Блеск
Шрифт:
— Тыразвлекаешься, — твердо ответил он, придя в себя. Он отвернулся от жены, не желая больше созерцать написанную на её лице ненависть, и, уходя, добавил, почти чтобы утвердиться в собственном превосходстве: — Не я.
Он почти ожидал, что она кинется вслед за ним, и с облегчением вздохнул, поняв, что его догоняет лишь эхо собственных шагов. Путь, которым он шел, был ему не совсем знаком, поскольку, хотя Генри и жил здесь всю жизнь, дом был весьма большим и запутанным, да и в годы беззаботной юности младший Шунмейкер редко заходил в деловую епархию отца. Для старика эти комнаты были священны и поэтому мало интересовали Генри. В любом случае, если требовались деньги, всегда существовали более легкие пути их раздобыть.
— Да, каждый вдовец полагает, что ему требуется молодая жена, чтобы заменить безвременно почившую, — вещал Шунмейкер-старший. — Но только до того, как она начинает отдавать все его деньги портному и перестает заботиться о ведении хозяйства, если вообще когда-то о нем думала!
Генри переступил через порог и вошел в комнату, полную мужчин в темных пиджаках. Все курили сигары и в облаках дыма казались тенями. Большинство были старше Генри: деловые партнеры отца и недавно появившиеся близкие друзья из политических кругов. Развращенность наложила отпечаток на их раздутые животы и красные лица. И отец Генри, чей нос алел во всем великолепии, не был исключением.
— Генри… — Отец заметил сына, прежде чем тот успел заговорить, и в голосе старшего Шунмейкера прозвучала неуверенность: стоит ли изобразить радость при виде почетного гостя или же разъяриться от того, что молодой солдат не потрудился к началу приема подобающе одеться и расчесать волосы. — Сигару?
— Нет, папа, мне нужно кое-что тебе сказать, а затем я уйду. Но не думаю, что смогу остаться на твоем приеме.
Присутствующие повернули к ним головы, изумленно округлив глаза. Они заложили сигары во рты в ожидании ответа непревзойденного Уильяма Сакхауза Шунмейкера. Влиятельный же человек расправил плечи, не отрывая глаз от сына. Спустя несколько секунд его лицо расплылось в улыбке:
— Что… Разве сегодня тебе необходимо участвовать в бою?
Гости расхохотались. Генри уставился в пол и сунул руку в карман брюк.
Он дождался, пока утихнет смех, и посмотрел отцу в глаза:
— Я не такой уж и солдат, верно?
— Ладно тебе, Генри, я лишь…
Но Генри не желал слышать ободрений и перебил отца прежде, чем тот успел извиниться:
— Я не могу остаться, потому что завтра уезжаю из Нью-Йорка. Корабль в Париж отплывает в полдень. И я буду там, вместе с Дианой Холланд. Видишь ли, я люблю её, а не Пенелопу. Я женился на мисс Хейз, потому что думал, что у меня получится жить спокойно под фальшивым фасадом респектабельности, но больше не могу этого выносить. — Лицо старшего Шунмейкера побелело — предположительно, от ярости — и он медленно опустил руку с сигарой. — Я больше не могу лгать о своем браке и службе на благо страны. Не хочу притворяться героем Тихого океана, когда вы все знаете, что на самом деле я поехал на Кубу уже после того, как испанцы потерпели поражение, и не сделал ни единого выстрела. Если Пенелопа захочет, она вправе развестись со мной или же продолжать этот фарс, называя себя миссис Генри Шунмейкер. — Генри презрительно махнул рукой и понял, что рад показать себя мужчиной на глазах у друзей отца. Он постепенно повышал голос, объявляя о своих намерениях и переживая минуту славы, давая старику понять, что тот больше ничего не сможет сделать, и его насмешки и угрозы лишить сына наследства отныне мало что значат для Генри. В эту минуту молодой человек упивался свободой, выше которой была, возможно, лишь та, что он чувствовал в объятиях Дианы. Радуясь произведенному впечатлению, о котором будет жалеть до конца своих дней, он выхватил из опущенной руки отца наполовину выкуренную сигару и взял её в зубы. — Мне все равно, — закончил он, — тем более что, как бы там ни вышло, я не стану этому свидетелем.
В комнате воцарилась тишина. Стена мужчин в смокингах
Но затем на плечо Генри обрушилась колоссальная масса, и в следующую секунду он понял, что отец не смог удержаться на ногах. Он попытался поднять старика, и несколько секунд мужчины действительно боролись: тяжелое тело Уильяма стремилось к земле, а молодой и стройный Генри пытался преодолеть силу тяжести и удержать отца в вертикальном положении. Старик хрипел и хватал ртом воздух. Шли секунды, и Генри больше не смог поддерживать отца — тот рухнул на пол, и сын тут же опустился рядом с ним.
— На помощь! — закричал Генри, обращаясь ко всем элегантно одетым мужчинам, чьи карманные часы мерцали в льстивом приглушенном свете. — Кто-нибудь, позовите врача!
Послышался шорох, перешептывания, и наконец кто-то отправился за доктором. Выкрашенные в черный цвет волосы Уильяма Шунмейкера растрепались, лицо раскраснелось от нехватки воздуха.
В его глазах плескались страх и ярость, но при взгляде на сына эти чувства сменились чем-то иным. Генри, как ребенок, захлопал ресницами и положил руку на сердце старика, словно это чем-то могло помочь. Из толпы вышел человек и подошел к лежащему на полу патриарху.
Генри поднял глаза и увидел высокую фигуру Иеремии Лоуренса, поверенного Уильяма Шунмейкера.
— Он умер, — объявил Лоуренс, и ещё до того, как снова взглянуть на отца, Генри понял, что это правда.
Глава 23
Сочетание европейского титула и американских денег уже настолько проверенный способ заключения удачных союзов, что вряд ли стоит об этом говорить, хотя следует помнить, что в Европе другие нравы и матери должны быть осторожны во время ухаживания, чтобы юные леди не поддались пришедшему с Континента упадку нравственности.
— Так кто из этих парней мой соперник? — спросил принц, с заговорщическим видом склонившись к Пенелопе и ненадолго задержав взгляд на гладкой белой коже её декольте, прежде чем рассмотреть остальных гостей. Белая газовая юбка ниспадала до пят молодой миссис Шунмейкер, а свет люстры играл на унизывающих руки кольцах и браслетах.
— Сегодня мистер Шунмейкер ведет себя странно, — ответила она, наслаждаясь звучанием слова «соперник». От этого комплимента она чувствовала себя будто покрытой золотом. — Поэтому не думаю, что вы встретитесь.
— А. — В глазах принца плясали искорки, когда он вновь перевел взгляд на Пенелопу, и хотя она не была уверена, но ей показалось, что он провел рукой по задней поверхности её бедра. В синем военном кителе принц выглядел особенно жестким и сильным. — Значит, тем больше достанется мне? — продолжил он уже более тихим и плотоядным голосом.
Гости Шунмейкеров перешли ко вторым бокалам шампанского, и обстановка постепенно становилась праздничной. В разгар лета все хотели показать себя и насмотреться на общество, прежде чем отправиться в круизы по Ривьере и загородные особняки в Ньюпорте пережидать август. Спрятавшись за веером, Изабелла что-то шепотом рассказывала Брэдли, и Пенелопа поняла, что если мачеха завела любовника, то ей не стоит доверять. Уже сейчас она, вероятно, дословно пересказывала слова Пенелопы о принце Баварии человеку, которому не было нужды беречь свою репутацию.