Блаватская

Сенкевич Александр Николаевич

Вряд ли этот устрашающий эпизод в действительности имел место в жизни, но дурная слава уже витала над ней, словно мстительный призрак, и требовались новые усилия, новые неожиданные решения, чтобы, не обращая внимания на неудачи, продолжать начатое дело. Конечно, Елена Петровна была крайне обескуражена. Она посыпала голову пеплом, намекая на козни врагов, однако надо было мужественно признать: инфернальный спектакль, в создании которого принимали участие она сама и ее оккультные учителя, с треском провалился.

Жизнь в Каире не напоминала, как прежде, волшебную восточную сказку. Всю зиму 1872 года она перебивалась с хлеба на воду и сомневалась, дотянет ли до весны. Ее спасла беззаветная преданность Эммы Каттинг. Откровенно говоря, Елена Петровна попала в такой переплет, что не знала, куда деваться от безнадежной

тоски. Эмма занимала для нее деньги, понимая, что возвращать их будет не с чего.

Эмма стала закадычной подругой Блаватской, испытывая к ней, по-видимому, самые сильные чувства. Очерствевшая душа Елены Петровны опять ожила и вырвалась из заточения потусторонних иллюзий, из тесного узилища невыносимого одиночества. Эмма Каттинг доказала ей, что еще существуют на земле непонятные, сердобольные люди, всегда готовые по неизвестным причинам и без корыстных целей прийти на помощь.

Может быть, умственная ограниченность Эммы и питала ее временный альтруизм, помогала обрести превосходство в духовной силе. Может быть, горе от невосполнимой утраты укрепило ее человеколюбивый дух — у Эммы Каттинг застрелился единственный брат. А может быть, причиной такого бескорыстного отношения к чужому человеку была ее непомерная гордыня.

Блаватская охотно изливала перед Эммой душу. Ей больше некому было довериться, не на кого положиться.

Эмма Каттинг терпеливо выслушивала подругу, узнавая много нового о ее жизни. Можно было подумать, что Елена Петровна раскрыла перед ней все свои тайны. Обнажилась до самого основания.

Между тем никто из ее верных соратниц и соратников не предполагал, что открывшаяся сокровенная сущность Блаватской, как медуза Горгона, могла превращать в камень наивных и доверчивых людей. Сама же начинающая оккультистка тогда еще не догадывалась, что превращенные ею в камень люди при столкновении с ними могут больно ударить.

В Каире Блаватская пересмотрела кодекс нравственных правил и понятий о чести. К величайшему сожалению, она какое-то время осознавала себя политиком, для нее тайны спиритизма не существовали сами по себе как загадки человеческой психики. Эти тайны стали притягивающим магнитом, и не она единственная попала под его воздействие. Таких «намагниченных» людей оказались многие тысячи, и они в свою очередь притягивали других, любопытных и любознательных. Не сложно было предвидеть, что в итоге получится из такого неожиданного явления массового психоза, а также понять, какие огромные выгоды оно сулит.

Она твердо решила установить контроль над разбушевавшимся интересом к потустороннему. В ином случае эта вышедшая из берегов стихия неминуемо приведет, как она полагала, к неисчислимым бедствиям. Теперь Блаватской приходилось чутко улавливать глухой мистический гул толпы. На берегу Нила она поклялась себе поддерживать стихийно разгоравшийся жертвенный огонь. Судить, утешать и брать на себя чужие грехи. Присягнула пирамиде Хеопса, что будет для толпы матерью, вроде Пречистой Девы, для неокрепших умом — мудростью, прорубит прямые просеки в дремучем лесу насилия и предрассудков, и люди увидят небо. Она была уверена, что заразит людей собственной верой. Поселит их в надземной стране надежд и предчувствий, выведет за обыденную явь в многомерное пространство сновидений и грез. Она научилась любить призрачный мир. Обещала, что с голубого неба мечты ее правда сойдет на землю. Она верила, что станет провозвестницей всеобщего счастья, обрежет лишние побеги и даст завязаться плодам. Она обещала, что никого не упрекнет за свою разбитую жизнь. Она надеялась, что когда-нибудь распахнется настежь, как двери храма, и волшебная музыка хлынет наружу, — люди поневоле запляшут, тогда-то их жизни будут в ее руках. Она явно нарушала заповедь «не сотвори кумира». Она всецело отдалась служению оккультной идее. Мысль о грозной силе влиять на людей въелась в ее плоть, кровь и сознание. На тех, кто за ней не пойдет, она грозилась наслать мор, глад и несчастную долю. Она внутренне менялась у древней реки.

