Благословение Небожителей 1-5 тома
Шрифт:
Хуа Чэн просто слушал его. Се Ляню показалось, что последняя его фраза вновь прозвучала как глупая поговорка, и добавил:
— Прости. Но только посмотри, как всё вышло, разве не смешно? Несколько предыдущих поколений Юнъань делали наоборот, и всё у них было прекрасно. А стоило только родителям Лан Цяньцю решиться на благой поступок, на великое дело, и вот какой конец их постиг.
Государь Юнъань назначил его советником и на протяжении пяти лет относился к нему с большим почтением. Даже в последний миг жизни в его глазах всё ещё читалось не успевшее угаснуть доверие. Се Лянь невидящим взглядом
— Я никогда не смогу забыть… то выражение, с которым он смотрел на меня, когда я пронзил его сердце.
Хуа Чэн бесстрастно ответил:
— Забудь. Это вина Ци Жуна и князя Аньлэ.
Се Лянь покачал головой, зарылся лицом в колени и утомлённо проговорил:
— …А ведь всё было так замечательно.
Как только отец Лан Цяньцю взошёл на престол, он немедля свернул с курса подавления народа Сяньлэ, которому следовали предыдущие поколения. Люди Сяньлэ и Юнъань с таким трудом прожили в худом мире несколько десятков лет, и вот появился шанс всё изменить, появилась перспектива объединения и надежда на прекращение раздоров. И надо же было князю Аньлэ именно в такой момент вмешаться и омыть кровью Пир Чистого Золота.
Скрываясь от погони, в ту ночь он нашёл князя Аньлэ, чтобы предостеречь от последующих преступных действий, но кто же мог представить, что последний отпрыск его рода, увидев его настоящее лицо, радостно вцепится в принца и станет упрашивать присоединиться к армии отмщения, чтобы завершить великое дело возрождения государства? Его взгляд горел таким восторгом, а речь звучала столь волнительно, что мурашки бежали по коже. После омовения кровью Пира Чистого Золота он намеревался убить Лан Цяньцю, тем самым устроив переворот в Юнъань. И пускай из-за этого рухнет мир между простыми людьми двух народов, которые уже начали с добротой принимать друг друга, пускай из-за этого погибнет весь оставшийся народ Сяньлэ, они не пожалеют ни о чём, лишь бы низвергнуть в преисподнюю императорский дом Юнъань и весь их народ вместе с ними.
Но убийство есть убийство. Какие помпезные оправдания ни придумывай, сколько ни рассуждай об отсутствии иного пути, а факт останется фактом — он своими руками убил просвещённого правителя, который искренне желал призреть чужой народ, а также последнего оставшегося в живых отпрыска собственного рода.
Поэтому… он заслужил то, что получил.
Логово людоеда. Князь демонов против небожителей
Се Лянь обернулся и посмотрел на понурившуюся каменную статую неподалёку.
— В одном Ци Жун оказался прав. Я самый настоящий неудачник.
Хуа Чэн возразил:
— И ты поверил в болтовню этого никчёмного отродья. Да он сам ничего не добился, кроме того, что научился быстро бегать и лишил врагов удовольствия себя убить. За восемьсот лет валяния дурака даже до «непревзойдённого» не повысили. Бить такого — только руки марать.
Се Лянь дёрнул уголком губ. Быстро бегает, не даёт себя убить. Если подумать, разве то же самое нельзя сказать про него самого? И разве он не валял дурака восемьсот лет, а в итоге докатился до того, что имеет сейчас?
Когда он впервые увидел Лан Цяньцю в качестве вознёсшегося Бога Войны восточных земель, причисленного к чиновникам
Се Лянь поднялся, медленно подошёл к каменной статуе и посмотрел на неё с другой стороны. Лицо действительно оказалось точной копией его собственного, только вырезанное плачущим: слёзы текли по щекам, а черты искажались до такой степени, что становились ужасно некрасивыми. Поглядев на изваяние, Се Лянь вздохнул, поставил руку на голову статуи и приложил усилие.
Когда он убрал руку, по щекам изваяния бесшумно поползли две трещины, после чего плачущее лицо разбилось. Статуя развалилась, обернулась множеством мелких камней и рассыпалась по полу, теперь её нельзя было снова собрать.
Когда Се Лянь развернулся, его лицо снова приняло мягкое и спокойное выражение. Он потёр точку между бровей и произнёс:
— Боюсь, что Ци Жун спрятал в своём логове ещё немало живых людей. Отправлюсь на поиски, нужно вызволить несчастных.
Хуа Чэн тоже поднялся:
— Идём.
После воцарившейся неразберихи слуги Ци Жуна разбежались кто куда, а те, кто не сбежал, спрятались во тьме и не решались высунуться. Се Лянь и Хуа Чэн побродили по пещере и поймали пару невезучих демонят, чтобы те показывали дорогу, после чего обнаружили множество гротов со «свежатиной». По приблизительным подсчётам Ци Жун утащил в своё логово и собирался сожрать не меньше трёх сотен живых людей, либо жителей окрестных деревень, либо прохожих странников.
По дороге натыкаясь на клетки, они выпускали пленников. Свершение благого дела немного помогло принцу успокоить расстроенные чувства. К тому же, теперь у него появилась свободная минутка, чтобы поболтать с Хуа Чэном. Поэтому принц, поразмыслив, начал:
— Кстати, Сань Лан, я хотел спросить у тебя кое о чём.
— О чём?
— Как ты узнал, что это Ци Жун из тени руководил инцидентом на Пиру Чистого Золота?
Сперва принц недоумевал, для чего Хуа Чэн привёл их с Лан Цяньцю в логово Лазурного демона, теперь же всё понял. Хуа Чэн добивался, чтобы Лан Цяньцю сам услышал из уст Ци Жуна правду.
— О том, что я и есть Фан Синь, Ци Жун не знал. А если бы узнал, привязался бы ко мне ещё тогда. Позднее мне стало известно, что бывший императорский дом Сяньлэ в тайне совершил немало диверсий, но я не представлял, что за всем этим стоит Ци Жун. Откуда тебе удалось узнать об этом? И как давно?
— Недавно. — Хуа Чэн шёл бок о бок с принцем, заведя руки за спину. — Мне несколько раз приходилось иметь дело с Ци Жуном, поэтому нужно было узнать всю его подноготную. Так я выяснил, что при жизни он принадлежал к народу Сяньлэ и всей душой ненавидел Юнъань. Кроме того, имеет обыкновение умышленно сеять раздоры, подстрекать к ссорам и создавать конфликты. Он стоял во главе нескольких крупных покушений на императорскую семью государства Юнъань, но каждый раз тщательно скрывал свою личность.