Благую весть принёс я вам
Шрифт:
К Рдянице подбежал кто-то, запричитал в ухо:
– Беда-то, беда-то какая! Как жить-то теперь? Не хворью унесённый, а своими же, соседями, лишённый жизни... О, батюшки мои, что за горе! Глаза им выдрать, языки повырывать, руки-ноги пооткусывать, сволочам таким...
Рдяница подняла глаза. Над ней, заламывая руки, раскачивалась Варениха. А за её спиной, шагах в пяти, мялось несколько родичей. Со всех сторон, привлечённые зрелищем пожара, спешили общинники, кто-то волок кадки с водой.
– Никак до смерти убили?
– прогудел
Рдяница покосилась на него, промолвила едва слышно:
– До смерти.
– И горько усмехнулась.
– Вот оно как - от Огня-то отрекаться. Свой своего режет. Все, все виновны! Каждый, кто Господа предал!
– Верно молвит!
– выкрикнул кто-то.
– Как пришла Наука, житья не стало.
– Истинно!
– откликнулись другие.
– Рычаговы скоро на шею сядут... В мёртвом месте копаемся, а покос в разгаре... С соседями разругались... И пришельцы напирают. Всё за наши грехи.
Из толпы вперёд протиснулась Зольница, мачеха Сполоха. Увидев лежащее тело, всплеснула руками.
– Горе, ой горе!
Рдяница хищно ощерилась, ненавидяще процедила:
– Твоего чрева плод! На всех вас отныне проклятье. И на тебе, и на пасынке твоём ублюдочном.
Та онемела от ужаса. Стояла, вытаращившись на Рдяницу, и молчала, не в силах вымолвить ни слова.
А Рдяница отпустила голову сына, поцеловала его в лоб и, тяжело поднявшись, вдруг бросилась на Сполохову мачеху.
– Давай, милая, выцарапай ей бесноватые глаза!
– закричала Варениха, тоже кидаясь в драку.
Пылан подбежал к ним, начал разнимать. Другие охотники тоже не остались в стороне. С превеликим трудом волчиц растащили.
– Доберусь ещё до тебя, - выдохнула Рдяница.
– Тьфу на тебя, - злобно откликнулась её противница, выплёвывая клок волос.
Люди смотрели на них, переговаривались:
– Свой - своего, дожили...
– Рычаговы наколдовали, не иначе.
– Сполох-то где? Никак удрал...
– Не понять. То спасать его надо, то ловить...
– А, пропадай душа. И так всё вкривь и вкось.
– Смутные дни, неверные. Наше дело - сторона.
– А кто ж Рдяницу освободил? Может, повязать её надо, а мы ушами хлопаем.
– Ты погодь. Может, так надо? Может, проверка это?
Рдяница медленно отвернулась и сказала Пылану глухим голосом:
– Неси его в жилище.
Охотник подошёл к телу её сына, взял его в охапку и двинулся вслед за Косторезовой женой. Зольница же так и осталась стоять возле пылающего жилища - всклокоченная, остервенелая, с перекошенным лицом.
Проходя мимо древних руин, Рдяница увидела Зарянику - та сидела на растрескавшихся, усыпанных каменной крошкой, ступенях, испуганно притянув голые коленки к большой, не по-девичьи тяжёлой, груди, и мелко дрожала, глядя на происходящее большими круглыми глазами. Косторезова жена остановилась, сверкнула очами.
– Держи вертихвостку. Вот кто
Несколько мужиков кинулось к чужачке. Заряника юркнула было в шкурницу вождя, её вытащили оттуда; извивающуюся, ухватили за руки и за ноги, понесли к Рдянице.
– Что делать с мерзавкой?
Баба сощурилась, посмотрела в побелевшее лицо девки.
– Привяжите её к саням, да покрепче.
Страшно закричала Заряника, когда Артамоновы, злорадно ухмыляясь, начали приматывать её ремнями и толстым конским волосом к длинным кладовым саням. Местью вождя грозила и яростью Науки, но державшие её лишь посмеивались: "Ишь, елозит, засранка. Охмурила Головню, теперь злобствует. Кончилась твоя власть, негодница. Ныне Огонь снова всему голова".
А Рдяница посмотрела на неё и пошла дальше, положив сухую жёлтую ладонь на окровавленную грудь мёртвого сына, прямая и сухая как межевая палка.
Откуда-то из полумрака навстречу ей вынырнуло несколько Рычаговых во главе с Пеплом. Тот был бледен и взъерошен, крикнул Рдянице срывающимся голосом, бросая взгляды на догорающее жилище Сполоха:
– Где сестра? Что с нею?
Ровдужный, с бахромой, нательник его задрался, обнажив тощее брюхо, узорчатые ходуны были измазаны глиной. Рдяница не ответила - повернулась к своим:
– И этого хватайте! Во имя Огня и духов света.
Мужики, кровожадно урча, ринулись на охотника. Рычаговы бросились наутёк, а помощника вождя повалили и принялись лупить что есть силы.
– Вот тебе, Ледовый прихвостень! Получи, отродье мрака! Сдохни, проклятый!
Мир перевернулся в глазах Пепла. Боль затопила всё тело. Он орал, прикрывая голову руками, сжимался в комок, а охотники продолжали бить его, вымещая весь страх, накопившийся за долгие дни.
– Я же свой, свой!
– кричал он, катаясь по земле.
– Что делаете?! Своего бьёте?
– Какой ты свой, поганец!
– гремели мужики.
– Все вы, Рычаговы - нечестивцы. Лгуны и клятвопреступники...
Так бы и забили Пепла до смерти, если бы не Рдяница. Воздев руки к тёмно-синему с белесыми прогалинами небу, она воскликнула:
– Остановитесь, безумные! Хотите быть как они? Не марайте рук убийством.
И люди расступились, тяжело дыша, с досадой опуская руки - не насытились ещё кровью. А Пепел, едва живой, отнял почерневшие ладони от лица и с надеждой посмотрел на Рдяницу. Та назидательно подняла палец.
– Божий завет! Не мы караем, но Огонь. Лишь Он, великий, властен над жизнью и смертью. Отдайте крамольника Господу.
Пепел, услыхав такое, забился в визге, а нападавшие с радостными криками подхватили его и понесли - мимо жилищ и отвалов прямиком к шестам, с которых взирали на них сурово и непреклонно черепа казнённых Головнёй. Рдяница же, сощурив круглые чешуйчатые глаза, вытянула руку в сторону Рычаговской части становища и проводила их напутствием: