Блефовать, так с музыкой
Шрифт:
Я ничего не имела против. Она беспрепятственно провела меня через вахту, после чего мы спустились в знаменитый подвал, о котором я была весьма наслышана, но ни разу не была.
– Это здесь. – Она толкнула обыкновенную фанерную дверь и юркнула за нее первой.
Я шагнула за ней и не увидела ничего особенного. Никаких тебе синхрофазотронов, хитрых пушек, из которых палят по электронам, и прочей дребедени. Кривой шкаф, забитый скоросшивателями, пара компьютеров да электрический чайник на подоконнике.
– Это здесь пропадал Парамонов? –
– И он тоже. – Псевдо-Кира расстегивала пальто, стоя перед зеркалом. Я подошла к батарее, чтобы погреть руки, и выглянула в окно. Сердце мое в очередной раз дрогнуло: вон дерево, у которого я стояла, когда Подстерегала Парамонова уже после того, как он меня бросил. Видно как на ладони.
– Вы стояли вон там, – произнесла за моей спиной псевдо-Кира. Мысли она мои читала, что ли?
– Наверное, это выглядело ужасно, – я обернулась.
Псевдо-Кира дернула худосочным плечиком:
– Да обыкновенно это выглядело. Ничего особенного, так всегда бывает, когда на чем-нибудь зацикливаешься. Или на ком-нибудь.
– А вы, конечно, никогда не зацикливались? – ревниво осведомилась я.
– Почему же? Только я зацикливалась на другом, – отозвалась она глухим эхом. – На физике, например. Думала, совершу прорыв.
– И что, совершили? – Кажется, я могла бы и не спрашивать, потому что заранее знала ответ на этот вопрос.
– Да нет, зато поняла одну вещь.
Поняла, что зацикливаться нельзя ни на чем и ни на ком.
– Что-то по вашему поведению этого не заметно, – я не хотела ее уколоть, но все-таки уколола.
– Да что вы в этом понимаете, – она горько усмехнулась, – кто я, по-вашему, корыстная проходимка, мечтающая присвоить себе чужие идеи? Уверяю вас, вы ошибаетесь. Все не так, и на самом деле я хочу их спасти.
– А как вы это докажете? Или вы предлагаете поверить вам на слово? – Что-то эти речи местами сильно смахивали на пассажи незабвенного Самуила Аркадьевича.
Псевдо-Кира только поморщилась:
– Не собираюсь я вам ничего доказывать. Сие совершенно бессмысленно, потому что вы смотрите на это со своей колокольни, конечно, она высокая, но самого главного с нее не увидишь. В вас говорит обида, а во мне ученый. К вашему сведению, девяносто девять процентов великих открытий совершили мужчины, большинство из которых поступали с женщинами ничуть не лучше, чем Парамонов с вами, но из этого вовсе не следует, что мы в знак протеста должны вернуться в каменный век.
Ну вот, как говорится, тепло, теплее, горячо!
– И какое открытие совершил Парамонов?
– А вам не все равно?
– Еще бы мне было все равно, когда у меня квартиру вверх дном переворачивают в поисках следов этого открытия! – вырвалось у меня.
– Они рылись в вашей квартире? – Псевдо-Кира вздрогнула. – И… нашли?
– Все зависит от того, что они искали. Я этого не знаю, а вы знаете, но не говорите. Это Что-нибудь связанное с войной? Да не молчите вы, в концов концов, рискую-то я! Я больше всех рискую и меньше всех
– Хорошо, я вам расскажу, – она прижалась к стене и сложила руки на груди, – к войне это не имеет никакого отношения, хотя… Вдаваться в подробности не буду, вам это ни к чему, речь идет о нефти, точнее, о новых технологиях, а еще точнее, о новом методе оценки запасов нефти… В общем, чтобы все было понятно, это революционное открытие дает большую экономию, а следовательно, делает добычу нефти еще более выгодным предприятием, причем во много раз. Парамонов приблизился к этой идее, когда работал над диссертацией, вернее, они приблизились к ней втроем. Парамонов, Алик Лопатин и еще один парень с нашего курса, но он погиб в экспедиции. Только мне кажется, что они тогда даже не поняли, на пороге какого открытия стоят. Я тоже не поняла. А потом… Месяц назад я ездила в Кубинку на похороны – у меня двоюродный брат – летчик, он погиб, и, когда возвращалась, на Курском вокзале случайно встретила Алика.
– Вы видели Алика?
– Да, но… Мне даже трудно об этом вспоминать. Алик был в ужасном виде и таком состоянии… Я с трудом его узнала. Да если бы он сам меня не остановил, я бы… Он подошел ко мне и попросил на бутылку. Я дала ему двадцать рублей, больше у меня в тот момент не было, стала его расспрашивать… Он нес какой-то вздор, а потом перешел на Парамонова. Спросил, знаю ли я о нем что-нибудь. Я рассказала все, что знала, ну, что Парамонов в Америке, короче, устроился лучше всех в нашей группе… А Алик возьми да и ляпни: ну, теперь он доведет начатое до ума. Слово за слово, и до меня дошло, что он имеет в виду тот самый революционный способ оценки месторождений… Алика я с тех пор не видела, зато несколько дней назад у нас был сотрудник милиции, он приходил в мое отсутствие, но мне рассказали… Так я и узнала, что Парамонов пропал…
Псевдо-Кира замолчала, а я продолжила за нее:
– И тогда вы вспомнили про девицу, которая торчала тут под окнами, поджидая его. Но как вы меня наши?
– Да что тут сложного. – Она подошла к столу, порылась в лежащей на нем сумке и подала мне записную книжку. – Проверьте, там есть ваш адрес. Парамонов сам мне его дал еще тогда, давно, на всякий случай. И хоть вы и переехали, найти вас было нетрудно.
Я вернула ей записную книжку, даже не заглянув в нее, и спросила:
– А что вы думаете о парамоновском исчезновении?
– А что тут думать, – псевдо-Кира лязгнула «молнией» на сумке, – в этой стране может быть все, что угодно. Здесь убивают из-за меховой шапки, дорогих часов, от скуки и по ошибке. И люди тут исчезают бесследно, как будто их никогда не было. Бесследно.
От ее слов повеяло такой безнадегой, хоть вой.
– Бесследно, – повторила я эхом.
– Но черновики, что с ними стало? – Она смотрела на меня почти с мольбой. – Они сохранились?
Я покачала головой:
– Нет, к сожалению. Их давно нет, я их выбросила в мусоропровод. Со злости.