Бледная графиня
Шрифт:
Бруно видел графа на смертном одре, чего вовсе не хотела графиня, так что дело дошло даже до крупной ссоры, и вспомнил теперь, что тут-то старуха была права.
— Вот так, мой пригожий молодой господин, — сказала нищая и, собрав хворост, с помощью посоха поднялась на ноги. — Кто знает, долго ли она еще будет бесчинствовать там наверху? Да и управляющий одного с ней поля ягода, тоже, видать, дьявольское отродье. Люди сказывают, они друг с другом на «ты». Служанка как-то слышала. Посмотрим, скоро ли она примется за следующего, и не будет ли это наша юная госпожа?.. Ну, счастливого
И она заковыляла вниз по дороге в деревню, бормоча что-то себе под нос, но что именно — Бруно разобрать не мог.
«Весь высохший. Совсем желтый, как воск. Ни кровинки не осталось в теле…» — мысленно все еще повторял он, невольно вспоминая странный рассказ деревенской нищей.
— Счастливого пути! — повторила нищая, обернувшись.
Он кивнул ей на прощание и поднялся. Его тянуло в лес, к трем дубам, — там встретит он Лили. Словно на крыльях радости стремился он на свидание со своей милой. Забыты были все тревоги и опасения. Исчезли мрачные, тревожные предчувствия, внезапно овладевшие им под впечатлением рассказа старухи-нищенки. Перед мысленным взором его возник образ любимой девушки, которую после долгой разлуки он надеялся сейчас увидеть.
III. ЛИЛИ И БРУНО ФОН ВИЛЬДЕНФЕЛЬС
В седьмом часу вечера Лили вместе с молочной сестрой своей Марией Рихтер отправилась в парк.
Обе молодые девушки были одних лет, одного роста, одинакового сложения, обе белокурые, с длинными пышными локонами. Обе носили одинаковые костюмы, очень им идущие, так что издали девушек легко можно было спутать.
В тот день и час, когда родилась Лили, внизу в деревне некая вдова Рихтер тоже разрешилась девочкой. Узнав об этом, графиня Анна тотчас же распорядилась, чтобы мать и новорожденная получили надлежащий уход и содержание. Тем не менее силы бедной вдовы были подорваны, и она умерла. Графиня взяла маленькую сиротку Марию к себе в замок и полностью заменила ей мать, любила и берегла ее не меньше родной дочери. Обе девочки вскормлены были одной кормилицей, росли и воспитывались на равных правах, как две родные сестры, и горячо любили друг друга.
После смерти графини Мария Рихтер по-прежнему осталась жить в замке, так как мачеха Лили ничего не имела против.
Однако отношение к ней со стороны хозяйки замка было теперь уже далеко не то, что прежде. И Мария неоднократно выражала желание оставить замок и подыскать себе место гувернантки, так как стараниями приемной матери она наравне с Лили получила прекрасное образование. Но Лили и слышать об этом не хотела. Молодая графиня решительно заявила, что ни за что не расстанется с милой Марией, своей верной подругой и дорогой сестрой.
Девушки очень походили друг на друга фигурами, но лица и характеры их совершенно различались. В то время как пухлые румяные щечки Лили дышали свежестью и здоровьем, лицо Марии было прозрачно-бледное, с тонкими нежными чертами. В то время как Лили была характера живого, веселого, порой даже шаловливого, Мария оставалась серьезной, задумчивой и очень часто отвечала на звонкий
Обе девушки рука об руку шли по тенистым аллеям парка в сторону густого, дикого леса, туда, где на удаленном пригорке росли три высоких развесистых дуба — укромное живописное местечко, которое так любила покойная графиня.
— Хорошо, что ты со мной, — говорила Лили своей спутнице. — Для меня это так важно. Может быть, я дурно поступаю, идя на свидание с Бруно, но он только что вернулся из путешествия и хочет передать мне какое-то важное известие. Может быть, что-нибудь о моих родных. Ты ведь помнишь, мама, сама не знаю почему, не ладила с моими родственниками. Я хотела сказать, с родственниками моей милой покойной мамочки. Да и меня старалась отдалить от них.
— Это и я хорошо видела, — ответила Мария.
— Но я хочу просить Бруно помириться с маман. Таинственность нашего прошлого и сегодня поражает меня.
— Право, не знаю, Лили, надо ли говорить тебе об этом. Несколько раз я уже собиралась предостеречь тебя, да все не решалась, боялась, что ты назовешь это вздором… — тихо и тревожно обратилась Мария к подруге, которую любила как родную сестру. — Я боюсь графини, есть в ней что-то жуткое, пугающее…
— Мне кажется, ты просто не понимаешь маман, — ответила Лили.
— Вчера я случайно заметила, как она смотрела на тебя, думая, что ее никто не видит, — и я испугалась выражения ее бледного лица, поверишь ли? Кровь застыла в моих жилах. Мне стало страшно за тебя, дорогая моя Лили.
— Ну, полно тебе сентиментальничать, милая Мари, — засмеялась Лили, перебивая верную подругу. — Сама посуди, кто же может всегда, каждую минуту контролировать выражение своего лица? Действительно, в лице маман временами проглядывает что-то жесткое, холодное, и глаза ее, в самом деле, бывают иногда злыми. Но, в сущности, она очень добра ко мне, да и к нам обеим, милая Мари. И с нашей стороны было бы просто неблагодарно не ценить этого, тем более что обычно она ласкова и приветлива.
— Именно в те минуты, когда она ласкова, она и пугает меня более всего. Прости, дорогая Лили, но я не могу не сказать тебе об этом, не могу не открыть тебе своего сердца. Раньше я принимала ее скрытую неприязнь только на свой счет, думала, что я ей противна. Поэтому и стремилась оставить замок, как бы ни тяжело мне было расстаться с тобой. Теперь же я смотрю на все это иначе.
— Просто тебе чудятся всякие страхи, милая Мари. Уж очень у тебя пылкое воображение. Но иди, пожалуй, домой. Вон и три дуба, и мне кажется, Бруно уже ждет меня.
— Да, вон кто-то стоит, прислонившись к одному из дубов. Это он, я узнаю его. Не буду мешать тебе, Лили. Я возвращаюсь в замок. Но почему, моя дорогая, так болит за тебя душа? Почему так тяжело расставаться с тобой?
— Полно, милая Мари, с тобой это не в первый раз случается, — успокаивала Лили свою молочную сестру. — На тебя довольно часто находит такое настроение. Посуди сама, ну что со мной может случиться? Иди лучше домой и ни о чем плохом не думай. Мерси, что проводила меня до этого славного местечка…