Блистательный Химьяр и плиссировка юбок
Шрифт:
Но ранее всего следовало перетащить в «Голдене Медине» всю мишпуху (это слово в еврейской среде объяснять не надо, скажем только, что происходит оно от ивритского «мишпаха», что значило «род»). Во-первых, чтобы чувствовать себя совсем дома — родни тогда у евреев хватало, а чтобы у кого-нибудь был всего один ребенок — кто такое видел? Ближайшими родственниками считались и двоюродные, и троюродные братья и сестры, а потом — ибр дер ям (за морем) — и все уроженцы одного штетла или какого-нибудь подкарпатского села. Вот вам, считай, целый нью-йоркский дом, а то и часть улицы!
Во-вторых, можно было строить свою синагогу — унзере шил (шул — для тех, кто настаивает
Если, конечно, свой резник-шойхет уже успел приехать…
Можно считать, что благосостояние новоприбывших в Америку постоянно улучшалось, хоть и было ему еще куда как далеко до среднего американского уровня! Но люди мерили не по «Голдене Медине», а по родной Хацапетовке. Доказательством этого возросшего уровня может служить то, что, выписав в Америку всю мишпуху, своего ребе, шадхена и бадхена, резника-шойхета, начали выписывать и целые оркестры клезморим. Клезморим на идише (единственное число — клейзмер) значит оркестранты еврейских национальных оркестров. И правильно, поскольку так и употребляют это слово в Европе и в Америке (а если в Африке где-нибудь слушают клейзмерскую музыку, то и в Африке тоже, а за Австралию я вам ручаюсь).
Хотя вообще-то на иврите «клей земер» значит дословно «музыкальные инструменты». Но, поскольку вряд ли кто когда видел, чтобы инструменты играли без людей, признаем полную и абсолютную правоту идиша.
Почему мы связываем массовую иммиграцию клезморим с возросшим уровнем благосостояния? А потому лишь, что к прекрасному способен тянуться только более-менее сытый человек.
У голодного — «а хунгерман» — хватает цурес и без музыки…
В конце XIX — начале XX века еврейская жизнь в «Голдене Медине» просто била ключом, особенно в Нью-Йорке. Почему именно в Нью-Йорке, ведь «Голдене Медине» велика? Да потому, что именно сюда, на остров Слез — Эллис-Айленд, — прибывали корабли с иммигрантами из Европы. И именно на этом острове придирчивые чиновники определяли, кому можно въехать, а кому — от ворот поворот. Придирались к евреям, итальянцам, украинцам, португальцам и прочим испанцам. Выходцев из Северной и Западной Европы пускали легко.
Не пускали больных глазами и легкими. Все равно большинство, отмаявши свое на острове Слез, попадали в Америку. За многих ручались родственники, а как вы знаете, у евреев близким родственником считается и троюродный брат жены двоюродного брата первой жены шурина. (У итальянцев, кстати, это примерно так же, так что и они попадали.)
Тут уж начинался важный этап оформления документов. Чиновники же, как и полагается англоязыким людям (даже если их дедушка по-английски еще ни одного слова не знал), не в силах были произнести или записать ни одного неанглийского слова. Иммигранты обычно говорили на идише (хорошо) и по-русски с сильным еврейско-украинским прононсом (плохо). И написать свою фамилию они умели или справа налево, или слева направо, но только не латинскими буквами. Хорошо еще, когда фамилия простая и всем — даже в Европе — известная, скажем, Коган. Так вот и ее можно было записать: Kogan, Cogan, Kohn, Kohen, Cohen, Koen и Coen.
Причем два первых написания для англоглазого читателя выглядели — вы не поверите! — как ирландские. Сказать бы об этом кому-нибудь в Житомире!
Но это просто Коган. А что делать с Доморощинером, Черномырдиком или, к примеру, Погориллером?
— У нас, — объясняет бедняга, — полсела
В результате попыток записать скопище дико звучащих для англосаксонского уха звуков и появилось множество американских еврейских фамилий. Некоторые из них стали впоследствии даже очень респектабельными.
Тут надо чуть остановиться и напомнить, что конец позапрошлого — начало прошлого века было временем, когда масса штетл-иден — местечковых евреев — еще не полностью привыкла к необходимости иметь фамилии (в чем очень недалеко ушли от российских крестьян) и рассматривала их зачастую как очередную гойскую выдумку, придуманную специально, чтобы затруднить жизнь фар ди гитэ иден — добрым евреям. А потому мало кто из них задумывался о сохранении наследственного имени и прочих халеймес.
Настоящее имя в местечке — это, скажем, Мотл, сын Песи-канторши. (Поскольку кантор на идише — это хазан, можно предположить, что по паспорту фамилия всем нам известного мальчика Мотла была Хазанов. Мотл Хазанов. Или, живи он в наше время и в нашей стране, даже Михаил Хазанов.) А уже совсем настоящее имя, это как в синагоге вызывают к чтению Торы: Довид бен Ицхок. Поэтому никто не протестовал против очередного перла, выходящего из-под пера иммиграционного чиновника. Все равно это все ненастоящее!
Итак, приезжает в Америку некто Довид-Ицхок Клейн (а можно Кляйн, т. е. маленький), причем это прозвище у него только потому, что в местечке из трех Довид-Ицхоков он был самого малого роста. Чиновник пишет Klein или Kline, а то и вообще Cline, а там недалеко и до Clean, что значит «чистый» и выглядит «чисто по-американски».
Пройдет лет двадцать, и сын приехавших Клейнов переведет фамилию и станет просто Little. И кто потом подумает, что его папа приехал из Нижней Хацапетовки? Что вы, my daddy, прямо с корабля «Мэйфлауэр» [1] …
1
Судно, на котором англичане, основавшие первое британское поселение в Северной Америке, в 1620 г. пересекли Атлантический океан. — Прим. ред.
Если фамилию и писали правильно, то все равно по-английски она читалась не так, как в Восточной Европе. Возьмем простой случай. Ваша фамилия Шпрингштейн, простая нормальная еврейская фамилия. Навязали ее в Галиции, скажем, австрийские чиновники, когда обязали всех евреев иметь звучащие по-германски фамилии, и написали: Springstein. А по-английски читать получается Спрингстин. То есть в Америке всем ясно, что это такое, а для местечка Бучач — что-то необычайно иностранное. Еврейские первооткрыватели Америки объясняли обычно так:
— Дус ис майн хавер мистер Брюс Спрингстин. Вер-вер! Вус хейст вер? Но, Борух Шпрингштейн бен реб Йосл фин Бучач!..
Что, как уже поняли терпеливые читатели этих заметок, значит:
— Это мой друг мистер Брюс Спрингстин. Кто-кто! Что значит кто? Ну, Борух Шпрингштейн, сын реб Йосла из Бучача!..
Так Зильбер становился Силвером, Зильберштейн — Силверстоуном. Голд, правда, оставался Голдом, зато Гольдман вырастал в Голдмэны.
Самое же в этом занятное, что любой Силверстоун звучит для просто американцев точно так же, как для русских Зильберштейн. И ничего другого…