Благородный дом. Роман о Гонконге.
Шрифт:
— Нет нужды извиняться. Это я виноват: не следовало его приглашать. Спасибо, что вели себя как джентльмен, ведь ясно было, что он вас провоцирует.
— Совершенно верно, — подтвердил Пагмайр, и многие с ним согласились. — Будь я на вашем месте, он бы у меня схлопотал. Что бы там ни случилось, это уже дело прошлое.
— О да, — быстро проговорила Кейси, — какой ужасный человек! Если бы вы, Квиллан, не остановили его, Грей бы...
— Ну, довольно об этом болване, — добродушно прервал Горнт, которому уже наскучил разговор. — Давайте забудем о нем, чтобы он не испортил нам такой чудный день. — Он обнял одной рукой Кейси и прижал к себе. — А? — В её глазах он увидел восхищение и, к своему восторгу, понял, что скоро
— Прекрасная мысль! — воскликнул Дунстан Барр. — Устрою-ка я себе сиесту.
— Просто потрясающая! — поддержал кто-то, и раздался смех. Девицы тоже засмеялись, но смех вышел деланным. Все ещё чувствовали себя не в своей тарелке, и Горнт остро ощутил это.
— Сначала немного бренди! Марлоу?
— Нет, благодарю вас, мистер Горнт. Горнт пристально посмотрел на него.
— Послушайте, Марлоу, — проговорил он с неподдельным сочувствием, и все умолкли. — Мы все слишком много повидали в жизни, слишком хорошо знаем Азию, чтобы не понять. Что бы вы там ни сделали, это делалось из добрых побуждений, а не со зла. Вы правильно сказали. Чанги был чем-то особенным, и коллизии там возникали особенные. Пага держали в тюрьме Стэнли — это на острове Гонконг, Кейси, — три с половиной года. Я едва выбрался из Шанхая, еле ноги унес, пришлось драться за свою жизнь. Джейсона после Дюнкерка схватили нацисты, и он пару непростых лет провел у них в плену. Дунстан действовал в Китае — он вообще всю жизнь провел в Азии и тоже знает, что к чему. А, Дунстан?
— О да, — с грустью согласился Дунстан Барр. — Чтобы выжить на войне, Кейси, приходится иногда выходить за пределы дозволенного. Что касается коммерции, Марлоу, я согласен, в большинстве случаев нужно применяться к времени и месту. Слава богу, меня не схватили. Не думаю, что мне удалось бы выжить, точно не выжил бы. — Он наполнил свою рюмку из графина: ему было неловко, что приходится говорить все как есть.
— А что вообще было в Чанги? — спросила Кейси. Этот вопрос вертелся на языке у всех.
— Объяснить непросто, — промолвил Марлоу. — Вряд ли можно ближе подойти к небытию. Нам выдавали четверть фунта сухого риса в день, немного овощей, одно яйцо в неделю. Иногда в супе плавало... чувствовался запах мяса. Там все было по-другому, только это и можно сказать. Большинство из нас и джунглей-то никогда раньше не видели, не говоря уже о китайцах и японцах, а тут ещё проигранная война... Когда начался Чанги, мне было всего восемнадцать.
— Боже, вот уж терпеть не могу япошек, просто не выношу! — воскликнул Пагмайр, и остальные согласно закивали.
— Не спешите с выводами. Они лишь играли по своим правилам, — возразил Питер Марлоу. — С точки зрения японцев это было справедливо. Они показали себя отличными солдатами, отважно сражались и почти никогда не уповали на милость врага. Сдавшись в плен, мы, по их понятиям, опозорили себя. — Питер Марлоу поежился. — Я чувствую себя опозоренным, до сих пор чувствую.
— Это неправильно, Марлоу, — возразил Горнт. — Ничего позорного в этом нет. Ничего.
Стоявшая рядом с Горнтом Кейси слегка дотронулась до его руки ладонью.
— Он прав, Питер. Он действительно прав.
— Да, — подтвердил Дунстан Барр. — Но Грей, какого черта Грей так разошелся? А?
