Благослови зверей и детей. Участница свадьбы
Шрифт:
Они промчались через Седону и очутились в фантастическом краю «вестернов», где снимались лучшие фильмы, где Генри Фонда и Гленн Форд, Джеймс Стюарт и Джон Уэйн совершали перед камерой свои немыслимые подвиги за солидное вознаграждение. Коттон снова велел Тефту затормозить, чтобы опять поменяться местами. В кабину посадили Лалли-2 с Гуденау, а Шеккер, который трясся в кузове две смены, вызвался потрястись еще, и Коттон с ним спорить не стал. Прямо потрясающе, как Шеккер изменился к лучшему за это лето.
Теперь они были обречены. Приза им не украсть, уважения не завоевать. Не видать им арбуза на десерт, не попасть в кино среди недели.
Коттон тоже лежал и размышлял. Не пора ли? И с кем прикажете дело делать? Один скрипит во сне зубами. Другой бьется башкой об стенку. Двое писаются по ночам. Один, обжора, ногти грызет. Другой пальца изо рта не выпускает и орет по ночам. Я среди них один нормальный. Я один на это способен. И если сейчас не взяться, будет поздно. Значит, пора. Откладывать нельзя.
Сев на койке и насвистывая, чтобы обратить на себя внимание, Коттон принялся копаться у себя в чемоданчике. У него там кое-что хранилось на всякий пожарный. На шею он нацепил несколько армейских блях, купленных в Кливленде, в магазине военных товаров. Бляхи звенели. Тефт и Гуденау подняли головы. Коттон достал электробритву, вставил ее в розетку и провел по щекам и подбородку. Ему было всего пятнадцать, брить пока было нечего, но бритву он приобрел заблаговременно. Теперь подняли головы Шеккер и Лалли-1, а из-под койки, как черепаха, высунулся Лалли-2. Затем, отложив бритву и снова покопавшись в чемоданчике, Коттон извлек оттуда короткую сигару и одну из четырех бутылочек виски, которые он спер с тележки у стюардессы в самолете, когда она чуть не чокнулась, приводя в чувство обезумевшего Тефта. Коттон устроился на койке, сорвал с бутылочки пробку, сделал глоток, закурил сигару и пустил дым колечками. Остальные аж глаза выпучили. Теперь они были у него в руках. Час настал.
И Коттон заговорил — как по писаному. Он сказал им, что за всю жизнь не видел хуже бардака, чем этот их ночной набег, что сыт он по горло, как, впрочем, и все остальные. От Лимонада они отделались, и слава Богу, но, если они хотят за это лето чего-то добиться и кем-то стать, им нужен вождь — такой, чтобы понимал их трудности, но и спуску не давал. Он, Коттон, готов это взять на себя. Если кто хочет отбить у него это право, он будет драться, если нет, он приступает к исполнению. Точка.
Первый мой приказ такой, сказал Коттон, отхлебнул виски, но поперхнулся, пустил дым колечком, но закашлялся, однако никто и не подумал улыбаться. С сегодняшнего дня домой не пишем и не звоним. Живем сами по себе. Родители пусть идут к черту. Второе. Называем друг-друга по фамилиям. Лалли-1, Гуденау и так далее. Если кто назовет меня Джоном, зубы выбью. И последнее. Всем встать — и в столовку, и на то, что там услышим, ноль внимания. Пошли.
Через каньон Оук-Крик они пронеслись за милую душу, но дальше дело пошло медленнее — на подъеме Тефт сполз с третьей на вторую, а потом и на первую скорость. Грузовик подъехал к Моголлонскому перевалу. Эта гряда была капризом Земли, фантастической палеозойской причудой. Отвесная известняковая стена вздымалась на южной оконечности плато со дна того моря, где некогда плескались динозавры и панцирные рыбы, и ныне ограждала необъятную территорию
Сбившись в кучу, Шеккер, Лалли-1 и Коттон сидели в кузове. После того как они одолели с десяток миль по лесистому плоскогорью, Коттон выпустил из объятий Лалли-1, опустил завязку под подбородок, чтобы не сдуло каску, и подставил голову потоку воздуха над кабиной.
Что-то светилось на горизонте. Над ним на фоне багрового неба высились три черных конуса, в которых Коттон узнал пики Сан-Франциско, достигавшие двенадцати тысяч футов. Заметив далекий свет, Коттон кинулся вниз и забарабанил по стеклу кабины, пальцем указывая вперед. Тефт и Гуденау обернулись, а Лалли-2 открыл глаза и, посмотрев в ту сторону, куда тыкал пальцем Коттон, повторил его вопль — хотя Коттону только и было видно, как шевелятся его губы:
— Флагстафф!
7
— Мне жрать охота, — ныл Шеккер. — Хочу сандвич с салями, с маринованным огурчиком, а потом — земляничного мороженого.
— Останавливаться не будем, — ответил Коттон. — Сам знаешь — времени в обрез.
— Я бы тоже чего-нибудь слопал, — сказал Лалли-1.
— Помираю жрать хочу, — повторил Шеккер. — Желаю жратвы, королевской жратвы.
Он перелез через борт и спрыгнул на мостовую. Погрыз ноготь и добавил:
— Езжайте дальше без меня.
— И без меня, — вставил Лалли-1. — Нечего тут командовать, Коттон.
Коттон разозлился. Грузовик остановился на красный свет у въезда в Флагстафф. Теперь зажегся зеленый.
— А ну, полезай назад!
— Пошел ты! — ответил Шеккер. — Я и так всю дорогу в кузове не жрамши.
— Как захотим, так и сделаем! — выпалил Лалли-1.
Коттон не собирался вступать в пререкания. В окне кабины показались головы Тефта и Гуденау.
— Ладно, пусть остаются! — решил Коттон. — Поехали!
Тефт подчинился. Грузовик тронулся, а раскольники пошли себе по тротуару, но никому не верилось в происходящее. Неужели среди писунов разброд — шмяк, бряк и в стороны, и это на пустом месте, да еще у самой цели! Они еще не доехали до следующего перекрестка, а Коттон уже колотил в окошко кабины и кричал Тефту, чтоб тормозил. Через минуту их нагнали Шеккер и Лалли-1. Коттон сказал: ладно, лезьте пока в кузов, все проголодались, и, пожалуй, стоит подкрепиться. Пусть посидят в машине, а он разведает, что к чему — Флагстафф место бойкое, не чета этой дыре Прескотту. Коттон пересадил Гуденау в кузов, сам сел в кабину рядом с Лалли-2, и грузовик тронулся.
На пересечении с центральной улицей Тефт свернул направо. Это было национальное шоссе № 66, главная магистраль между Востоком и Западом. В добрые старые времена, ориентируясь на высокую сосну с обрубленными сучьями, известную как «флагшток», сюда заезжали на ночевку фургоны пионеров. Теперь от города Флагстаффа [7] был день пути до Лос-Анджелеса, а на его центральной улице, отрезке шоссе № 66, расположился настоящий караван-сарай: дешевые мотели, лужи в бензиновых разводах, грязные сортиры, чахоточные официантки, тонизирующие таблетки, хлебные огрызки, рваные покрышки, бумажные пеленки, пустые сигаретные пачки и комки кофейной гущи. Ночью улица выглядела зазывно, днем — удручающе. Коттон велел Тефту куда-нибудь свернуть, подальше от этого клоповника. На часах у Коттона было без девяти два.
7
Флагстафф (Flagstaff) по-английски и означает «флагшток».