Блаженные похабы
Шрифт:
Следующий слой легенды представлен в Первой Псковской летописи: Иван Грозный «прииде благослови- тися ко блаженному Николе… блаженный же поучив его много ужасными словесы, еже престати от всякого кровопролития и не дерзнути же грабити святые божьи церкви. Царь же преже сия глаголы нивочто же вменив» приказал снимать колокол с Троицкой церкви — и «того же часа паде конь его лутчий по пророчествию святого, и по- ведаша сия царю, он же ужасен вскоре бежа из града» [648] .
648
Псковские летописи. Вып. 1. М.; Л., 1941, с. 115—116. Этот вариант легенды был известен польскому королю Стефану Баторию — в одном разговоре он упоминал о том, что «пророк (sein Prophet) по имени Миколо» заставил царя подчиниться себе, когда «колдовством» убил его лучшего коня (. KochE. Moskoviter in der Oberlausitz I I Neues Lausitzisches Magazin. Bd. 83. 1907. S. 55).
Здесь впервые вводится мотив зависимости царя от юродивого: в предшествующих вариантах
649
Будовниц И. У. Юродивые Древней Руси // Вопросы истории религии и атеизма. Т. 12. 1964, с. 173.
Был послан к великому князю по воле Божьей один бедный человек по имени Nirnla (искаженное «Никола»? — С. #.), которого все псковичи почитали, как никого, словно святого или особого пророка, и объявил ему, что он должен к нему придти. Великий князь не отказал ему в этом. Когда великий князь подошел к этому дому, этот пророк или его дьявольская личина (курсив мой. — С. И.) крикнул из окна по–русски: «Ивашка, Ивашка!.. До каких пор будешь ты без вины проливать христианскую кровь? Подумай об этом и уйди в эту же минуту, или тебя постигнет большое несчастье». Вследствие этого предостережения, устрашения или угрозы могущественный тиран… ушел побитый и пристыженный… Так нищий устрашил и прогнал царя [650] .
650
Послание И. Таубе и Э. Крузе / Пер. М. Г. Рогинского // Русский исторический журнал. Кн. 8. 1922, с. 50—51.
Немцы честно пытаются передать амбивалентный характер юродства, и в этом смысле их подозрения насчет «дьявольской личины» весьма показательны. Кроме того, в истории, рассказанной Таубе и Крузе, Никола из зажиточного становится нищим, а его двор, полный тучного скота, превращается в какую-то, видимо, тесную келью: Никола приглашает туда царя, но разговаривает с ним почему-то через окно. Наконец, несчастьем, которым угрожает царю Никола, становится уже не гибель коня, а татарский набег на Москву в 1571 г. [651] Вышецитирован- ный рассказ был записан в 1572 г., а уже в следующем году на псковского чудотворца как на главную достопримечательность Пскова любовался английский посланник Джером Горсей, который так описывает встречу Грозного с Николой.
651
Kappeler A. Ivan Groznyj im Spiegel der auslandischen Druckschriften seiner Zeit. Bern; Frankfurt, 1972, S. 126.
Его встретил мошенник или колдун (impostur or magician), которого они почитали как своего оракула, святой человек (a holly man) по имени Микула Свят (Sweat); он встретил царя смелыми проклятиями, заклинаниями, руганью и угрозами (imprecations and exsorsims, railings and threats), называя его царем–кровопийцей, пожирателем христианских тел, и клялся, что царь не избегнет смерти и бывшей в то время молнии, если… дотронется до головы последнего из детей… и что он должен удалиться из города прежде, чем поднимется огненное облако — Божья кара, что вот оно уже висит у него над головой. А в это время была сильная мрачная гроза. Царь содрогнулся от этих слов и просил его молиться об избавлении и прощении его жестоких замыслов. Я сам видел этого мошенника и колдуна: жалкое существо, нагое зимой и летом, он выносит как сильную стужу, так и жару, совершает многие странные действия благодаря дьявольскому колдовскому отводу глаз (magi- call illusions of the Divell), его боятся и почитают все — как князья, так и народ [652] .
652
Russia at the Close of the XVI Century. London, 1856, p. 161. Русский перевод: Джером Горсей. Записки о России. XVI — начало XVII в. М., 1990, с. 54.
Как видим, легенда обросла плотью: во–первых, уже через три года после псковского похода в городе показывали какого-то юродивого, которому задним числом была приписана честь спасения земляков от царского гнева. Во–вторых, сюжет обогатился двумя важными деталями: грозой и «людоедством». Мотив загадочной связи юродивого с молнией встречался нам и раньше (см. с. 261), но здесь впервые гроза представлена как орудие юродского гнева, и тот факт, что встреча происходит в феврале, когда и гроз-то не бывает, не способен смутить мифотворческое сознание: для него главное, что Никола грозит грозой не кому-нибудь, а именно Грозному! Юродивый как бы выигрывает у царя на его же поле. В каком-то смысле, как мы увидим, к тому же самому выводу подталкивал и мотив «людоедства».
