Благословенное дитя

Ульман Лин

Птица устремляет на нее взгляд. Молли не уверена, что она смотрит именно на нее, но ей так кажется. Молли не хочется, чтобы птица вновь начала бешено метаться по комнате, биться о стекло и гадить. Но нельзя же, чтобы она сидела вот так на секретере и смотрела на нее. Ей не хочется, чтобы птица боялась. Во всяком случае, хорошо, чтобы про испуганную птицу знал бы кто-нибудь еще. Лучше бы этой птахе лететь своей дорогой и бояться где-нибудь в другом месте, тогда эта птица уже будет не ее, Молли, заботой. Да никто и не станет утверждать, что она должна следить за всеми птицами в мире. Бывает, что птицы случайно вляпаются в нефть, а потом лежат на берегу и не могут взлететь — такое часто происходит.

Это довольно грустно, но не так, чтобы очень. Или еще бывает, что одни птицы пожирают других, или залетают ют так в дом, или застревают в ветках деревьев. Не Молли же должна заботиться обо всех этих птицах. Если бы сейчас в гостиную вошел Исак, или Роза, или Лаура, или Эрика, то Молли сразу убежала бы и пусть о птице позаботится кто-нибудь другой. Однако сейчас рядом с Молли никого нет. Внезапно птица срывается с секретера и летит прямо на Молли, словно целится ей в лицо. Зажмурившись, Молли закрывает лицо руками и кричит.

Снова этот звук. БУМ!

— Пожалуйста! Лети отсюда! Лети!

Молли плачет.

И вдруг все заканчивается. Тишина. Она смотрит на секретер. Птицы там нет. Она оглядывается. Птица исчезла. Ее больше нет в комнате. Она вылетела через открытое окно. Окно, которое открыла Молли.

Молли спасла птицу, и та улетела.

Ее больше нет.

Молли вприпрыжку бежит по лесу среди деревьев. На ней новые красные босоножки. Когда такая жара, как сейчас, босоножки — это самое оно. Вот только пальцы высовываются, и поэтому их можно запросто отрезать — только надо раздобыть ножницы поострее. Даже мизинчики можно отрезать. Так сказала Лаура. У Лауры есть такие ножницы, но Лаура вовсе не хочет отрезать сестре пальцы на ногах, хотя и могла бы — например, когда Молли заснет. Однако есть такие, кто вполне на это способен. Рагнар, к примеру. У Рагнара тоже рог на лбу. Не два рога, как на рисунке Исака, а только один. Однажды ночью, когда Молли лежала вместе с Лаурой на ее узкой кровати, Лаура зажгла ночник и прошептала:

— Если ты приглядишься, то увидишь, что на лбу у него коричневая шишка. Раньше там был здоровенный рог, но потом Исак сделал операцию и отрезал его. Почти целиком.

— Я тебе не верю.

— Честно, — сказала Лаура.

— Ну и что с того?

— Когда мама Рагнара рожала его, ей пришлось нелегко. Его никак не могли из нее вытащить, потому что он все время цеплялся рогом.

Схватившись за горло, Лаура издала жуткий звук, а потом закатила глаза так, что видны стали только белки.

— А потом что? — спросила Молли.

— А потом, — ответила Лаура, — когда Рагнару исполнился годик и он научился ходить, мать взяла его за руку, отвела к Исаку и попросила отрезать рог. Исак, конечно, врач, но и он не смог отрезать весь рог.

Оставляя позади деревья, Молли вприпрыжку бежит по лесу. Молли хочет, чтобы на день рождения ей подарили купальник в крапинку, точь-в-точь как у Эрики, и чтобы Роза испекла торт, а Эрика с Лаурой набрали бы земляники и украсили его. Сама же Молли усядется на красную подушечку и весь день будет есть шоколадный пудинг. Так сказал Исак.

