Благовест с Амура
Шрифт:
— А вы уверены, ваше превосходительство, что наших общих усилий будет достаточно для защиты города и порта? — осторожно спросил капитан-лейтенант.
— Я уверен, что шансов у нас будет много больше. А нет — так что ж? — все мы смертны, зато умрем за царя и Отечество в бою, не сдавшись на милость победителя.
— А вон и мои офицеры идут, — увидел в окно Изыльметьев поднимающихся к дому моряков. — Позвольте, Василий Степанович, мне подумать и посоветоваться с ними?
— Разумеется, разумеется. Однако надеюсь после обеда услышать ваше решение.
По большинству голосов офицеров «Аврора» осталась в Петропавловске. Больных членов экипажа отправили в санаторию,
А на следующий день в гавань пришел корвет «Оливуца» под командой капитан-лейтенанта Назимова; старшим офицером на нем был давнишний знакомый Завойко по Амурской экспедиции — капитан-лейтенант Чихачев. Корвет доставил распоряжение Муравьева о подготовке Петропавловска к обороне.
— Нет, вы только посмотрите, Аполлон Давыдыч, — сердито сказал Завойко своему правителю канцелярии, — наш главноначальствующий пишет так, будто я ничего не смыслю в обороне. Сделайте то, сделайте это…
Лохвицкий сокрушенно покачал головой — не поймешь, то ли поддакнул губернатору, то ли не согласился с ним. Однако, поразмыслив, Василий Степанович сам осадил свою сердитость:
— Впрочем, похоже, напраслину я возвожу на Николая Николаевича: он же сам настоял на том, чтобы Петропавловск был главным нашим портом на Тихом океане, вопреки мнению Невельского. И вообще, постоянно в колокола бьет, добиваясь укрепления нашего положения, — только столица не больно-то к нему прислушивается.
Задерживаться в Авачинской бухте Назимов не стал — корвет был единственным скоростным кораблем Охотской флотилии и служил связным между Камчаткой, Амуром и Аяном.
— Пушками не поделитесь? — спросил Назимова на прощанье Завойко. — У меня семь батарей, а пушек всего двадцать.
— Вынужден отказать, ваше превосходительство, — твердо ответил Назимов. — Корвет в любой момент может встретиться с противником, и там каждая пушка будет на счету.
— Понимаю, понимаю, — задумчиво пощипал седоватые усы генерал-майор. — А офицерами? Я формирую несколько стрелковых партий, часть из них — гражданские волонтеры, около сорока человек русских, восемнадцать лучших местных охотников, но обучать их и командовать некому — только мичманы да гардемарины. Вот Николай Матвеевич Чихачев просится…
— Чихачева не дам! Вы поймите, Василий Степанович, — смягчил отказ Назимов, — Николай Матвеевич — моя правая рука. И вообще, сколько на корвете офицеров!
Однако одного губернатор все же «отвоевал».
На «Оливуце» служил родной брат Александра Максутова, Дмитрий, тоже лейтенант. Братья не виделись уже три года; обычно сдержанный Александр, как мальчишка, бросился в объятия любимого брата. Дмитрий, узнав о том, что «Аврора» осталась в Петропавловске, тут же обратился к Завойко с просьбой — ходатайствовать перед Назимовым о включении его в число защитников в качестве инструктора по артиллерийскому делу. Василию Степановичу крайне нужен был такой человек, поэтому он не стал разводить церемонии, а пользуясь распоряжением генерал-губернатора как главнокомандующего и своим старшинством в звании, приказал временно перевести лейтенанта Максутова-З-го [68] с корвета «Оливуца» в 47-й флотский экипаж и назначить его помощником
68
В русской армии и на флоте принято было родных братьев, во избежание путаницы, нумеровать по старшинству. Максутов-1-й был Павел, служивший в Севастополе, Максутов-2-й — Александр.
Впрочем, сектор стрельбы Сигнальной тоже охватывал 180 градусов — от входа в ковш на востоке до середины Авачинской губы на западе.
Завойко решил: поскольку в Петропавловске нет ни одного военного строителя, пусть батареи обустраивают их командиры — им на месте виднее, как будет удобней и безопасней воевать боевым расчетам. Так, Сигнальной, пожалуй, самой тяжелой, вырубаемой в скале, занимался лейтенант Петр Федорович Гаврилов, бывший командир «Охотска» и «Иртыша», чудесным образом выживший после смертельной зимовки в Императорской Гавани; Перешеечную (№ 3), в ложбинке между Сигнальной и Никольской сопками, генерал-майор доверил Александру Максутову; Озерную (№ 6), у северо-восточного подножья Никольской сопки, напротив Култушного озера, перекрывающую возможное наступление десанта с севера, — поручику по адмиралтейству Карлу Гезехусу; батарею № 7 (у рыбного сарая, расположенного севернее Никольской сопки), опять же противодесантную — капитан-лейтенанту Василию Кораллову. А вот четвертую, место для которой определили за ручьем Поганкой, на склоне Красного яра, пришлось поручить всего лишь мичману-авроровцу Попову, правда, был он по артиллерийской части. Сюда также мог быть высажен десант.
Кошкинскую батарею обустраивать было гораздо легче, чем Сигнальную, но она и защищена от вражеских снарядов значительно хуже. Расположенная на открытом месте, закопанная лишь в песок, батарея вряд ли могла долго противостоять корабельной артиллерии, однако ее роль в защите порта была наиглавнейшей, поэтому ее залпы, хоть и недолгое время, но должны быть наиболее эффективными. А для этого Максутов сразу рассчитывал позицию на 10–11 пушек.
Только пятой батареей не занимался никто. Ее сформировали, впрочем, нет, слово «сформировали» здесь не годится — просто собрали в одно место, между причалами и основанием Кошки, старые медные пушки и оставили без единого человека, так как никто не рассчитывал, что из них доведется стрелять.
Целый месяц, день и ночь, гарнизон и матросы с «Авроры» долбили скалы на мысе Сигнальном, зарывались в землю и песок на других позициях, поднимая брустверы и горжи и прикрывая их фашинниками — чтобы в них вязли вражеские ядра, снимали корабельные пушки со станков и перетаскивали их на места установки. Правда, устанавливать пока что было не на что — требовались другие станки, лафеты и платформы.
У Дмитрия Максутова еще хватало времени и сил на обучение будущих артиллеристов, а волонтеры проходили азы воинской науки под руководством прапорщика Жилкина.
За работой русских с большим интересом наблюдали американские китобои с брига «Нобль», который так и стоял на рейде, ремонтируясь ни шатко ни валко. У Завойко давно закралось подозрение, что неспроста их ремонт затянулся уже на четыре месяца, однако он знал, что США объявили о своем нейтралитете, и официально предъявить претензии американцам не мог. Спустя некоторое время к китобою присоединился гамбургский купец «Св. Маддалена», но, в отличие от американцев, матросы с этого судна не только наблюдали, но и помогали русским в строительстве укреплений.