Блаженные похабы
Шрифт:
Однажды Николай стал увещевать настоятеля Сти- ритского монастыря Максима не обращаться жестоко с крестьянами, работающими на него. В ответ Максим избил юродивого палкой так, «что совершенно переломал ему ступни и голени» (234). Но Николай не унимался: он принялся среди ночи вопить «Кирие элеисон!», чем разбудил Максима. Тот кликнул людей с собаками, от которых святой спасся, влезши на дерево. В Олимпии его побил епископ Феодор (241). Затем Николай переправился в Италию. Далее в житии рассказана весьма знаменательная история.
У жителей Гидрунта был обычай носить изображение пресвятой Девы из церкви в церковь… И однажды святой увязался за процессией, распевая с другими «Кирие элеисон!». Встретив какого-то старика, он поклонился и сказал: «Здравствуй, брат мой и господин. Один у нас творец, из одного мы теста» — и обнял его. Присутствующие христиане возмутились: «Смотрите, он поклоняется (adorat) иудеям и приветствует их!» И, поставив перед ним икону Девы Богородицы, потребовали: «Авва, почти владычицу нашу Богородицу!» Он же послушаться их слов не захотел. Они его слегка побили и вновь сказали ему: «Поклонись, авва!» Он же ответил: «Я не желаю ей поклоняться (nolo earn adorare)!»
Верный своему обычаю, Николай продолжал везде кричать: «Кирие элеисон!», отчего Тарентский епископ изувечил святого «так бесчеловечно и жестоко, что кровь залила всю землю вокруг» (243). Там же «насмешники поймали его и, постригши крестом, в издевку (derisive) сделали его диаконом, но Бог его взаправду посвятил в диаконы». В Луппии Николай своим воплем сбросил с лошадей местного графа и его свиту. За это святого опять-таки избили.
Много времени провел Николай в Таренте, где он раздавал мальчишкам яблоки и с этой целью даже покупал их специально, чтобы сорванцы его не преследовали. Жители думали, будто он безумен. «О ужас! Не решаюсь даже произнести! — восклицает агиограф. — Большинство из них издевались над ним и презирали его, как сумасшедшего (velut dementem)» (245). Однако те, кто поумнее, сознавали, что имеют дело со святым.
Видимо, со временем Николай все же несколько «социализировался»: он уже не кричал свое заклинание всякую секунду. «Иногда даже казалось, что он молчит, но даже и в так называемом молчании он, бормоча про себя, предавался Божьей милости». Несмотря на беспрерывный пост, «он толстел, как если бы и не постился».
Постепенно былая безжалостность окружающих уступила место любопытству. «Подвигнутый мнением толпы», местный архиепископ пригласил Николая к себе и начал расспрашивать, зачем он кричит. Святой «с ясным лицом и в мягких выражениях» объяснил, что действует по евангельским заповедям и добавил:
Я не постеснялся выступать под видом младенца и потому не избежал человеческой насмешки. Надо ли действовать подобным образом, я оставляю на твое усмотрение. Я мог бы остаться у вас, если это не вызовет твоего гнева; в противном случае я покину этот город и пойду дальше (248).
Архиепископ принял компромиссное решение: он разрешил Николаю остаться в городе на некоторое время, но при условии, что тот не будет манкировать церковными ритуалами. Святой умер в 1094 г. в восемнадцатилетнем возрасте. Его почитание началось сразу, но местные жители называли Николая не stultus (такого рода святости на Западе никогда и не появилось), a peregrinus («странник»): так он именуется на иконе конца XIII в., хранившейся в кафедральном соборе Трани, где святой изображен с беснующейся у его ног толпой гонителей с палками в руках [393] , и на безыскусной фреске (XIII— XIV вв.) в скальной крипте Канделора [394] . Автор латинского жития Николая утверждает (235), что почерпнул все сведения о нем от паломника Варфоломея, вместе с которым святой прибыл в Италию. Нет сомнений в историчности Николая; пожалуй, можно с уверенностью утверждать, что в самой Византии этого малолетнего безумца не считали юродивым. С известной долей осторожности допустимо полагать, что сам транийский агиограф что-то знал о юродской парадигме. Но вышедший из-под его пера персонаж можно назвать юродивым [395] лишь отчасти.
393
См.: Splendori di Bisanzio. Milano, 1990, p. 106—107 (№ 39).
394
Medea A. Gli affreschi delle cripte eremitische Pugliesi. Roma, 1939, p. 205—207.
395
Ср.: Vandenbroucke F. Fous pour le Christ en Occident // Dictionnaire de spiritualite. V. 5. Paris, 1964, col. 763.
XI-XII вв. — странный период в истории юродства. С одной стороны, процветал культ святых Симеона Эмесского и Андрея Царьградского.
