Благословение небес (История любви леди Элизабет)
Шрифт:
Глава 34
Хелмшид был маленькой сонной деревушкой, которая возвышалась над ярко — голубым заливом, по которому время от времени проплывали корабли, направляющиеся в порт, они лавировали между дюжинами мелких суденышек, заполнявших всю гавань. Иногда моряки сходили на берег в надежде найти на ночь женщину или выпивку. С утренним приливом они уходили в море, дав себе слово в следующий раз не трудиться покидать корабль, когда снова кажутся здесь. В Хелмшиде не было ни женщин легкого поведения, ни публичных домов, ни питейных заведений, так привлекающих
Эта деревня была слишком далека от цивилизации, и потому ее жители, пока не успели приобщиться к ее порокам. Все мужчины здесь были рыбаками и целые дни проводили в море, женщины чинили сети и занимались хозяйством, единственным их.. развлечением была стирка у деревенского колодца, где они могли посплетничать, пока их покрасневшие от холодной воды руки намыливали выбеленную солнцем одежду. Дети плескались в воде и играли в салки, а дворняги грелись на солнце и заливисто облаивали редких прохожих. У этих людей были сильные загорелые лица, выдубленные ветром и солнцем, и ясные светлые глаза, окруженные мелкой сеточкой морщин, оттого что им слишком часто приходилось щуриться, глядя на море. В Хелмшиде не было элегантных женщин в драгоценных украшениях, как не было и галантных щеголей, на чей локоть могла бы опереться тонкая рука в перчатке. Здесь можно было встретить только женщин, возвращающихся домой с тяжелыми корзинами мокрого белья, и грубых рыбаков, которые забирали у них корзины и, усмехаясь, взваливали их на свои мускулистые плечи.
Стоя на травянистом обрыве в центре деревни, Элизабет наблюдала за ее жизнью, прислонившись спиной к дереву. Она положила руку на грудь, пытаясь унять боль в сердце, которая за эти четыре недели стала почти привычной, и посмотрела в другом направлении. В сверкающем на солнце заливе возвышалась большая ступенчатая скала, к ее каменной груди льнули приземистые раскидистые деревья, утратившие форму от постоянной борьбы со стихией — искривленные и странно прекрасные в пестром осеннем уборе из красных и золотых листьев.
Она закрыла глаза, чтобы стереть это видение. Его красота напоминала ей Яна. Суровые мрачные утесы напоминали ей Яна… Золото осени напоминало о нем… Изогнутые ветви деревьев расплывались, и вместо них она видела Яна…
Испустив долгий тяжелый вздох, она открыла глаза. Грубая кора дерева врезалась ей в спину и плечи, но она не пошевелилась, боль служила доказательством того, что она еще жива. Кроме боли, в ней ничего не осталось.
Пустота. Пустота и скорбь. И хрипловатый голос Яна, звучавший у нее в ушах, — голос, которым он шептал ей нежные слова, когда они занимались любовью…поддразнивал ее…
Звук его голоса… и видение покрытой рубцами спины Роберта.
— Где он? — спросил Джордан у лондонского дворецкого Яна и, выслушав ответ, быстрым шагом направился в кабинет. — У меня есть новости, Ян.
Он подождал, пока Ян закончит диктовать секретарю и обратит наконец на него внимание.
— Боже, прекрати это в конце концов! — не выдержал Джордан.
— Что прекратить? — спросил Ян, откидываясь в кресле. Джордан с беспомощной злостью уставился на него, сам не зная, чем его раздражает
— Я не могу видеть, что ты ведешь себя так… так, словно все нормально!
— Чего ты от меня хочешь? — услышал он в ответ. Ян встал и подошел к буфету, чтобы налить себе и Джордану виски. — Если ты думаешь, что я буду рыдать и рвать на себе волосы, то напрасно теряешь время.
— Нет, в настоящий момент я рад, что ты не поддался истерике в мужском варианте. Как я сказал, у меня есть новости, и хотя с личной точки зрения они тебя вряд ли обрадуют, это самые лучшие новости с тех пор, как была назначена дата слушания дела. Ян, — помедлив, продолжил Джордан, — наши люди, я хочу сказать, твои люди наконец напали на след Элизабет.
Выражение лица Яна не изменилось, и голос звучал холодно:
— И где же она?
— Пока мы не знаем, но уже точно известно, что ее видели в обществе мужчины на Бернамской дороге две ночи спустя после исчезновения. Они останавливались в гостинице в пятнадцати милях севернее Листера. Они… — он заколебался и торопливо договорил: — они путешествуют как муж и жена.
Ян чуть крепче сжал в руке бокал с виски, но больше ничем не выдал своего отношения к этой новости и к тому, что за ней стояло.
— Есть и другие новости — такие же хорошие, то есть я хочу сказать, ценные для нас.
Ян осушил содержимое бокала и произнес с ледяной окончательностью:
— Не представляю, какие новости могут быть лучше этой. Таким образом, она доказала, что я не убивал ее, и одновременно дала неопровержимое основание для развода.
Согнав со своего лица выражение сочувствия, которое, он знал, всегда претило Яну, Джордан смотрел, как он подошел к письменному столу, затем решительно продолжил:
— Обвинитель может возразить, что мужчина, с которым она путешествует, был нанят тобой. Но я надеюсь, что другая новость поможет нам убедить всех, что ее отъезд не был внезапным и она готовилась к нему заранее.
Ян поднял на него глаза в вопросительном молчании, и Джордан объяснил:
— За четыре дня до исчезновения она продала свои драгоценности ювелиру на
Флетчер-стрит. Ювелир сказал, что не открылся раньше только потому, что леди Торнтон, которую он знал как миссис Роберте, казалась очень напуганной. Он сказал, что не хотел выдавать ее, думая, что у нее были достаточно веские причины сбежать от тебя.
— Он до сих пор не выдал ее не потому, что пожалел, а из-за страха, что она продала ему драгоценности, на которые не имела права, и ему придется вернуть их, — цинично заметил Ян. — Но поскольку газеты не писали о пропаже драгоценностей, он заключил, что может заявить об этом в полицию.
— Возможно. Но суть в том, что теперь тебя не смогут судить за убийство.
Не менее важно и то, что, поскольку доказано, что ее исчезновение было добровольным, судьи иначе посмотрят и на дело ее брата, которого ты …. — он замолчал, не желая больше произносить это слово.