И вдруг первый раз мгновенным ясновидением своей одаренной натуры поняла, что никогда не сможет поднять людей из грязи, потому что сама находится в ней по уши.

Умереть среди слез и рыданий толпы было выше ее сил.

Блаватская доказала, что кое-чего стоит. Создание Общества по исследованию спиритических феноменов было ее первым шагом к верховной оккультной власти. Ее

роковая ошибка заключалась в том, что она своевременно не обратилась за помощью к своим — россиянам. Не представлялся благоприятный случай. В российском консульстве в Каире завязывались интриги между сотрудниками, им было не до нее.

Только она одна, как ей представлялось, владела такой неуемной энергией, вдохновенным словом и магнетическим даром, была способна увлечь людей. Ей хватало присутствия духа быть наверху, при дворе хедива, и в самом низу — в каирской базарной толпе. Не так-то просто было застать ее врасплох, на чем-то поймать.

Тихий плеск нильской воды остужал ее пыл.

Неожиданно для самой себя она улыбнулась, непонятно чему.

Блаватская сожалела, что связалась с мадам Себир. Вместе с тем без нее она уже не смогла бы обойтись. Мадам Себир ведала всем реквизитом медиумического театра, служила ей «крышей» при сомнительных и рискованных авантюрах. Она была ее глазами и ушами. Блаватская утешала себя тем, что у всех великих людей есть скрытые, недостойные их привязанности, своеобразные громоотводы для порочных страстей. Ей было, однако, досадно, что мадам Себир возомнила о себе невесть что.

В сущности, цель Блаватской, Паулоса Ментамона и Луи Бимштайна была достигнута. Они создали в Каире Спиритическое общество. Несмотря на разразившийся скандал, общество не прекратило своего существования. Об этом свидетельствовал приехавший в Каир американский спирит Джеймс М. Пиблз. В своем отчете он отметил, что был безумно рад узнать, что «мадам Блаватская при поддержке мужественных соратников организовала Общество спиритов, в котором одаренные медиумы записывают сообщения с того света, а также выявляются другие формы потустороннего присутствия» ^[236] .

236

Peebles J. M. Around the World. Boston, 1875. P. 315.

Глава десятая. НАЗАД В ОДЕССУ

К моменту приезда Пиблза в Каир весной 1872 года Блаватская уже находилась в России, ее ожидала в Одессе приехавшая раньше мадам Себир, с ними также были купленные по случаю обезьянки. Чтобы как-то заработать себе на жизнь, Елена Петровна решила открыть под фамилией своей французской подруги фабрику и магазин чернил. 12 сентября 1872 года в «Одесском листке объявлений» появилась реклама следующего содержания: «Чернило химика Себир и Ко. Превосходя все, употреблявшиеся в России, своими качествами, продается дешевле, чем у всех конкурентов. Покупающим ведрами уступается по 2 р. 10 ведро…» ^[237] И так далее в том же духе.

237

Богданович О. Блаватская и Одесса. Одесские годы Елены Петровны Блаватской и членов ее семьи. Одесса, 1998. С. 162.

Выбор компаньонки оказался не совсем удачным. Мало того что мадам Себир плутовала, где удавалось, и утаивала от Блаватской какие-то гроши, она еще и распространяла о ней порочащие слухи. Вот этого Елена Петровна стерпеть не смогла и вскоре рассталась с главным химиком своего предприятия. Само собой разумеется, что фирма прогорела вчистую.

Появление Блаватской в Одессе в апреле 1872 года не привело в восторг ее родственников. У Елены Петровны с ними стали возникать бесконечные ссоры и перепалки по каким-то малозначительным поводам. Она определенно раздражала тетю Катю, мать Сергея Витте. Та смотрела на нее, как на кобру, стоявшую на хвосте. Уж лучше она останется со своей неудачливой, голодной и безвестной жизнью и со своим непризнанным талантом, но ни за что не пойдет у них на поводу! — так рассуждала, вероятно, Блаватская, желая как можно быстрее уехать из Одессы, где ее всегда ожидали одни неприятности. В эти сумеречные дни ее жизни она, словно сговорившись, одновременно со своим дядей Ростиславом Андреевичем Фадеевым, написала письмо русским жандармам, изложила фантастический проект о том, как следует работать на арабском Востоке представителям внешней разведки. Письмо было написано в декабре 1872 года и адресовано начальнику жандармского управления города Одессы. Роксана Ахвердян пишет: