Блистательный Гильгамеш
Шрифт:
А может быть и специально я завернул к ее дому — ведь я давно уже понял: день для меня без радости, если я не увижу эту приветливую девушку. Она жила в бедном домишке с дырявыми глиняными стенами вместе с матерью — слепой и дряхлой.
Много лет назад, был я тогда еще учеником, мой отец встретил при входе в город слепую женщину с лицом, на котором едва зажили раны. Женщина держала за руки двух девочек, одну, постарше, звали Шамхат, другую — Алайя. Ее мужа, пастуха и охотника убила тигрица, и та же тигрица провела когтями по лицу женщины. Добрые
Обычно человек, попавший в такую беду, продает себя в рабы, навсегда или на несколько лет. Но кому нужна слепая рабыня? Продать же девочек женщина отказалась, да и слишком малы они были тогда. Отец вместе с соседями как мог, помогал ей. Им нашли даже дом, в котором незадолго до этого умерли все жильцы от неизвестной болезни и его никто не спешил занимать. Слепая оказалась искусной в вязании сетей и кое-как они жили в том доме. Я же нередко приносил им завернутые в лист теплые лепешки из нашего очага. С годами старшая дочь, Шамхат, превратилась в знаменитую городскую красавицу, веселую женщину, радующую мужчин при храме Иштар. У женщины, не вышедшей замуж, одна дорога — в храм богини любви.
Мысль, что и младшую, Алайю, ждет тот же путь, не давала мне спокойно жить уже давно, но я не смел заговорить о том в собственном доме, потому что и наша семья неожиданно обеднела.
Я поднимался по узкой улочке, где с трудом расходятся два осла, здесь прохожих не было, и мне не надо было стыдиться их взглядов. И хотя я должен был спешить в храм, я заглянул к Алайе.
— Аннабидуг! — радостно встретила меня девушка, — я ждала тебя с утра, как хорошо, что ты пришел. — Она оглядела мою одежду — кусок грубоватой шерстяной ткани, плохо выбеленный, брошенный через плечо. — Я подумала, вдруг тебе понадобится вооружение и приготовила его.
— Вооружение? — переспросил я растерянно, потому что лучшего подарка мне не мог бы в этот день дать никто.
— Смотри, я связала для тебя боевую ловчую сеть, сшила из кожи шлем и защитную кожу на грудь, ничего что кожа из кусков — зато она толстая, бычья, и ее не так-то легко пробить.
Она одна помнила, как искусен я был в набрасывании ловчей сети!
— Когда ты успела все это приготовить? — поразился я. Или ты не исполняла дневные работы, как все другие женщины города?
— А разве ночью не светит луна? — засмеялась в ответ Алайя. — Или ты об этом забыл? Луна мне и помогала. Или ты не мечтал об оружии, поднимаясь по моей улице к храму?
— Я… Я мечтал, — проговорил я растерянно.
— Так надевай же быстро его и становись вместе с воинами, которых поведет Гильгамеш. Только помни, что в этом городе есть девушка, которая просит богов сохранить твою жизнь…
Одного мгновения хватило мне, чтобы надеть боевой кожаный шлем, защитную кожу на грудь и взять ловчую сеть.
— Удачи тебе, рыбак! — крикнула Алайя на прощание, когда я уже спускался по ее улице к городским воротам.
На площади недалеко от ворот Гильгамеш строил
Он сменил одежды жреца и царя на одежды воина. Золотой шлем ослепительно блистал на его голове. С огромной палицей в руках, на конце ее был круглый тяжелый камень, усаженный бронзовыми шипами, с длинным кинжалом на кожаной перевязи, он был могуч и прекрасен.
Уже через открытые ворота выбежали легко вооруженные воины-копьеносцы. Они оттеснили врагов от прохода. За ними на колесницах, каждую из которых несла четверка боевых ослов, промчались лучники. За ними Гильгамеш отправил отряд тех, кто искусно владел сетью.
— Сети хороши против диких людей, — сказал Гильгамеш. Запутавшись в них, они станут так истошно кричать, что напугают каждого из своих. Я же с отрядом самых быстрых пробьюсь к вражеским кораблям и подожгу их. Это нагонит страху на все войско. Вражеские воины станут бессмысленно метаться между кораблями в надежде их потушить. Но я не задержусь около кораблей. Пусть они горят без меня, а враги их тушат. Сразу от кораблей мы пробиваемся к Агге и захватываем его в сети. Потому я и поставил самых искусных ловцов рядом с собой. — Так Гильгамеш обращался к воинам. И каждому отряду он объяснял, где и как драться с врагами. А воинами стали в этот день многие из горожан.
И тут Гильгамеш увидел меня.
И тут Гильгамеш увидел меня. И во второй раз за день заговорил со мною.
— Аннабидуг! — удивился царь. — Или ты забыл, что твое место в храме? Кто позволил тебе сменить одежды жреца на снаряжение воина? Передай сеть другим и отправляйся на место своего служения.
В другой день я не осмелился бы спорить. Также, как и снять одежды, в которые торжественно одели меня при посвящении. Но этот день был единственный, не похожий на другие.
— Гильгамеш, царь мой, наш предводитель. Разве ты сам не сменил одежды верховного жреца на одежды воина? Разве не в твоих руках боевое оружие? Позволь же и мне защитить мой город с помощью сети, которой я научился владеть с детства, и ты сам знаешь, как я ею владею!
Все смотрели на меня с ужасом. Не каждый день младший слуга бога Ана спорит с самим верховным жрецом.
Но Гильгамеш неожиданно рассмеялся и хлопнул меня по плечу рукой, затянутой в защитные кожи.
— Я знаю, Аннабидуг, твою смелость. Будешь в моем отряде и докажешь, что владеешь сетью так же искусно, как тростниковой палочкой.
Как я ему был благодарен в этот миг!
А он уже повернувшись к очередному отряду громко командовал:
— На битву! К воротам!
Я же шагнул ближе к Гильгамешу.
Я же шагнул ближе к Гильгамешу. В руках у меня была боевая сеть. Кто-то незнакомый протянул мне пояс с бронзовым кинжалом.
— Смотри же, не упусти главную рыбу, — сказал Гильгамеш, еще раз мне улыбнувшись, — на простых воинов сеть не трать: наше дело — поймать самого царя.
Крики многих людей, стоны, глухие удары слышались из-за ворот.