Благую весть принёс я вам
Шрифт:
– Кто тут? Кто тут? Изыди, нечистый, прочь, прочь...
В неверном свете лучины всклокоченная, исполосованная чёрными от грязи морщинами Рдяница и впрямь смахивала на пришельца с того света.
– Не узнали, девоньки?
– ухмыльнулась она.
– Рдяница, ты что ли? Никак Сполох смилостивился? Освободил тебя?
– От него дождёшься, как же. Сама вызволилась, а теперь вот к вам заявилась.
Девки и старухи подступили к гостье, окружили её полукольцом. Варениха крикнула своим:
– Огонь-то раздуйте, не видно ни Льда...
–
– Да точно ли ты? Не дух ли к нам заявился? А то смотри, заклятье страшное наложу, неснимаемое.
– Да я это, я. Вот хоть пощупай.
– Ну тогда проходи к очагу. У нас там варёные голени с вечера остались. Горивласа, вытащи-ка...
– Некогда нам сидеть. Пришла я, девоньки, вот зачем: узнала, что Рычаговы на наших злоумышляют, хотят извести. Надо родичей подымать.
Присутствующие озадачились.
– Это как же? Собрание что ли созвать?
– боязливо спросил кто-то.
– Так там нас не послушают...
– Хватит, наболтались уже. Сами управимся. Кто со мной?
– Прежде расскажи, что задумала. Куда мы попрёмся среди ночи?
– Родичам кровь вскипячу, чтоб очнулись от дрёмы. Клич брошу.
Пламя лучины так и прыгало в расширенных от страха глазах женщин. Точно Огонь, вдохновляя на подвиг, рассыпался искорками по зрачкам, воспламенил умы, разжёг тлевшие надежды. Но они ещё колебались. Привыкшие лишь вздыхать и жаловаться, они со страхом вслушивались в слова подруги.
– От вас мне многого не надо, - продолжала Рдяница.
– Бегите по жилищам да вопите, что Рычаговы на Сполоха напали. Остальное - моя забота.
– Да неужто ж напали?
– ахнула Варениха.
– Вот нечестивцы-то!
Рдяница, улыбнувшись, вытащила из костра горящее полено. В трескучем пламени её волосы зашевелились как огромные черви.
– Бегите, девоньки, бегите. Спасайте род.
И девки понеслись, голося, перепуганными птенцами рассыпались по становищу, а Рдяница, подняв над собой горящее полено, направилась к жилищу Сполоха. Костровик двинулся за ней, судорожно тиская в ладони ножны.
Снизу, от загона, послышались изумлённые голоса:
– Эй, бабы! Что стряслось? Чего орёте? Медведя что ль увидали?
Рдяница даже не обернулась - приблизившись к жилищу помощника вождя, ткнула горящим поленом в шкуру, натянутую меж перекрещёных лесин. Приказала сыну:
– Встань-ка, милый, у входа. Если кто полезет, ножом его. Да бей без пощады! Нечего миловать.
Сын оторопел. Спросил:
– Да как же это, матушка? Живого человека?
Мать не ответила ему - двинулась вокруг жилища, ведя по нему пылающей деревяшкой. Глаза её бешено таращились, с лица не сходил жуткий оскал. Ворсинки на шкурах вспыхивали и гасли, выгорая чёрной полосой.
В жилище послышались возгласы, оттуда на четвереньках выполз Сполох в камусовом нательнике.
– Бей его!
– завизжала Рдяница.
– Бей, сынок, не жалей!
Костровик очнулся от оцепенения, выхватил нож - чуть изогнутое
– Бей! Чего ждёшь? Вот он, вражина, мучитель проклятый!
Сполох устремил взгляд на мальчишку, изумлённо моргнул и кинулся обратно в жилище. А Рдяница, подскочив ко входу, бросила внутрь горящее полено.
– Вот тебе, изверг! Сгори без остатка!
Изнутри потянуло дымом, в стенки что-то несколько раз глухо стукнулось.
– Не выпускай его, сынок!
– орала Рдяница, прыгая как ряженая плясунья.
– Не выпускай!
Кончик ножа в руке Костровика задрожал. У мальчишки сделалось странное, каменно-дикое лицо. Рдяница завертелась, точно Отец на камлании, задвигала головой, бегая взглядом по прелой земле. Потом увидала что-то, с радостным криком бросилась туда, подняла камень - неровный, белесый, с острыми краями. Осколок стены древних.
А по стойбищу уже нёсся утробный, мучительный вой, и носились верещавшие тени, и вспыхивали тут и там смоляные факелы.
– Наших, наших бьют!
– Кто тут? Горивласа, ты, девка?
– Пылан, поднимайся! Буди своих. Дядю Светлика тормоши...
– В топоры, братья! В топоры!
– Ааааа! Измена, измена!
– Пришельцы?.. Хто напал-то? Хто, а?
Из жилища снова выскочил Сполох - теперь уже с длинным ножом в руке. За собой он тащил растрёпанную, полуодетую девицу. С грозным рыком он бросился на Костровика, отбил его робкий удар и мазнул лезвием по шее и плечу мальчишки. Костровик, вскричав от боли, опрокинулся навзничь, начал кататься, выгибаясь дугой. А Сполох поскакал прочь, не выпуская девку.
– Сынок!
– взвизгнула Рдяница.
Камень выпал из её рук. Не помня себя, она подбежала к сыну, рухнула на колени, завыла. Ладони её сделались мокрыми и липкими.
– Сынок, живой? Скажи что-нибудь.
Костровик кашлял и захлёбывался кровью. Подбородок его с начавшим пробиваться русым волосом почернел, будто измазанный сажей. Глаза смотрели изумлённо и жалко.
Рдяница обернулась к жилищу - то уже полыхало, дыша в её сторону жаром и дымом. В кругу света проявилась исхоженная, вся в следах, суглинистая земля с пепельными россыпями оленьего мха и подсохшими лепёшками навоза. Торчала из сумрака, упираясь концом в землю, ошкуренная рукоять кожемялки.
Трясущимися руками Рдяница пыталась зажать Костровику рану, прижималась к ней губами, звала на помощь.
– Эй, кто-нибудь! Люди! Несите кору... клей... О великий Огонь, где Ты? Приди, защити... Костровик, милый, живи, слышишь? Живи!
Но Костровик уже не слышал. Глубокие слюдяные глаза его гасли, тёмно-зелёные, как свежий мох, зрачки смотрели в одну точку. Рдяница неотрывно глядела в его лицо, словно пыталась взглядом удержать сына на этом свете.
Из полыхавшего жилища вылезла, сипло кашляя, какая-то девчонка. Поползла, вся в дыму, к Рдянице, захрипела, вытаращив налитые кровью глаза, и рухнула без сил.