Блеск и нищета шпионажа
Шрифт:
Катков еще не знал, что по личному указанию председателя генерала срочно вывезли в Москву на столь же срочно созванный военный трибунал. Вердикт был ясен и до суда. Панченко все время молчал, отказался от последнего слова, он был бледен как смерть и, казалось, потерял рассудок. В камеру его повели по незнакомым коридорам, он вспомнил почему-то коридоры суворовского училища в Ленинграде, по которым он иногда бегал. Это были длинные, очень длинные коридоры, и у преподавателей были удлиненные лица, и погоны на их плечах вытягивались, и полководцы Суворов и Кутузов, и адмирал Нахимов на стенах тоже выглядели неестественно длинными…
Выйдя из дома, Руслановский прошелся вдоль улицы и заметил черточку на фонарном столбе, сделанную красным мелом (и в ЦРУ, и в КГБ красный мел был в большом фаворе), что обозначало срочный вызов на встречу с Машей. Очень некстати: ломались все субботние планы, и прежде всего волейбольная схватка между посольством и торгпредством, в которой резидент, выступавший, естественно, за посольство (хотя мог бы и за торгпредство, тоже нашпигованное его сотрудниками), играл не последнюю скрипку. Как-никак четвертый номер, бич противника у сетки, автор колов, вызывавших угодливые аплодисменты всей советской колонии, обычно собиравшейся на этот матч, дабы поболеть.
Утром посол пригласил его на чисто мужской ланч, такие события давали шанс не только получить дополнительную информацию, но и за бутылкой виски решить некоторые внутренние вопросы, касавшиеся прежде всего отдельных сотрудников КГБ. К одним у посла имелись претензии, что они плохо работают по линии «крыши», другие, наоборот, уже месяцами добивались от посольского завхоза замены расшатанной кровати или истертого дивана, третьи возмущались, что посольство не оплатило полностью расходы на зубного врача.
Последний пункт был особенно острый: бесплатная медицина в Стране Советов автоматически переносилась и на заграницу, однако хитроумные совграждане ухитрялись не только полностью залечивать все свои зубы, но и вставлять золотые и пластиковые, делать мосты и даже новые челюсти, что выливалось в огромные счета. Понаторевшая публика просила зубных врачей проводить новые зубы как пломбы или просто лечение, для американцев это не составляло проблемы, зато в бухгалтерии посольства возмущались злоупотреблениями (кто же оплачивал в СССР золотые зубы?), метали по этому поводу громы и молнии и даже взяли на крючок наиболее активных пациентов. Теперь планы менялись.
Руслановский вернулся домой, выпил для бодрости чашечку кофе и обратился к жене:
— Галочка, давай поедем сегодня за город, возьмем Маринку, подышим воздухом…
Галине не пришлось разъяснять причины изменения планов субботы: жизнь мужа была таинственной и непредсказуемой, она уже множество раз участвовала в операциях, которые для американского наружного наблюдения выглядели как патриархальные загородные прогулки с любованием неповторимыми пейзажами и легким пикником в лесу, на разрешенной властями полянке. Дальше все развивалось по традиционному сценарию: чета с дитем медленно выехала из дома (резидент заботился, чтобы наружники не прохлопали его отбытие и четко зафиксировали содержимое автомобиля), час-другой покатались по великолепным дорогам, выбрали стоянку, на которой уже бывали не раз, там находился и столик, где закусили и выпили кока-колы. После этого все трое двинулись в лес, к речке — никаких подозрительных типов вокруг не вилось. По дороге резидент, подмигнув
Маша уже сидел за столиком и потягивал виски, мрачная физиономия агента не предвещала ничего хорошего.
— Что случилось, Оливер? Зачем вы вызвали меня на экстренную встречу?
— Черт побери! — Уэст не сдерживал своего гнева, хотя и старался говорить тихо. — Вы думаете о моей безопасности? Кто информирован обо мне в КГБ?!
Вопрос был поставлен резко, и опытный Руслановский сразу понял, что произошла какая-то утечка. Однако он был убежден, что конспиративный Катков не нарушил договоренности о «тройке», иначе, черт побери, зачем же он каждый раз мотался в Москву для докладов?
— Ав чем дело? — резидент выигрывал время.
— Это я у вас хочу спросить! Я поставил на карту свою жизнь!
Это прозвучало несколько истерически, видимо, Машу что-то серьезно напугало, в таких случаях по всем чекистским правилам требовалось не скупиться на успокоительные таблетки.
— О вас знает самый узкий круг: я, шеф и его заместитель. Еще сам председатель. Ни машинистки, ни шифровальщики, обслуживающие руководство, в ваше дело не посвящены. Разве вам не докладывают, что я каждый раз вылетаю в Москву после нашей с вами встречи? В моей практике не было такой конспирации…
— Знает ли обо мне Гусятников?
— При чем тут Гусятников? Он же всего лишь заместитель Карцева. Естественно, Карцев о вас не знает, не говоря о заместителе.
— Дело в том, что Гусятников попросил политического убежища в Риме и совсем недавно встречался с руководителями ЦРУ здесь в Лэнгли.
Новость огорошила резидента, и он попросил Оливера заказать двойную порцию любимого «бурбона» (сам не сделал этого по профессиональной привычке: английский язык Руслановского не отличался совершенством и выдавал иностранца, вообще с официантами лучше общаться через агента).
— Мне об этом ничего не известно, но я уверен, что он не в курсе…
— Ну и дела… — чуть успокоился Уэст.
А Руслановский мысленно матерился последними словами: вот тебе и мудрый Центр, хоть бы проинформировали для порядка о бегстве Гусятникова! Почему он сбежал? Может, его завербовал Карцев? Уэста, слава богу, он не знает, зато он прекрасно осведомлен обо всех сотрудниках и в Вашингтоне, и в Нью-Йорке, и в Сан-Франциско. Да и почти вся агентура ему хорошо известна, пожалуй, кроме научнотехнической, проходившей по другому управлению. Вот это удар! Тут принесли «бурбон», не доставивший в этих обстоятельствах особой радости.
— Но все равно я очень недоволен вами, даже возмущен, — продолжал Уэст. — Своими действиями в Москве вы поставили меня под удар. Умер Соколянский, — возможно, вы его нейтрализовали; ушел в отпуск Карцев, умчался в Куйбышев генерал, наша дама в отделе кадров переведена на другую работу. Что это? Цепь случайностей? Идиоту понятно, что за всем этим стоит КГБ! Вы понимаете, что делаете? Зачем вы рубите сук, на котором сидите?
— Но ведь вполне естественно, что люди умирают или переходят на другую работу… — неуверенно начал Руслановский, а сам продолжал мысленно чертыхаться: вот говнюки! вот суки! вонючие дилетанты! Кто же так поступает?