— Не из-за чего и из-за всего. Он фанатически следил за соблюдением лагерных порядков — то есть японских порядков, — и многие из нас считали это глупостью. Как я уже говорил, Чанги — это другой мир, там были и офицеры, и рядовые. Никаких писем из дома, голод, две тысячи миль оккупированной противником территории в любом направлении, малярия, дизентерия и ужасно высокий уровень смертности. Грей терпеть не мог этого моего американского приятеля, Кинга. Да, Кинг был ловкий делец и хорошо питался, когда другие голодали, пил кофе, курил сигареты фабричной набивки, а не
Горнт налил.
— А что случилось с этим человеком, с этим парнем, которого вы называете Кингом? После войны?
Его со смешком прервал Пагмайр:
— Один из тех типов, что занимались коммерцией в нашем лагере, впоследствии стал миллионером, черт бы его побрал. С Кингом вышла такая же история?
— Не знаю, — ответил Питер Марлоу.
— Вы больше никогда его не видели, Питер? — удивилась Кейси. — Не встречали его в Штатах?
— Нет, никогда. Я пытался разыскать его, но ничего не вышло.
— Обычное дело, Кейси, — как ни в чем не бывало заявил Горнт. — После увольнения со службы все долги и дружеские отношения отменяются. — Он был очень доволен. «Все отлично», — сказал он себе, подумав о двуспальной кровати в своей каюте, и улыбнулся ей через палубу.
Она улыбнулась в ответ.
Рико Андзин-Грессерхофф вошла в фойе «Ви энд Эй». Зал был полон: одни уже пили чай, хоть время ещё не пришло, другие запоздали с ланчем. Пока она шагала к лифту, по телу пробежала дрожь: досаждали эти провожающие её взгляды. Не те похотливые, какими обычно пожирали Рико мужчины-европейцы, или неодобрительные, что метали их женщины, а враждебные взоры китайцев и евразийцев. Никогда прежде ей не приходилось испытывать на себе столько всеобщей ненависти. Ощущение было очень странное. Она первый раз выбралась за пределы Швейцарии, если не считать поездок в Германию в школьные годы и двух выездов в Рим с матерью. Муж брал её с собой за границу только однажды — в Вену на неделю.
«Нет, Азия не по мне, — подумала она, снова пытаясь не содрогнуться. — Но ведь это не Азия, это Гонконг, и, конечно, подобное происходит только здесь, такие уж тут живут люди. И они, несомненно, имеют право ненавидеть. Интересно, понравится ли мне в Японии? Не окажусь ли я чужой даже там?»
Пришел лифт, и она поднялась в свой люкс на шестом этаже. Коридорный и не подумал открыть ей дверь. Когда она осталась одна и заперлась на задвижку, ей стало лучше. На телефонном аппарате мигал красный огонек: для неё получено сообщение, но она не обратила на него внимания. Быстро сняв туфли, шляпку, перчатки и плащ, она тут же определила все это в большой шкаф; остальная одежда уже была аккуратно сложена, как и три пары туфель. Люкс был небольшой, но изящный, с гостиной, спальней и ванной. На столе стояли цветы от «Струанз» и ваза с фруктами от отеля.
Пальцы аккуратно развернули подарочную упаковку, под которой скрывалась черная прямоугольная плюшевая коробка. Рико открыла её, и по телу разлилось тепло. Тонкая золотая цепочка, а на ней — подвеска из зеленого нефрита в форме рога изобилия. На камне крапчатой окраски проступали пятнышки тоном посветлее, гладко отполированная поверхность переливалась на свету. Рико тут же надела подвеску и подошла к зеркалу, любуясь тем, как камень смотрится на груди. Ей никогда ещё не дарили нефрит.
Под черным, обтянутым плюшем картоном лежал конверт. Не фирменный конверт «Струанз», а самый обыкновенный, и печать была из обычного красного сургуча. С большой осторожностью она просунула под печать нож для бумаги и, слегка нахмурив лоб, один за другим просмотрела все фрагменты. Какая-то мешанина из цифр и букв, иногда попадаются значки. Легкая улыбка удовлетворения тронула губы. Найдя бювар и устроившись поудобнее за столом, она стала копировать надписи, одну за одной.