Минуло еще шестнадцать лет — и ту же легенду повторяет другой английский путешественник, Джильс Флетчер, (ср ниже, с. 284), однако мы замечаем, что в нее добавился один существенный эпизод: Никола отправил царю кусок сырого мяса, между тем как в то время был у них пост. Увидев это, царь велел сказать ему, что он удивляется, так как святой муж предлагает ему есть мясо в пост, когда святая церковь запрещает это… «Да разве Ивашка думает, — сказал Никола, — что съесть постом кусок мяса какого-нибудь животного грешно, а нет греха есть столько людского мяса, как он это уже сделал?» [653] '
653
The English Works of Giles Fletcher, the Elder / Ed. L. E. Berry. Madison, 1964, p. 276.
Итак,
В отличие от новгородско–псковского фольклора, где Грозный и в самом деле подвергается подчас осуждению, московская традиция изображает царя с симпатией. И тем не менее в житии московского «похаба» Василия Блаженного появляется сходный эпизод. Значит, данный мотив нельзя трактовать как однозначную «критику». На наш взгляд, мифологическое содержание легенды можно реконструировать, лишь вспомнив про главного православного юродивого — Симеона Салоса. Особенностью Эмесского святого являлось как раз то, что он ел мясо в пост, «словно безбожник»" [655] . К этой теме автор жития возвращается снова и снова: «Он не ел вплоть до Страстного четверга. Но в этот день он прямо с утра усаживался у пирожника и ел, чтобы из-за этого люди, видевшие его, соблазнились, что, мол, даже в Страстной четверг он не постится» [656] . Но что самое интересное — Симеон ел и сырое мясо [657] . Подобные эпизоды были аккуратно воспроизведены в славянском переводе («ясги без насыщения», «ядуща бобы я ко медвяд», «ядый якоже от сего блажняхуся» [658] и т. д.). Никола — один из первых русских «похабов», получивших византийское прозвание «Сал(л)ос» [659] . В соседнем Новгороде так стали именоваться Николай Качанов [660] и Михаил Клопский [661] . В XVI в. представления о модельном юродивом Симеоне Эмес- ском проникли, видимо, в фольклорную среду, в которой формировалась легенда о Николе.
654
Росовецкий С. К. Устная проза XVI-XVII вв., с. 84, прим. 84.
655
Leonlios de Neapolis. Vie de Symeon le Fou et Vie de Jean de Chypre/ Ed. A. — J. Festugiere. Paris, 1974. p. 82.10. Cm. c. 115.
656
Ibid., p. 90.23—91.1. Ср.: p. 94.25—95.3.
657
Ibid., p. 92.10.
658
ГИМ. Синод., № 996, л. 369об., 372, 372об.
659
Псковские летописи. Вып. 1. М.; Л., 1941, с. 115. Ср. с. 251.
660
Соколова Л. В. Чудеса Николая Кочанова // СККДР. 2–ая половина XIV — XVI в. Ч. 2. Л., 1989, с. 511.
661
Новгородская четвертая летопись. Ч. 1. Л., 1929, с. 576.
20 февраля 1570 г., в оцепеневшем от ужаса Пскове, произошел (то есть должен был произойти по законам мифопоэтического сознания) загадочный, непонятный обычным людям разговор. Никола Салос перемог Грозного царя в некотором запредельном единоборстве. Юродивый как бы сказал Ивану: ты — Г розный, но и я — Грозный, при этом ты не решаешься есть мясо в пост, а я-то ем! И это дает мне право приказывать тебе. А коль скоро мои пути еще неисповедимее твоих, мне угодно, чтобы ты пощадил город. «Похаб» останавливает царский террор не во имя закона или гуманности, а по каким-то лишь им двоим ведомым правилам.
Никола продолжал жить в псковском фольклоре и дальше — на позднейшем этапе легенды он, не утрачивая своего юродства, превращался уже в лицо, совершенно равновеликое царю: перед въездом Ивана в город «похаб» приказывает всем горожанам выходить из домов с хлебом–солью, а когда Грозный верхом показывается в Петровских воротах Пскова, «Микола Христо- уродивый» едет к нему «на палочке верхом, руку подпер в бок» [662] . Юродивый этот фигурирует в качестве персонажа многих псковских житийных текстов [663] и сказок [664] , и недаром несколько веков спустя Александр Пушкин, писавший трагедию «Борис Годунов» в имении Михайловское под Псковом, присвоил своему юродивому персонажу имя «Николка» [665] .
662
Ср.: Якушкин П. И. Сочинения. М., 1986, с. 115.
663
Ср.: Житие Никандра Пустынножителя / Серебрянский Н. Очерки по истории монастырской жизни в Псковской земле. М., 1908, с. 539.
664
См.: Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996, с. 89.
665
Грановская Н. Юродивый в трагедии Пушкина // Русская литература. 1964. № 2, с. 94.