Если Молли не приходит домой к тому времени, когда Роза принимается готовить обед (обедают они в пять вечера, но готовка начинается за полтора часа), то сестры должны идти искать Молли. Иногда они замечают ее поодаль, притаившуюся за деревом. Прятаться Молли умеет, но в то же время и не умеет. Порой они зовут ее, а она не откликается. Обычно она одета в голубое платье, и они высматривают именно его. Платье совсем застиранное и едва прикрывает попу. Этим летом Молли будет играть в спектакле. Вообще-то в спектакле разрешается участвовать только тем,

кому исполнилось шесть лет, но Исак говорит, что, хотя Молли всего четыре года и пятьдесят одна неделя, она все равно будет играть. Роза сошьет Молли пурпурно-красное бархатное платье, и она будет стоять на сцене и петь, а допев до конца, низко раскланяется перед зрителями и скажет по-шведски:

И даже если наступит ночь,То будет светить луна.И пьеса поведет насСквозь дрему и мечты.

* * *

Эрика слышит, как Лаура зовет ее, но притворяется, будто ничего не слышит. Она сидит на незастеленной кровати и читает письмо от Рагнара. Он пишет, что хочет лично ей кое о чем рассказать. С глазу на глаз. Приходи в домик! Читает она долго, потому что он написал на секретном языке, на котором они говорили, когда были маленькими. По радио играет музыка — «Джэм», «Стрэнглерс», «Бумтаун Рэтс», — но внезапно музыка смолкла, и теперь идут новости про террористов на пляжах Испании. На мгновение Эрика отрывается от письма и слушает, а потом вновь продолжает читать… Трое финнов и один швед… На Коста-дель-Соль туристы купаются в собственной крови.

— Эрика! — кричит Лаура из кухни.

Эрика не отвечает.

— Ты где? — кричит Лаура.

Забравшись под одеяло, Эрика прячет голову под подушку.

Теперь еще и другие голоса.

— Эрика! Эрика! — кричит Роза.

Тоненький голосок младшей сестры.

— Эрика, пойдем же! — кричит Молли.

Плотнее прижав подушку к голове, Эрика ждет, что кто-нибудь откроет дверь в комнату и обнаружит ее. (Откроет дверь без стука! Вечно все ломятся без стука, хотя на двери висит предупреждение. Только Исак стучится, когда ему что-нибудь нужно от нее.)

— Эрика! — кричит Лаура.

— Эрика! Эрика! — вопит Молли.

— Эрика, сейчас же иди сюда! Мы ждем! — кричит Роза.

Эрика отшвыривает одеяло. Сегодня ночью она будет спать голой, накрывшись пододеяльником, а одеяло спрячет под кровать. Розе не нравится, когда одеяло вытаскивают из пододеяльника. Она считает, что спать нужно под одеялом — всегда, даже когда жарко. Почему — непонятно. Однако сейчас самое жаркое лето — такого не было с 1874 года, и Роза даже разрешила открывать окна и устраивать в доме сквозняк, а сквозняк Роза ненавидит больше всего на свете.

В местной газете написано, что это самое жаркое лето с 1874 года, но Исак говорит, это неправда. Исак говорит, что достаточно вспомнить лето 1971-го — оно было таким же жарким.

— Эрика! Иди сюда! — кричит Лаура.

— Иди же, Эрика! Помоги немного! — кричит Роза.

— Эрика! — вопит Молли.

Притихнув, Эрика сидит на кровати и прислушивается к голосам. Голоса из кухни, голоса из гостиной, голоса откуда-то с террасы. А потом раздается тихий стук в дверь.

— Эрика! — говорит Исак, и она представляет, как он наклоняет свою большую голову к двери, чтобы она услышала его. — Эрика, мы хотим, чтобы ты вышла. Ты должна спеть. Можешь открыть дверь?

Поднявшись с кровати, Эрика плетется к двери. На ней длинная белая футболка в обтяжку Ей кажется, она хорошо идет к загорелой коже. У нее длинные непричесанные волосы до плеч. У Лауры волосы длиннее. Открыв дверь, Эрика прислоняется к косяку и смотрит на отца. Увидев ее, он улыбается. Она улыбается в ответ.

Эрика вспоминает о жвачке во рту и быстро проглатывает ее. Исаку не нравится, когда девочки жуют жвачку. Он говорит, что это их уродует.

— Что случилось? — спрашивает она.

— Похороны, — говорит Исак.