодня получишь премию. — Его взгляд устремился на юго-восток в ожидании условного сигнала. Пора бы уже... Впрочем, беспокойства У ещё не испытывал. Он непроизвольно принюхался к ветру, попробовал его, резкий и пропитанный солью, языком на вкус. Окинул взглядом небо, море и горизонт. — Скоро снова пойдет дождь, — пробормотал он.
Пун прикурил новую сигарету от окурка и затоптал его на палубе босой мозолистой ногой.
— Неужто из-за него отменят скачки в субботу? Старик пожал плечами.
— Если богам будет угодно. Думаю, завтра опять польет как из ведра. Если ветер не переменится. Если не переменится, это может быть и «дьявольский ветер», и «величайший ветер», а эти блудодеи способны расшвырять нас на все Четыре Моря. Мочиться я хотел на все величайшие ветра!
— И я бы помочился на них, если бы не скачки. Носом чую, это лошадь Банкира Квана.