Блаженны миротворцы

Далин Макс Андреевич

Мы пустили им пух. Скажу больше — мы пустили им кровь по полной. Мы снесли со станции антенны глубокой связи и все ощущала, какие отследили, с мясом и костями, мы слушали эфир — и никто из гедонцев даже не мяукнул своим вооружённым силам. Мы потеряли троих, но гедонцам дали Простора нюхнуть, чтоб им всем гореть — и когда они превратились в куски металла, пластмассы и органики, мы взяли их станцию с потрохами, мы взломали ангар и завели туда наши крылья.

А Гелиора всё это время сидела со мной в рубке, неподвижно, вцепившись

когтями в подлокотники, и смотрела в оптику. Мне показалось, что она ни разу не отвела глаз от мониторов. Даже, вроде бы, не моргала. Могу только догадываться, что она себе думала.

Я крылья поставил в ангаре. Мы выбили створы, а когда наши разместились на платформах для здешних охотников — которым те платформы уже без надобности, их ад встретит — Снурри опустил аварийную герметизирующую заслонку. Техника у гедонцев надёжная: заслонка держала воздух под нормальным давлением, хотя, по-моему, и не должна была — мы не церемонились ни разу.

Гелиора выдернула когти из обивки кресла.

— Не спеши, — говорю. — Я иду воевать, а ты ждёшь на борту. Посредника охраняешь. Хорошо?

Молчит, смотрит.

— Брось, — говорю. — Ты же не солдат, ты — воспитательница. Что тебе там делать? Попадёшь под пулю…

Вздохнула, как человек.

— Ладно, — говорит. — Хорошо. Будет, как ты прикажешь, ты — капитан.

И я пошёл воевать. Посредник высунул башку из террариума, проводил меня взглядом. И я, кажется, первый раз тогда подумал походя, что этот насекомый, похоже, что-то понимает.

Наверное, не по-человечески. Но понимает.

Но обдумывать это было некогда. Я догадывался, что персонал станции ещё даст нам прикурить. По Ау и Снурри кто-то шмальнул из бластера со смотровой площадки — и мы тут же превратили её в решето, но гедонец, кажется, смылся в жилые отсеки. И мы принялись обшаривать станцию… кажется, не столько для того, чтобы угомонить гедонцев и забрать добычу, сколько для того, чтобы счёты с ними свести до конца.

Есть, есть в Гедоне что-то особенное. Не припомню, чтобы ещё кто-то вызывал у орлов такие мощные чувства. Нам было мало просто вытряхнуть их и смыться — мы хотели сеять ужас. И поэтому у нас вышла такая игра в прятки с побегушками-пострелюшками, что любо-дорого. Мы выносили герметичные переборки. Мы отслеживали движение — и настроились выловить персонал этой гадской станции, чтобы вышвырнуть его к ляду в открытые шлюзы. А персонал о чём-то таком догадался, потому что огрызались они отменно. Не как инженеры — как солдаты.

И вот, когда мы подошли почти к самому центру управления, вдруг ка-аак бабахнет!

Шарррах! Аж уши заложило — а пол ушёл из-под ног. Искусственная гравитация отрубилась. Только мы успели похвататься за что попало — снова как даст! Нас приложило об стены, а свет мигнул и погас — загорелись аварийные красные фонарики.

На несколько секунд наступила тишина — и в этой тишине Снурри начал:

— У них тут система

самоуничтожения, и они… — и тут снова как врежет!

Перетряхнуло до костей. И снова на миг стало тихо, и Эльдар сказал:

— Кирдык, господа.

И с ним все согласились, только до нового взрыва никто не успел никак это выразить. Мы опустили забрала шлемов, но толку-то! Было ясно, что тот, кто у них уцелел в рубке, сейчас уничтожает сектор за сектором — и до нас тоже очередь дойдёт.

Вот прямо сейчас.

Но тут врубилась внутренняя связь: перед нами в воздухе возник такой мутный прямоугольник, голограмма глючила. И Нои прокомментировал:

— Ага, ультиматум, — но ошибся.

Потому что оттуда, из мутного, зеленоватого, мы услышали чиеолийскую трель. Как голос ангела.

— Милая, — говорю, — поправь дешифратор, — и она поправила.

— Капитан, — говорит, — мы в рубке управления. У меня — твой лёгкий бластер, и я держу их под прицелом. Мне страшно. Приходите скорей.

Снурри говорит:

— Гелиора, там должна регулироваться искусственная гравитация, — а Гелиора:

— Ага, я нашла! — и мы рушимся на пол.

— Солнышко, — говорю, — чуть легче, — и через миг стало можно встать и бежать, причём — по полу, а не по потолку. И мы побежали в рубку.

Ни я, ни другие наши парни даже представить себе не могли, заложусь, как Гелиора туда попала. Мы только поняли, что она там и спасает наши жизни — поэтому мы очень торопились.

И в рубку вломились с бластерами наперевес. Зрелище нам открылось просто феерическое.

Четверых гедонцев она поставила лицом к стене. Мой лёгкий бластер оттягивал её хрупкое плечико, как гранатомёт. Она, конечно, не подстраховалась, стояла прямо в дверном проёме. Ей просто повезло, что никто не вошёл за ней и не шмальнул в спину — нами были заняты.

А рядом с Гелиорой на полу сидел Посредник, чью голову она запихала в шлем стандартного скафандра. К шлему подключила кислородный баллон, а баллон двумя ремнями привязала к посредниковой спине. А над ними, в обшивке потолка был открыт квадратный вентиляционный люк, довольно большой; я подумал, что и Гелиора, и Посредник прошли бы через этот люк, не напрягаясь.

Кехотч поднял забрало и лязгнул жвалами, как клыками. И говорит:

— Давайте кончать этих гадов и рвать отсюда когти.

А гедонец, который стоял с краю, начинает хихикать. Не смеяться, а прямо-таки ухихикиваться с привизгом — то ли у него истерика, то ли что.

— Рвать когти! — говорит. — Рвать когти! Рви! Ваши крылья-то — тю-тю! Ангар-то — тю-тю, уроды! Ксеноморфы поганые!

Эльдар врезал ему прикладом между лопаток, он хрюкнул и заткнулся. Наши мохнарики скрутили гедонцев чем-то, что под руку подвернулось — ремнями от кресел, кусками кабеля — а Снурри и мы с Кехотчем подошли к приборным панелям и стали разбираться, что эти гады сделали со своей станцией.