Статуса святого удостоился даже Иоанн, товарищ Симеона Эмесского. Хотя он, согласно житию юродивого, не последовал за Симеоном и остался в пустыне, хотя Леонтий Неапольский даже вкладывает ему в уста осуждение юродства, тем не менее в ямбическом календаре Христофора Митиленского (XI в.) ему посвящены стихи и он назван юродивым (·): «Тленный мир считал тебя дураком , о Блаженный, а ты, смеясь над ним, был умен и вознесся высоко» [396] . Самый факт подобной путаницы, по всей видимости, свидетельствует о том, что популярность культа Симеона Эмесского была в тот период велика; ее же результатом можно считать появление отдельного жития (BHG, 2315) и другого персонажа из Симеоновой биографии— Никона Иорданита [397] , признавшего в Симеоне святого (ср. с. 108—109). Наконец, на популярность культа указывает и большое число дошедших от этого времени рукописей Леонтия Неапольского [398] , Феодор Продром (ок. 1100—1156/1158 гг.) восхваляет Симеона Эмесского в своем стихотворном календаре: «Св. Симеон Христа ради юродивый скончался в мире [21 июля]. Для мира ты — глупый, для Бога же — мудрый, отче» [399] .
396
Follieri Е. II calendario giambico di Cristoforo di Mitilena // AB. V. 77. 1959, p. 289.
397
I. О ? ? // ?. . 34. 1992, . 207.
398
Leonlios de Neapolis. Vie de Symeon le Fou, p. XI.
399
Acconcia Longo A. II calendario giambico in monostici di Teo- doro Prodrome [Testi e studi Bizantino-neoellenici]. Roma, 1983, p. 132. Продром явно опирается (Ibid., p. 46) на текст Христофора Митиленского. В древнерусских минеях XI-XII вв. дошли две переводные службы Симеону (Р1АДА ф. 381, № 121, л. 23—23об.; № 122, л. 89—95), но ни в одной из них его юродство практически не упомянуто. Единственный след знакомства гимнографа с сочинением Леонтия — беглое замечание о завете святого «пагубы Оригена бежати зловерна» (РГАДА, ф. 381, № 121, л. 94).
В отличие от официально признанного культа Симеона, культ Андрея всегда нес на себе отпечаток некоторой полулегальности. Быть может, не случайно вельможа и писатель Михаил Атталиат, составляя в конце XI в. каталог своей домашней библиотеки, один инвентарный номер описал так: «Под общим переплетом четыре библейских книги Царств: содержит две книги Царств и житие Андрея, Христа ради юродивого» [400] . Андрея почитали в основном в монашеских кругах. Житие святого уже в первой половине XI в. оказалось переведено на грузинский язык; безусловно, перевод был выполнен в Ивер- ском монастыре на Афоне [401] , что свидетельствует о большой популярности этого сочинения среди святогорских насельников.
400
Gautier P. La Diataxis de Michel Attaliate // REB. V. 39. 1981, I 1743—1744.
401
Ryden. The Life. V. I, p. 186, 192.
В 1183 г. в скальном скиту св. Неофита на Кипре появляется изображение Андрея Юродивого [402] . Сам Неофит Затворник (ум. ок. 1215 г.) был очень привержен памяти Андрея и в своем панегирике патриарху Геннадию посвятил юродивому такие строки: «Андрей, святой Христа ради юродивый , добровольно предстал безумцем (), издеваясь и подвергаясь издевательствам (lb ·), так как понимал тщетные ловушки мира» [403] . Признаком официальной канонизации обычно служило включение того или иного святого в Константинопольский Синаксарь — однако Андрей появляется лишь в одной из версий этого компендиума, составленной на Афоне ок. 1300 г. (Paris Coislin 223). Именно благодаря популярности у святогорцев его культ мог проникнуть и так глубоко укорениться на Руси (см. ниже, с. 240).
402
Mango C., Hawkins E. J. W. The Hermitage of St. Neophytos I I DOP. V. 20. 1966, p. 179, 193, 196. См. иллюстрацию № 1.
403
Neophyli Reclysi Laudatio s. Gennadii Archiepiscopi I I AB. V. 26. 1907, p. 221—222.
Новые юродивые в этот период ведут себя с опаской и далеко не столь разнузданно, как раньше. Так, Никон Черногорец (XI в.) написал житие собственного учителя Луки Аназарбского, но, когда прочитал его монахам своего монастыря, те предложили ему выбросить из текста некоторые двусмысленные эпизоды. Однако Никон счел за благо сжечь всю рукопись [404] . В одном из посланий Никона, озаглавленном «О сновидениях и пустых откровениях», изложены его сомнения по поводу юродства.
404
Doens I. Nicon de la Montagne Noire // Byz. V. 24. 1954, p. 135.
Если я буду изображать из себя придуривающегося , подражая предшествующим отцам, то многие, и в особенности те, кто знает Божественное писание, меня распознают и я не смогу скрыть [своего намерения]. Только прикинувшись лицедействующим от бесов , я смогу скрыться от людей [405] .
Из этих слов видно, что парадигма юродского поведения стала общеизвестной благодаря культу Симеона и Андрея, отчего данный вид святости потерял свое главное оправдание — бегство от людской славы. Если благодаря юродству можно стать знаменитым при жизни, то в нем не остается и последнего намека на смирение. Вопрос, стоявший перед современниками Симеона и Андрея, — сумасшедший или святой? — переместился теперь в новую плоскость: настоящий юродивый или притворяется таковым? [406]
405
Хр. . // * *. . 721. 1988, . 127 (цитируется неопубликованная рукопись из монастыря св. Екатерины на Синае).
406
Deroche V. Etude, p. 283.