Благословенный. Книга 4
Шрифт:
— Отвечайте на вопрос; вы знаете, что это такое? — совершенно спокойно повторил тот же голос, только интонация его стала ещё более холодной.
Пален знал.
— Сие есть «Гефестов огонь», получаемый от электричества. Прошлый год освещали им ёлку на Дворцовой площади, а нынче — всю площадь, где народные гуляния будут… — дрожащим голосом произнёс он.
— Верно! — чуть смягчившись, произнёс голос, и луч прожектора отвернулся от лица губернатора куда-то в сторону.
Зрение восстанавливалось медленно. Сначала Пален увидел низкие своды,
Имя этого человека произносили не иначе как шёпотом. Удивительно, как господин с от природы таким мягким выражением лица мог оказаться столь страшен!
Полковник Скалон. Будучи родом из Сибири, чужой и мало кому известный в Петербурге, он было абсолютно неподкупен, неуговариваем и бесстрашен; а ещё полковник способен был на такое, на что другой дворянин даже мыслями не решился бы посягнуть.
— Действительно, — немного более мягким тоном ответил полковник, — это чудо научной мысли есть электрический фонарь, называемый «гефестов огонь». Мне так нравится смотреть, как в его свете дети играют у елки на Дворцовой площади. Замечательное изобретение! А у вас есть дети, губернатор?
— Есть. Взрослые… — начиная недоумевать, ответил Пален.
— Ну что же, на один вопрос вы уже ответили вполне правдиво… — задумчиво проговорил Скалон, — а вот что насчёт остальных? Кто глава заговора против верховной власти, в коем вы состоите с двенадцатого сентября сего года?
— Я не… — начал было Пален, и тут же получил хлёсткий удар перчатками по лицу.
— Надо же. А всё так хорошо начиналось! Ладно, как говорит в подобных случаях Его Величество Александр Павлович, пойдём длинным путём. Убирайте!
При последних словах из-за спины Павла Алексеевича вдруг выскочила пара крепких ребят и быстро убрала стоявшую за спиною полковника ширму.
— Узнаёте? — холодно спросил Антон Антонович, направляя сноп света туда, где только что стояла ширма.
Пален всё ещё почти ничего не видел: перед глазами ещё стояло жёлто-зелёное зарево от яркого света прожектора. Но даже тогда ему хватило одного взгляда, чтобы понять — это Пётр и Фёдор. Его сыновья сидели спиной друг к другу, связанные, с завязанными глазами и кляпами. А рядом — укрытый куском парусины, стоял какой-то аппарат.
— Как видите, тут нет третьего, — спокойно пояснил Скалон. — Официально, как вы знаете, средний ваш сын, Павел, находится при Каспийской армии. А неофициально — он заключен в крепость Дербент, и ожидает там вашего решения. Вы сами определите его судьбу: если будете вести себя разумно — всё дело останется в тайне и разрешится к полному удовлетворению всех. А вот если вы станете упорствовать — увы! Пострадаете и вы, и ваши близкие!
— Неужели вы посмеете? — прохрипел Пётр Алексеевич.
— Разумеется! Слишком уж многое поставлено на карту, чтобы миндальничать. Вы сами знаете — полумеры ничего не стоят. Покажите-ка, ребята!
Подручные
Один из помощников полковника сел верхом на брус и, уперевшись ногами в педали, резко прокрутил их. Раздался негромкий, но страшный треск, а тела сидящих озарили вспышки электрических разрядов.
— Аах! — сквозь кляп воскликнул один из связанных. Пётр? Фёдор?
— Видите, как странно — одна и та же сила может создать праздник для детей, а может — мучительным образом убить их. Всё зависит от намерений того, кто берёт эту силу в свои руки… — задумчиво произнёс Скалон. — Давай-ка ещё!
Подмастерье со страшной скоростью завертел педалями. Тут только Пётр Алексеевич заметил, что от машины к его сыновьям змеями тянутся тёмные гуттаперчевые провода. На юношей было страшно смотреть: они изгибались, тряслись, как припадочные, не замечая даже, что с силою бьют друг друга головами.
— Сударь, как вы можете! Вы же дворянин! — Пётр Алексеевич буквально взвыл, с ненавистью и изумлением глядя на совершенно бесстрастного Скалона.
— О, это, уважаемый, я для себя давно решил! Что есть «дворянин»? Как в первую голову понимать сие слово? Верность державе, или преданность своему сословию? Я знаю, как для себя ответили на этот вопрос вы и ваши конфиденты. А я вот, знаете ли, посчитал иначе! И, когда надо решать: или-или, я не остановлюсь ни перед чем. Вы слышите?
Антон Антонович вдруг подошёл к Палену совсем близко и, присев перед ним, заглянул прямо в глаза.
— Ни перед чем решительно не остановлюсь для защиты государя императора и династии. Вы даже не представляете, что я могу вам устроить!
И, глядя в небесно голубые, навыкате, глаза Скалона, Пётр Пален проверил ему полностью и до конца. До меня донеслись судорожные рыдания; плечи Петра Алексеевича содрогались. Значит, клиент готов.
Настало время «доброго полицейского», а заодно, по совместительству, и deus ex machina. В общем, не начавшуюся толком пытку остановили, и я появился в поле зрения Палена с самой благожелательной миной на лице.
— Пётр Алексеевич! Да вы сидите, сидите! — предупредил я его тщетные попытки то-ли вскочить и вытянуться передом ною во фрунт, толи упасть на колени. — Право же, это пустяки! Можете передо мною сидеть, я нисколько за то не в претензии; вы, главное, не пытайтесь меня зарезать.
— Ваше Величество! Я верный ваш подданный, Ваше величество! Умоляю, Ваше Величество! — от переполнявших его чувств Пален буквально фонтанировал полубессвязными фразами, плача при этом, как младенец. У меня мороз прошёл по коже: когда здоровый и мужественный человек вот так вот захлёбывается от рыданий — это реально страшно!